Путь воина - Багдан Сушинский

41

Оказавшись по ту сторону обводного рва, баронесса осадила коня и оглянулась. Замок показался ей чужим, мрачным и неприступным. У нее было такое ощущение, что, покинув его сейчас, она уже никогда не сможет вернуться в его стены, ибо ворота этого каменного чудовища навсегда останутся закрытыми для нее.

Решив, что фон Вайнцгард заметила что-то подозрительное на опушке соснового леска, кирасиры-телохранители обошли ее и, выхватив сабли и пистоли, предстали между сосняком и баронессой. Однако Лили никакого значения их маневрам не придала. Загнав коня на небольшую подковообразную возвышенность и развернув его, она отыскала взглядом черный полукруг «башни Лили», который оттуда, из ложбины, отыскать не могла.

Творение мастера Гутага мрачно высилось на краю плато, самоубийственно засматриваясь в глубину каньона, порождавшую стремнину бурлящей реки. «По-настоящему башня рождается не тогда, когда ее закончит мастер, а когда родится первая легенда о ней», — вспомнились слова старого творца цитаделей.

Если окажется, что с обозом, о котором сообщил ей парнишка из ближайшего села, в самом деле прибывает граф — можно считать, что легенда уже зародилась, а значит, мастер Гутаг был прав. К тому же пророческим стало и ее предсказание относительно того, что лейтенант королевских мушкетеров появится именно тогда, когда завершится строительство башни. Видно, в очередной раз сработало женское предчувствие, приравненное Всевышним к провидению.

Преодолев небольшой лесок, подковообразно охватывающий подножие плато, всадники свернули с дороги и направили коней к Сторожевому холму, на вершине которого все еще бредили веками и вечностью руины дозорной башни. В былые времена на обведенной земляным валом башне постоянно находился дозорный, звуком боевых труб уведомлявший обитателей Вайнцгардта о приближении важных гостей и не менее важных врагов. Вспомнив об этом, баронесса решила, что традицию следует возродить, поскольку ни врагов, ни гостей у замка не уменьшилось.

— Кого ждем? — поинтересовался младший из братьев, Отто, придерживая коня на рассеченном ливнями пригорке неподалеку от холма.

— Графа.

— Какого еще графа?

— Французского.

— Какого «французского»? — невозмутимо допытывался Отто, давно привыкший к односложности ответов старшего брата.

— Королевского мушкетера, — почти по складам произнес Карл, выражая тем самым яростное неудовольствие тем, что брат задает вопросы именно тогда, когда задавать их совершенно бессмысленно.

— Неужели д’Артаньяна? — удивленно повел подбородком Отто, хотя удивлялся он крайне редко.

Он давно привык к тому, что жизнь, со всеми ее тревогами, усладами и нелепостями, проходит как бы мимо него, разбиваясь о сознание старшего брата, как морской прибой — о гранитную скалу. Самого Отто вполне устраивало бытие фантома: ему велели — он исполнял; на него нападали — рубился умело и почти виртуозно, одинаково хорошо владея копьем, мечом и кавалеристской саблей. Если же, захватив за талию одну из дев, Карл движением подбородка указывал на ее подругу: «Бери эту», мгновенно подхватывал и усаживал в свое седло или, когда действие происходило в трактире, — себе на колени.

— В прошлый раз баронесса дождалась этого француза на плато у замка, — безо всякого осуждения напомнил он Карлу.

— В прошлый раз — да. Вот только дожидаться его баронессе становится все труднее.

— Этого француза?! — легкомысленно не поверил ему Отто, скабрезно ухмыльнувшись в жидковатые рыжие усы. Он никогда не позволял себе осуждать решение баронессы, однако никто не мог запретить ему отвести душу на мушкетере. — Здесь, в благословенной Германии, где столько достойных рыцарей?! — что-то не складывалось в сознании кирасира. — Такого не может быть!

— Воля баронессы, как и воля Всевышнего, сомнениям не подлежит, — холодно возмутился старший из Кобургов. — Рыцарю это следовало бы знать.

— Даже когда воля баронессы противоречит воле Всевышнего.

Карл внимательно присмотрелся к ничего не выражавшему выражению лица брата: «Наконец-то взрослеет! Ему бы еще немножко поумнеть!».

42

Лес расступился неожиданно, и по ту сторону равнины, на возвышенности, возникли очертания могучего, хорошо укрепленного замка. Сверкая на солнце серебристой кровлей своих башен, шпилей и дворцовых строений, он восставал на высоком горном плато, как ниспосланная вернувшимися на землю атлантами корона, увековечивающая древний род Вайнцгардтов, германскую империю, мощь непоколебимого в своей воинственности и воинственного в своей непоколебимости тевтонского духа.

— Граф, — указал Стомвель острием сабли на зеленеющий чуть в стороне от плато, на берегу реки, высокий шлемообразный холм. — Взгляните на это зрелище. Чтобы хоть раз, хоть на мгновение, увидеть его — стоит пройти с боями пол-Европы. Это я вам говорю, капитан Стомвель.

Поглощенный завораживающим видением замка Вайнцгардт, лейтенант только теперь обратил внимание на возвышенность, на которой постепенно вырисовывалась фигура всадницы. Восходя на вершину, она очерчивалась все отчетливее, и в ярких лучах восходящего солнца накидка ее постепенно проявлялась, наливаясь пурпурными отблесками зари, маня и очаровывая…

Обоз вытекал из-под огромного солнечного овала словно из-под мельничного колеса. Наблюдая за группой всадников, Лили фон Вайнцгардт пыталась разглядеть среди них знакомый силуэт, но озаренные утренними лучами конники были похожи на вырастающие из утренней дымки привидения. Она не могла слышать, как, указав в ее сторону острием клинка, капитан Стомвель спросил, обращаясь к д’Артаньяну:

— Вы не знаете, граф, кто это там предстает перед нами в пурпурном плаще?

— В любом случае этот рыцарь мало напоминает главаря разбойников.

— А, судя по тому, что мы приближаемся к владениям фон Вайнцгардтов, — прокричал капитан, который вырвался далеко вперед и уже успел рассмотреть в пурпурном всаднике женщину, — то будь я воспет всеми ангелами небесными, если это не владелица замка баронесса Лили!

Ему что-то прокричали в ответ, однако Стомвель не стал прислушиваться к словам своих спутников. Забыв о такте и приличии, капитан помчался к подножию сторожевой башни с таким пылом, словно женщина в пурпурном одеянии вышла из замка только для того, чтобы приветствовать его и обоз. Вслед за ним, очевидно, на правах хозяина, отвечающего за безопасность своих спутников-гостей, помчался и капитан Кроффель.

— Не боитесь опоздать, д’Артаньян? — вежливо поинтересовался виконт де Морель, как всегда в подобные минуты оказавшись рядом с лейтенантом мушкетеров. — Слишком уж бодро ринулись эти наши капитаны навстречу даме в пурпурном.