Жизнь Марианны, или Приключения графини де *** - Пьер Мариво

— Нет, дорогая матушка, откажитесь от этой мысли,— отвечала я, бросившись перед ней на колени.— Я теряю богатство и почести; но мне они ни к чему; это не для меня, я недостойна их. Разделив их со мною, господин де Вальвиль сделает меня всеобщим посмешищем, да еще и сам прослывет малодушным чудаком. Зачем подвергать такому несчастью человека молодого, с большим будущим, надежду знатного рода? Ему придется, может быть, даже покинуть родину из-за брака с безродной девушкой, которую вы извлекли из неизвестности и чье приданое составляют одни лишь ваши благодеяния! Примирится ли свет с подобным браком?

— Что она говорит? Что ей взбрело в голову? Откуда она все это взяла? — восклицала госпожа де Миран, не давая мне говорить.

— Умоляю выслушайте меня до конца, сударыня,— настаивала я.— Ведь если есть во мне что-нибудь достойное вашей доброты — это мое сиротство и бедность. Дорогая матушка, вы так заботились и по сей день заботитесь обо мне, позволяете называть вас матерью, сами оказываете мне честь, называя меня своей дочкой, и опекаете меня истинно по-матерински; разве это не удивительно? Кто и когда был так великодушен? Не достаточно ли почтены мое сиротство и бедность? Нужно ли простирать милосердие настолько, чтобы женить на мне вашего сына? И хорошо ли превращать нищету в своего рода приданое? Нет, дорогая матушка, нет. Пусть сердце ваше признает меня дочерью, я могу принять это звание, и никто нас за это не осудит; но не скрепляйте ваш дар законом — это не для меня. Правда, я поддалась обаянию вашей доброты; мне казалось, что все преодолимо, что все возможно; избыток счастья помрачил мой рассудок, заглушил все сомнения. Но так продолжаться не может: все негодуют, все шумят, и я лишь пересказываю речи, какие приходится выслушивать господину де Вальвилю; со всех сторон он слышит насмешки и терпит всевозможные обиды. Хотя он скрывает это от меня и от вас, но он озабочен, даже испуган, и он прав, а если бы даже его это не тревожило, то должно было тревожить меня ради него и ради меня самой. Ведь вы меня любите, желаете мне счастья, а я сама обманула бы ваши ожидания, вашу нежность, которые так дороги мне; я обманула бы их, согласившись выйти замуж за господина Вальвиля. Разве смогу я быть счастлива, видя, что он несчастен, что он презирает меня, ненавидит — как утверждают некоторые? О, боже, он возненавидит меня!

Тут слезы хлынули у меня из глаз, и я не могла продолжать.

Вальвиль, который несколько раз безуспешно порывался сказать что-то, вдруг встал с места в большом волнении и вышел вон из гостиной; никто не удерживал его, никто не спросил, почему он уходит.

Госпожа де Миран сидела неподвижно, словно каменная. Госпожа Дорсен не поднимала глаз, с печальным и задумчивым видом. Мадемуазель Вартон, с тревогой ожидая, что я еще скажу, изо всех сил старалась сохранять спокойствие и ничем себя не выдать; все мы, по разным причинам, не могли вымолвить ни слова.

А я, обессилев после долгой речи, горько плакала, уткнувшись лицом в колени госпожи де Миран.

Обе дамы долго молчали после ухода Вальвиля. Наконец госпожа де Миран проговорила с горестным изумлением:

— Дитя мое, так он больше не любит тебя?

Я ответила ей потоками слез. Она и сама заплакала. Госпожа Дорсен не осталась безучастной; волнение ее было чрезвычайно. Я слышала, как мадемуазель Вартон тоже слегка вздохнула: раз вокруг плачут, нельзя же не разделить общую печаль. И снова воцарилось молчание.

Госпожа де Миран заливалась слезами, крепко сжимая меня в объятиях. Это растрогало и взволновало меня, так что всхлипывания мои перешли в отчаянные рыдания, и я бросилась в кресло.

— Полно, полно, успокойся, детка,— сказала мне госпожа де Миран,— у тебя остается мать, разве она совсем не идет в счет?

— Ах, о ней я больше всего горюю! — ответила я прерывающимся от рыданий голосом.

— Зачем же о ней горевать? — продолжала она.— Теперь она твоя мать еще больше, чем до сих пор.

— А я,— подхватила госпожа Дорсен со слезами на глазах, но твердым голосом,— ваш друг, и в тысячу раз больше, чем прежде. По правде сказать, сударыня, мне жаль не ее, а господина де Вальвиля, он понес невозместимую утрату.

— Конечно,— сказала госпожа де Миран,— он навеки потерял мое уважение. Но скажи, Марианна, как ты узнала, что он полюбил другую? — продолжала она.— Кто тебе сказал об этом, если не он сам? Знает ли кто-нибудь особу, ради которой он нарушил свое слово? Кто она, что оказалась достойной его предпочтения? Может ли она выдержать сравнение с тобой? Чем она надеется его удержать? Скажи, тебе известно, кто она?

— Это вы узнаете позже, матушка; ведь придется же ему в конце концов открыть вам, кто она,— ответила я,— и не требуйте, умоляю вас, дальнейших объяснений.

— Мадемуазель,— обратилась она тогда к моей сопернице,— вы дружите с моей дочерью; не сомневаюсь, что вы осведомлены обо всем, она безусловно поделилась с вами своей тайной; не заблуждается ли она? Действительно ли у моего сына новое увлечение? Я несколько раз посылала Вальвиля в монастырь; не там ли он познакомился с этой особой?

Мадемуазель Вартон надо было быть много старше и много опытнее, чтобы встретить во всеоружии подобный вопрос. Она не выдержала испытания и так густо покраснела, что обеим дамам сразу открылась истина.

— Я все поняла, мадемуазель,— сказала ей госпожа де Миран,— вы, конечно, очень милы; но после того, что случилось с моей дочерью Марианной, не советую вам слишком полагаться на любовь моего сына.

— Я не ожидала от вас, сударыня, ни этого сравнения, ни подобного совета,— ответила мадемуазель Вартон, которой уязвленная гордость вернула самообладание.— Что касается любви вашего сына, то в данных обстоятельствах я считаю ее оскорбительной для себя; мне казалось, что и вы будете о ней такого же мнения. Однако, сударыня, уже поздно; мне пора вернуться в монастырь, будьте так добры, прикажите доставить меня туда.

— Вы можете не сомневаться, мадемуазель, что я провожу и доставлю вас сама,— ответила госпожа де Миран. Затем, обратившись к госпоже Дорсен, она добавила: — Пожалуйста, не торопитесь уезжать, сейчас я велю заложить карету и вернусь через каких-нибудь четверть часа, надеюсь, я застану вас здесь с Марианной.

— Охотно,— согласилась госпожа Дорсен. Но я была другого мнения.

— Матушка,— сказала я еще слабым голосом,— для меня нет ничего приятнее вашего общества; это самое большое мое счастье, и другого мне не нужно. Но подумайте, вечером вернется господин де Вальвиль, и я снова увижу его; если вы не хотите, чтобы я умерла, не подвергайте меня такому испытанию хотя бы сегодня. Вы сами раскаетесь, что оставили меня в своем доме, это не сулит вам ничего, кроме огорчений. Я знаю, матушка, как вы меня любите, и хочу оградить вашу нежность, оберечь ваше доброе сердце; поверьте, я правду говорю, иначе разве стала бы я отказываться от вашего общества — единственного моего прибежища в тяжелую минуту. Но когда господин де Вальвиль примет окончательное решение, когда он будет женат, для меня не останется иного счастья, как быть подле моей матушки.