Двести лет вместе (Часть 1 - В дореволюционной России) - Александр Солженицын

Против того, что якобы кипит народный гнев, возражает депутат Фридман: "На этом тёмном фоне еврейского гнёта светлым пятном выделяется одно бытовое явление, которое я не могу обойти молчанием: это есть отношение русского населения внутренних губерний к евреям-беженцам, которые прибыли туда". Эти беженцы-евреи "встречают гостеприимство и помощь". Это "залог нашего будущего, залог нашего единения с русским народом". Но настойчиво винит во всех еврейских злоключениях - правительство, и снова до той высоты обвинения, что "погромы никогда не происходили, когда этого не желало правительство". И, через членов Государственной Думы, "я обращаюсь ко всему 170-ти-миллионному населению России... вашими же руками хотят занести нож над еврейским народом в России"93.

На это звучал ответ: да знают ли депутаты Думы настроение страны? "Страна не пишет в еврейских газетах, страна страдает, работает... и бьётся в окопах, вот там страна, а не в еврейских газетах, где сидят незнакомцы, работающие по неизвестным директивам". И уже вплоть до: "Зависимость печати от правительства это есть зло, но есть ещё большее зло: зависимость печати от врагов русского государства"94.

Как и предчувствовал Шингарёв, для либерального думского большинства теперь было бы нежелательно эти прения по еврейскому вопросу продолжать. Но уж как потянули цепь - её не остановишь. И потащился хвост и хвост выступлений на 4 месяца, до полного закрытия осенней сессии, то и дело прорываясь между другими текущими делами.

Нет, обвиняли правые Прогрессивный Блок, в Думе не будет борьбы с дороговизной: "С банками, с синдикатами, стачками промышленников вы бороться не будете, ибо это значило бы, что вы стали бороться с еврейством". А вот, мол, продовольствие Петрограда "сдан[о] был[о] обновленческой управой на откуп двум иудеям - Левенсону и Лесману", Левенсону - снабжение столицы мясом, а Лесману - продовольственные лавки, и он нелегально продавал муку в Финляндию. И ещё много других примеров поставщиков, вздувающих дороговизну95. (Обелять перекупщиков никто из депутатов не взялся.)

А дальше - не могло не докатиться обсуждение и до жгучей во время войны проектной нормы. Как мы видели, она была возобновлена после революции 1905 года, но шаги к ослаблению её начались широким применением практики экстерна за гимназию и разрешением сдавать государственные экзамены евреям-медикам, получившим заграничные дипломы; и с дальнейшими послаблениями - но не отменой - в 1915, когда рухнула черта оседлости. Министр просвещения П. Н. Игнатьев (1915-16), весьма популярный в обществе (и никак не преследуемый после Февраля), ещё ослабил процентную норму в высшие учебные заведения.

И вот, весной 1916, этот вопрос продолжительно зазвучал в прениях ГД. Обсуждается смета министерства народного просвещения, и депутат из Одессы, профессор Новороссийского университета Левашев сообщает, что положение Совета министров 1915 (о приёме вне нормы детей евреев, состоящих в Действующей армии) - министерством просвещения вот произвольно распространено и на детей служащих Земгора, учреждений по эвакуации, госпиталей, а также и на лиц, [ложно] объявляющих себя на иждивении родственника, служащего в армии. И что вот в Новороссийском университете в 1915 на первый курс медицинского факультета принято всего 586 человек - "и из них 391 евреев", то есть две трети, и только одна треть "оста[ё]тся для других народностей"; в Варшавский (Ростов-на-Дону): на юридический факультет принято евреев - 81%, на медицинский - 56%, на физико-математический - 54%96.

Гуревич возражает Левашеву: так вот и доказательство, что процентная норма вовсе не нужна: "Какой же смысл процентной нормы, когда даже в этом году, при возвышенном приёме евреев, и то оказалось возможным принять всех христиан, которые хотели поступить"? так что вам - нужны пустые аудитории? В маленькой Германии большое число еврейских профессоров - и Германия не гибнет97.

Возражение Маркова: "Университеты пусты, [оттого что] русские студенты взяты на войну, а туда [в университеты] шлют массу евреев". "Спасаясь от воинской повинности", евреи "в огромном количестве наполнил[и] сейчас Петроградский университет и выйд[ут] через посредство его в ряды русской интеллигенции... Это явление... бедственно для русского народа, даже пагубно", ибо всякий народ - "во власти своей интеллигенции". Русские "должны охранять свой верхний класс, свою интеллигенцию, своё чиновничество, своё правительство; оно должно быть русским"98.

Ещё через полгода, осенью 1916, к этому вопросу вернётся депутат Фридман, спросит Думу опять: так что, "пусть лучше наши университеты пустуют... пусть Россия останется без интеллигентных сил... лишь бы там не было много евреев?"99.

С одной стороны, конечно был прав Гуревич: зачем аудиториям пустовать? каждый пусть занимается своим делом. Но, так поставив вопрос, не подтвердил ли он правым их подозрения и горечь: значит, дело наше не общее? дело одних воевать, а других - учиться?

(Да вот и мой отец - покинул Московский университет не доучась, добровольно пошёл воевать. Тогда казалось - жребий влечёт единственно так: нечестно не идти на фронт. Кто из тех молодых русских добровольцев, да и кто из оставшихся у кафедр профессоров? - понимал, что не всё будущее страны решается на передовых позициях войны. Куда идёт эпоха - вообще никто не понимал в России, да и в Европе.)

Весной 1916 прения по еврейскому вопросу были остановлены как вызывающие нежелательное возбуждение в обществе. Но к теме национальностей свернула и поправка закона о волостном земстве. Впервые создаваемое волостное земство обсуждалось зимой с 1916 на 1917, в последние думские месяцы. И вот, когда главные думские ораторы что-то ушли в буфет или на квартиры уехали, в зале сидела лишь половина смирных депутатов, сумел добраться до трибуны и вятский крестьянин Тарасов, кого никогда тут и не услышишь. И робко пробирался к сути так: Например, поправка к закону "принимает всех, и евреев, скажу, и немцев кто бы ни приехал в нашу волость. Так что этим какое право предоставляется?... Эти лица, приписавшиеся [к волости]... они ведь то место займут, а крестьяне остаются совершенно без всякого внимания... Если будет председателем волостной земской управы еврей, а его супруга делопроизводителем или секретарём, так что это, крестьянам дают право?... Что же будет, где будут крестьяне?... Вот, наши доблестные воины вернутся и какие будут им права предоставлены? Стоять на задней линии; а как во время войны - так на передовых позициях крестьяне-то все в серых шинелях... Не вносите вы таких поправок, которые совершенно противоречат быту практической крестьянской жизни, а именно, не давайте права участия в выборах в волостном земском самоуправлении евреям и немцам, ибо таковые народности, они не принесут не только какой-либо пользы населению, а громаднейший вред, и беспорядки будут чинимы в стране. Мы, крестьяне, не поддадимся этим национальностям"100.

А тем временем - публичная кампания за еврейское равноправие продолжалась. В поддержку были привлечены и организации, прежде никак не касательные к этому, как например гвоздевская Рабочая группа, представлявшая интересы русского пролетариата. Весной 1916 Рабочая группа подтвердила, что ей известно: "реакция" (подразумевалось правительство и аппарат м.в.д.) "открыто подготовляет всероссийский погром" евреев. И Козьма Гвоздев повторил эту чушь на съезде военно-промышленных комитетов. - В марте 1916 Рабочая группа обращается с письмом к Родзянке, протестуя и против того, что Дума прекратила прения по еврейскому вопросу как вызывающие возбуждение; за это группа обвиняла уже и саму Думу в потворстве антисемитам: "Поведение большинства Государственной думы в заседании от 10 марта фактически явилось прямой поддержкой и подкреплением антисемитской погромной политики господствующего курса... Думское большинство своей поддержкой боевого антисемитизма господствующих кругов наносит опасный удар делу самозащиты страны"101. (Не согласовались, не поняли, что в Думе левая-то сторона и нуждалась погасить прения.) - Рабочих поддерживали и "еврейские группы", по донесению петроградского Охранного отделения в октябре 1916 "переполнившие ныне столицу и ведущие беспартийную, но резко враждебную власти политику"102.

А что же власти? Прямые документы неизвестны, но в сменных министерских составах 1916 года, видимо, уже серьёзно готовился акт о еврейском равноправии. О том не раз упоминал Протопопов и ему, очевидно, уже удалось значительно уговорить Николая II. (Протопопов ещё и потому мог спешить, чтобы перекрыть начавшуюся против него кампанию от левых кругов.) - А последний к революции начальник петроградского Охранного отделения ген. Глобачёв в своих воспоминаниях пишет, со слов последнего же министра юстиции Добровольского, что "проект закона о равноправии евреев был уже приготовлен [в предреволюционные месяцы] и, по всей вероятности, закон был бы объявлен на Пасху 1917"103.