Спальня, в которой ты, он и я - Эмма Марс

Застать своих друзей, когда они занимаются любовью, – ужасно! Никогда не нужно этого делать.

До Софии, моей дорогой непосредственной Сони, моей лучшей подругой была Сабина. Некоторые даже думали, что мы двойняшки, настолько разительным оказалось наше внешнее сходство. Мы сами этому удивлялись. Бывало, мы подолгу торчали перед зеркалом, рассматривая друг друга и пытаясь обнаружить различия. Единственная разница между нами, признаваемая безоговорочно, заключалась в том, что ее глаза, в отличие от моих, были ярко-синими. Небольшое преимущество передо мной в плане обольщения, чем она бессовестно пользовалась, привлекая к себе внимание самых симпатичных мальчиков нашего лицея.

Как-то раз, в среду, она предложила зайти к ней после обеда. Я пришла на четверть часа раньше назначенного времени, рассчитывая найти ее лежащей на диване перед теликом или склонившейся над книжкой про вампиров, которые она обожала – «Это так сексуально! Ты не представляешь!». Входная дверь дома оказалась открытой, дверь ее комнаты на втором этаже – тоже. В тот час, в середине недели, родители подруги, разумеется, должны были быть на работе, и потому я рассчитывала застать Сабину дома одну. Но это оказалось не так. Уже на лестнице, поднимаясь на второй этаж, я услышала томные стоны, вздохи, чуть ли не мурлыканье. Я остановилась, встревоженная, не понимая, что же там происходит в ее спальне. Но любопытство оказалось сильнее меня, и я пошла дальше. На цыпочках, стараясь не шуметь, я поднялась по ступенькам и застыла у полуоткрытой двери, наблюдая все пятнадцать минут, оставшихся до намеченной встречи, как моя подруга развлекается на постели. Увиденное показалось мне совершенно непристойным: Сабина раскорячилась в позе левретки, прогнувшись так, что я испугалась за ее поясницу, как бы она не переломилась пополам. Похабные слова, которые подруга выкрикивала при этом, в общих чертах сводились к простому «член», а себя она называла не иначе как «сучка» или «самая толстая шлюха во всем лицее». Меня поразило жадное неистовство, с которым Сабина упивалась членом своего партнера, засунув его себе в рот едва ли не вместе с мошонкой. Но особенно запомнился визг и хрюканье, как у распутной гиены, вылетевшие из ее рта, когда наступил оргазм…

Я ушла так же тихо, как и пришла, ничем не обнаружив своего присутствия. В то время я была еще девственницей, и увиденное смутило мое представление о любовных утехах. Со следующего дня и до конца учебного года я не осмеливалась даже словом перекинуться со своей подругой, а она, наверное, догадавшись о причине охлаждения наших отношений, не решалась спросить меня об этом напрямик. Я стала свидетельницей крутого секса. Что ж, в дальнейшем воспоминания об этой животной сцене много раз вдохновляли меня, когда мне нужно было возбудиться. Вот – все, что я помню о своей бывшей подруге.

(Рукописные заметки от 13/06/2009, написано моей рукой.)

«Ты где? Мы с Люком и Стэном в операторской, проводим общий сбор перед эфиром. Скорей чеши в студию, звезда!»

Эсэмэска от Альбаны привела меня в чувство. По ее совету я быстро спустилась на нужный этаж и обнаружила там напряженное оживление и суматоху, обычные при запуске новой программы. Сам Дэвид почтил своим вниманием нашу команду и явился в студию проконтролировать последние приготовления, что, если судить по испуганному или восхищенному шептанию по углам, представляло собой исключительно редкое событие.

Но меня удивляло и даже тревожило совсем другое, а именно демонстративное отсутствие на площадке Луи. Как мне сказали, с самого утра его никто не видел.

Я, прикидываясь сосредоточенной, как школьница, сделала вид, что смотрю со всей командой вечерний выпуск, якобы чтобы отвлечься, хотя на самом деле мыслями была очень далеко от башни Барле.

Интересно, чем он занимается в настоящее время? Торчит в «Отеле де Шарм»? Прохаживается, прихрамывая, среди груды строительного мусора и отбитой штукатурки, инспектируя ремонтные работы в Особняке Мадемуазель Марс? Или просто лежит на диване у себя дома перед экраном телевизора в ожидании моего позорного провала перед камерой на глазах у достопочтимой публики?

Эта передача в прямом эфире осталась в моей памяти как кошмар, прерываемый иногда натянутым смехом, свидетельствовавшим не о хорошем настроении, а о желании скрыть раздраженное недоумение. Как мне потом рассказала Альбана, я гримасничала и кривлялась, как в пантомиме, что со стороны выглядело смешно и глупо, но все притворились, что находят забавной и вполне уместной мою манеру говорить и держаться перед камерой, а изъясняться внятно и вразумительно мне мешает излишнее напряжение… Конечно, если не обращать внимания на назойливое «ну вот, а сейчас…» с частотой десять раз в минуту.

Текст, подготовленный редакцией, обжигал мне руки, мешал до такой степени, что я не могла от него оторваться и чувствовала себя скованно. Я не слышала и не видела репортажи, транслируемые на экран из операторской, поэтому один или два раза пропустила момент, когда камера включалась на меня, хотя в микрофон, закрепленный у моего уха, Стэн передавал подсказки. Я замечала режиссера только тогда, когда его красная физиономия возникала в двух шагах от меня.

– Дыши глубже и не спеши, это не спринт! – жужжал он мне прямо в ухо. – В таком темпе мы не протянем и получаса. Спокойнее!

За пять минут до конца передачи я заслужила право на паузу, чтобы поправить макияж и сделать пи-пи. Среди запланированных репортажей остался только один, как раз тот, что был включен в программу по инициативе Луи. После него мне осталось только сделать краткое резюме и прочитать на телесуфлере заключительные слова. Этим моя голгофа наконец-то должна была закончиться.

– Все нормально, – подбадривала меня Альбана по дороге в туалет. – Только не нервничай и не торопись. Позволь собеседнику развивать свою мысль столько, сколько ему захочется. В крайнем случае, ты всегда сможешь его прервать, если он будет разглагольствовать не по делу.

Закрывшись в туалетной кабинке, я не смогла выдавить из себя ни капли, несмотря на то что мочевой пузырь был переполнен до отказа. Зато пришлось прикладывать усилия, чтобы подавить сильный приступ рвоты.

Мне не хотелось выходить наружу. Больше никогда и ни за что! Лучше всего – закрыться от всего мира и провести здесь, среди запаха мочи, в тепле и тишине, остаток жизни, в платьице в цветочек, без мужа, без любовника и без зрителей, готовых посмеяться надо мной.

«…Нет, я пришла к этому совершенно случайно, не могу сказать, что это – мой выбор…»