Жизнь Марианны, или Приключения графини де *** - Пьер Мариво

Он все еще хранил молчание, и я собиралась уже выйти из беседки, когда на пороге появилась мадемуазель Вартон. Она сделала вид, будто не ожидала застать нас здесь и смущена тем, что помешала.

— Прошу извинить меня,— сказала она, отступая,— я не знала, что вы еще здесь; мне казалось, вы в саду.

— Войдите, мадемуазель,— отвечала я.— Разговор наш окончен; впрочем, вы вполне могли принять в нем участие. Господин Вальвиль засвидетельствует, что здесь не было сказано ни одного неблагоприятного для вас слова.

— Неблагоприятного для меня? — удивленно сказала она.— Право, мадемуазель, я в этом и не сомневалась. Какое отношение могут иметь ко мне ваши секреты?

Я ничего не ответила и вышла из беседки, чтобы присоединиться к дамам; они уже направлялись к нам: таким образом, влюбленные могли остаться наедине лишь на короткое мгновение.

Не знаю о чем именно был их разговор, но они шли следом за мной, и, напрягши слух, я расслышала, что мадемуазель Вартон что-то говорила Вальвилю вполголоса.

Что до меня, я была взволнована своим объяснением с Вальвилем, но взволнована приятно: я высказала великодушие и посеяла в душе изменника стыд и сознание вины, он был поражен моим благородным поведением; все преимущества остались на моей стороне. Я доказала своё духовное превосходство над ним — и притом превосходство трогательное, а не грубое, полное кротости, а не высокомерия. И теперь я испытывала приятное и лестное чувство душевного удовлетворения; я держалась так достойно, что он не мог не пожалеть об утрате.

Отныне для моей соперницы все кончено. Теперь Вальвиль не сможет любить мадемуазель Вартон от всей души — в этом я была уверена, я встала между ними, он уже не забудет меня и не достигнет согласия с самим собою. К тому же я решила более не встречаться с ним — вот еще одно наказание ему за измену, так что если вдуматься, я почти считала, что он более достоин жалости, чем я, с той лишь разницей, что он сам во всем виноват: зачем было изменять?

Вот какие мысли занимали меня, пока я шла навстречу госпоже де Миран, и не могу выразить, как они были приятны и успокоительны.

Для оскорбленного сердца нет ничего слаще мести! Ему нужна месть, ибо она одна может дать облегчение; одни мстят жестоко, другие казнят великодушием; как видите, я относилась к числу последних; можно ли назвать это жестокостью: наказать обидчика одними лишь сожалениями!

Я уже упомянула, что он и мадемуазель Вартон следовали за мной и вскоре присоединились к остальному обществу.

Вдруг подул довольно холодный ветерок. Госпожа де Миран предложила вернуться, и мы все пошли к дому.

Между тем госпожа Дорсен, искренне расположенная ко мне, видимо, что-то заподозрила; я заметила, что она внимательно наблюдает за нами; она то и дело бросала проницательные взоры на Вальвиля, а тот старался спрятать от нее глаза. На его лице еще не стерлись следы волнения.

Даже ни о чем не подозревавшая госпожа де Миран обратила внимание на его расстроенный вид; подойдя ко мне, она тихонько спросила:

— Вальвиль грустен и задумчив, дочка. Что между вами произошло? Ты ему что-нибудь сказала?

— Ничего такого, что было бы для него неприятно, матушка,— ответила я.

И это была чистая правда: он не мог на меня пожаловаться.

— Решено: сейчас я его развеселю,— промолвила госпожа де Миран, не вдаваясь в дальнейшие объяснения.

Мы перешли в гостиную.

Когда все расселись, госпожа де Миран сказала, обращаясь ко мне:

— Дитя мое, мадемуазель Вартон относится к числу друзей; думаю, в ее присутствии я могу говорить о вашем браке с моим сыном; надеюсь даже, что она окажет нам честь принять участие в свадебной церемонии. Поэтому я не считаю неудобным говорить при ней об этом деле.

Мадемуазель Вартон покраснела; она уже предчувствовала, что разговор может привести к объяснению, в результате которого она предстанет в далеко не выгодном свете, тем не менее она слегка наклонила голову, благодаря за оказанное ей доверие.

— Сын мой,— продолжала госпожа де Миран,— ваши мысли заняты хлопотами о должности; прежде я считала, что вам лучше жениться после того, как вы ее получите. Мне и в голову не приходило, что это сопряжено с такими проволочками; но возникают все новые препятствия, и неизвестно, когда они кончатся; все это омрачает вашу жизнь, а раз так, то не следует ли отказаться от первоначальных планов и заключить этот брак, позаботясь лишь о том, чтобы некоторое время сохранять его в тайне? Я уже сделала кое-какие приготовления, не оповестив вас об этом; через три-четыре дня все будет готово. Мы сегодня же вечером уедем и ночевать будем в загородном доме. Госпожа Дорсен не откажется быть нашей свидетельницей. Надеюсь, что мадемуазель (это относилось к моей сопернице) тоже согласится сопровождать нас, и завтра вы будете обвенчаны.

Таким образом, Вальвиль опять попал в безвыходное положение, как в недавнем разговоре со мной. Мадемуазель Вартон краснела и бледнела, не зная, на что решиться. Я же сидела с видом скорее унылым, чем довольным, и молчала без всякого умысла; просто нежность и уважение, которое я испытывала к госпоже де Миран, а может статься, и любовь к Вальвилю лишили меня дара речи, сковали мой язык.

Наступила короткая пауза; ни Вальвиль, ни я не проронили больше ни слова.

Наконец он первый собрался с духом и заговорил; но это не был вразумительный ответ, а, скорее, несколько бессвязных слов, но надо было прервать странное молчание и хоть что-нибудь сказать. Никакого готового ответа у него не было, он сам не знал, что будет говорить.

— Да, конечно, вы правы, матушка; вы рассудили очень разумно, так будет лучше; в деревне все обсудим, все обдумаем.

— Как? Что обдумаем? Что обсудим? — воскликнула госпожа де Миран; вид ее как бы говорил: «Что здесь происходит, Вальвиль? Или вы недослышали? Поняли вы, что я сказала? Что вы намерены обдумать? Разве не все обдумано?»

— Нет, сударыня,— сказала я тогда со вздохом,— нет. По доброте своей вы слишком привязаны ко мне и поэтому не видите причин, по которым брак наш не может состояться; умоляю вас, во имя всего, что вы для меня сделали, во имя вечной благодарности, которой я вам обязана, во имя положения и благополучия вашего сына не понуждайте его больше к этому браку.

— Что такое? Что все это значит, милая моя? — крикнула она в гневе; мне казалось, что еще немного — и она скажет какое-нибудь злое слово: то был гнев оскорбленной нежности.— Что это такое? И как тебя понять? — повторила она.

— Нет, дорогая матушка, откажитесь от этой мысли,— отвечала я, бросившись перед ней на колени.— Я теряю богатство и почести; но мне они ни к чему; это не для меня, я недостойна их. Разделив их со мною, господин де Вальвиль сделает меня всеобщим посмешищем, да еще и сам прослывет малодушным чудаком. Зачем подвергать такому несчастью человека молодого, с большим будущим, надежду знатного рода? Ему придется, может быть, даже покинуть родину из-за брака с безродной девушкой, которую вы извлекли из неизвестности и чье приданое составляют одни лишь ваши благодеяния! Примирится ли свет с подобным браком?