Спальня, в которой ты, он и я - Эмма Марс

Я сдержалась, чтобы не сорваться на Фреде, хотя, по сути, он невольно стал причиной возникшего шторма в моей душе, но он же стал и его несчастной жертвой.

– Тебя ведь никто не посылал за мной? Верно?

– Верно, – подтвердил он. – Я перепаял кое-какие проводочки на прямой линии нашего дружка Луи и нашел кое-что интересное.

– И что же?

– В памяти его телефона сохранились номера примерно за последние три месяца, с тех пор как он сменил стандарт и поставил новую симку.

– Ну и что? – насмешливо спросила я. – Он ежедневно заказывал себе девочек к шести вечера?

– Не совсем, – Фред лишь слегка улыбнулся шутке.

– И кому же он звонил?

– Догадываюсь, что ты начнешь сомневаться, но можно проверить по номеру, я-то его узнал сразу.

– Черт возьми! Не тяни, Фред! – скрипя зубами от нетерпения, торопила я его.

– Луи регулярно звонит твоей маме, Мод. Он часто набирает ваш домашний номер со своего мобильника.

Я не знала, что и подумать. Мой взгляд уткнулся в прозрачную стену соседнего помещения, где журналисты из новостного отдела готовили информацию для очередного выпуска. Опомнившись, я посмотрела на Фреда:

– Звонит маме? Ты думаешь, что говоришь?

Он произнес номер ее домашнего телефона, не запнувшись, не перепутав цифры. Все точно.

– Только на этой неделе он набирал ее номер трижды, – уточнил Фред по своим данным, записанным на клочке бумаги.

Я подумала о подарках, что Луи посылал маме вроде как в виде компенсации за мои услуги и хорошее поведение.

– А… Они говорят подолгу?

– В общем, да. В понедельник – двадцать две минуты, в среду – всего одиннадцать. А вчера – восемнадцать, правда, связь прервалась ненадолго, секунд на тридцать, и он повторно набирал номер.

Да, это намного превышает длительность обычного разговора из вежливости или ради простой проверки. А что именно проверять, кстати? Речь шла, конечно, о беседах, о длинных разговорах.

– А она не могла сразу бросить трубку после звонка или положить ее рядом с аппаратом и ничего не говорить?

Это были просто предположения, одно глупее другого. Подумать только, мой то ли любовник, то ли будущий деверь звонит моей маме, чтобы потрепаться с ней о том о сем как со старой приятельницей.

– Нет, я не думаю. Телефонные стандарты довольно сложно устроены. Если разговор не состоялся, связь сама собой прерывается, чтобы не перегружать линии. Когда на одном конце провода нет голоса, телефон отключается примерно через одну минуту, максимум через две. Но ведь не через двадцать…

Единственное, что технические возможности Фреда не позволяли мне узнать, так это характер этих бесед. Также осталось невыясненным, кем представлялся Луи, когда звонил маме. Он вполне мог бы сказаться Дэвидом. Или назваться Арманом, который звонит якобы потому, что ему нужно уточнить некоторые формальности для подготовки свадьбы.

– С каких пор, ты говоришь, начались эти звонки?

– Я еще не сказал. По моим данным – где-то с конца апреля.

Значит, совсем немного времени спустя после нашей встречи с Дэвидом, то есть в те времена, когда мы еще не афишировали наши отношения… и задолго до того, как Луи начал одаривать маму подарками, насколько мне известно. Какой вымышленный предлог, интересно, он использовал, чтобы войти с ней в контакт? А мама? Как она могла поддерживать разговор с незнакомцем, которого и в лицо-то ни разу не видела?

Я наспех перекусила в столовой в компании неугомонной Альбаны, а потом – началось! Остаток дня пролетел для меня как сон, состоящий, однако, из тысячи разных дел, но в этой суете я принимала пассивное участие, двигаясь и выполняя команды словно робот.

Четырнадцать часов, предупредила Хлоя: репетиция на съемочной площадке при участии Стэна, режиссера передачи. Он показал мне, где я должна сидеть вначале, как должна двигаться, куда перемещаться по ходу программы. Декорации студии были оформлены простенько, в сельском духе, и изготовлены на скорую руку. Из того, что в свое время предлагал знойный Крис, оставили только логотип передачи. Его сделали из плотного картонного листа и прикрепили в углу декораций, направив на него прожекторы, чтобы он бросался в глаза.

Шестнадцать часов: чтение сценария передачи, составленного командой Альбаны. Я вздохнула с облегчением, обнаружив, что она не стала делать из ведущей резвую смазливую дурочку, коих предостаточно в программах конкурентов. Тексты, которые я должна была произносить перед камерой, оказались строги, точны и вдохновенны, без ненужных деталей, без пошлостей. Я сама бы могла написать такое, если бы доверие ко мне Дэвида простиралось и в эту область.

Семнадцать часов: чашка чая с печенькой, а потом одевания, причесывания и макияж. Эти бесконечные, на мой взгляд, процедуры привели к тому, что я стала чувствовать себя словно кремовая розочка для украшения торта.

Фарфоровая кукла с застывшим лицом, напудренная, напомаженная, в веселеньком платье в цветочек – неужели это я?

– Представь, что тебе двенадцать лет, ты играешь с подружками в телепередачу и тебе досталась роль ведущей, – шепнула мне Альбана в качестве последнего напутствия.

– В двенадцать лет мне хотелось быть похожей на Марию Кюри или Франсуазу Жиру, но если так надо…

– Ты прекрасно понимаешь, о чем я: просто притворись. Все, кто сегодня ведет самые популярные передачи, когда-то делали первые шаги в эфире. Любой из нынешних звезд телеэкрана поначалу нелепо гримасничал перед камерой, как идиот перед зеркалом. Главное придет позже. Поднабравшись опыта, ты быстро научишься надувать щеки перед камерой, прямой эфир сам сделает из тебя звезду.

Да, звучит не слишком обнадеживающе, но, может, этот аргумент выбьет почву из-под ног недоброжелателей и положит конец разговорам о моей неопытности. Так уж устроен этот мирок, где любой, кто выбился наверх, готов быстро забыть свои первые неловкие шаги и ошибки, однако не замедлит подставить ножку новичку, готовому затмить «старичков» молодостью и свежестью.

Девятнадцать часов тридцать минут: ждать осталось еще целый час. Сославшись на необходимость побыть одной, я, в платье и в макияже для передачи, напомаженная, с красивой укладкой, подготовленная для эфира, поднялась на восемнадцатый этаж, чтобы побродить в тишине по обезлюдевшим коридорам в бесполезной надежде отыскать запасной выход, о котором не решусь спросить внизу. Блуждая наугад, я случайно наткнулась на кабинет, который недавно, видимо, освободили от мебели, белая пластиковая табличка справа от двери красноречиво указывала на бывшего владельца: «Алиса Симончини». Я повернула ручку, дверь оказалась открыта, я вошла. С порога в этом бездушном пространстве меня поразил стойкий запах духов, оставшийся от прежней хозяйки. Я ясно чувствовала аромат прекрасной блондинки: цветочная, пряная нота, к которой примешивался более горький, пикантный запах. Возможно, то было благоухание любви? Букет, составленный из их выделений во время секса? Сколько раз они тут трахались, Крис и она, всего в нескольких шагах от кабинета Дэвида? Я представила себе, как они это делали: сухощавая длинная фигура Алисиного любовника и ее хрупкий силуэт, прижатый к окну, ее ягодицы распластаны по стеклу, он, потеряв голову от неожиданной удачи обладания вожделенной добычей, ласкает ее, дрожащей рукой шаря между ног, лобзает шею, такую гордую, тонкую.