Ася - Леля Иголкина

по производству ширпотреба. Сделают по одной закидке. Понравится? Пойдет? Возникнет спрос? Родится, сам знаешь, что!

Предложение? Если я, конечно же, не ошибаюсь.

— Как дела? — направляюсь к панорамному окну, возле которого предлагаю нам с ним обсудить заказы, которыми засыпают фирму в мое вынужденное отсутствие.

— Твое дело подгребут Юрьевские ручки, босс. Эта сука невыносима.

— Тихо-тихо, — прыскаю и, обхватив его плечо, разворачиваю нас лицом к стеклу. — Что так? Безграмотно? Недальновидно?

— Нет! Отчего же! Все по форме и так, как ты любишь. Но…

— Юрьев нос задрал?

— Да насрать мне на Юрьевых, я к тебе привык, Котян. Кстати, насчет Матвея.

— Угу? — прищурившись, внимательно рассматриваю городскую даль.

— Премия? Дополнительный отпуск? Что? Его отлучки сдвигают сроки к чертям собачьим. Он задрал нос, мол, самому начальнику реконструирует дом. Не подходи к нему! Понимаешь?

— Это ненадолго.

— А живешь ты где?

— Здесь, — прижав подбородок к груди, теперь смотрю себе под ноги.

— Здесь?

— Сняли номер с Тимкой. Холостякуем в гостиничном люксе.

— Охренеть! С малышом в гостинице?

— Он не кричит и быстро засыпает. Без проблем. Выкупил номер с детским манежем, к тому же туда я перетащил его необходимые на первое время вещи. Он не знает недобора в своих подопечных, Фрол. Каждая непонятная тварь таращит на барбосёнка глаза.

— Ты авантюрист, Красов. Но рад, пиздец, что наконец-таки становишься на себя похож.

— Грасиас за комплимент, чувак, — повернувшись, упираюсь задницей в подоконник.

Коврик, погремушки, ионизатор воздуха, любимый шезлонг и ванночка для купания — всё, как говорится, здесь. Тимофея по-прежнему мучают неторопливо режущиеся зубы, но парень стоически выносит боль. Грызет кусалочки и, отвернувшись от меня, со слезками в больших глазах вспоминает временно отсутствующую мать.

— Что говорят? — Саша в точности повторяет мою позу.

— Погода переменится, но сентябрь будет теплым. Бархатный сезон — ни хрена нового под этой Луной.

— Когда планируют выписать Асю?

— Возможно, завтра. Это, если повезёт.

— А если нет?

— Значит, послезавтра.

— Устал? — Фрол обращает ко мне сосредоточенное лицо.

— Видимо, привык.

— К больнице?

— К жене. Тяжело без нее и с ним.

— Да уж. Женщины берут львиную долю обязанностей на себя, взваливая быт на плечи, супружескую лямку волокут…

— Мне кажется, Тимка за что-то меня ненавидит, Сашка. Он…

— Тю! Ты идиот, босс?

— Выбирай выражения, козёл. Я, как ты правильно заметил, пока еще твой начальник. Вот скажу Ольге, она, согласно штатному расписанию, жестко выпорет тебя, Фролов.

Он пырскает, будто бы не верит, что я осмелюсь, наклевещу и науськаю юркую гюрзу, а Ольга, прислушается, внемлет и всё-всё реализует.

— О! Инга выходит. Так, Красов, будь паинькой.

— С чего бы?

— С того, что она моя будущая жена, а ты мой лучший друг.

Ничего себе, какие у нас в мое отсутствие произошли кардинальные события. Ольга подросла до капиталистической шефини, Фрол решил жениться, а Инга, если честно, стала похожа на адекватного человека, по крайней мере, пока не раскрывает рта.

— Привет, Костя, — с улыбкой на губах выдает она, желая здравия.

— Привет, — ей сухо отвечаю.

— Тим спит, а Ася зевает, — мудрёно заявляет.

— Ты довольна нашей работой? — интересуюсь её мнением, как щепетильного заказчика.

— Очень быстро, но от совершенства далеко. Костя, это дело моей жизни, я ведь больше ничего, в сущности, и не умею. Поэтому этот магазин важен и необходим.

— И этого достаточно? — внезапно подмигнув ей, уточняю. — Зачем стремиться к недостижимому, если можно наслаждаться необходимым?

— Мне кажется, мы кое о чем договорились с Асей, Красов. Посмотрим, если ты понимаешь, что я имею в виду?

Я должен как-то рассчитаться, что ли? Могу послать, особо не стесняясь в выражениях для красочного описания грядущего маршрута! Надеюсь, что речь идет пока о пробной реализации того, что делает моя жена, когда отчаянно пытается втихаря начать собственное дело.

«Так быстро? Желает мне подмазать или угодить ему?» — перевожу свой взгляд на однозначно уплывающего в страну «Любовию» дебильно улыбающегося Фролова.

— Инга, надеюсь, ты отдаешь себе отчет в том, что Ася слаба и нездорова. Наш разговор — это долгосрочная перспектива. Ей надо бы поправить здоровье и заняться сыном и…

Семьёй… Мной… Мной, мной, в конце концов!

— После её выздоровления и это, естественно, не обсуждается. Однако я возьму продукцию для реализации, но пока в единичном экземпляре, а дальше видно будет. Она согласна. Согласна попробовать.

Намекает на то, что:

«Как пойдет?» — пожалуй, я не против.

— Деньги поступили на счёт? — теперь я обращаюсь к Сашке.

— Угу, — не спуская с неё глаз, скупо подтверждает.

— Месяц, возможно, два, и твоя точка, бизнес-леди, будет стоять, как и было задумано нашим планом. Что-нибудь ещё? — оттолкнувшись жопой от твёрдого пластика, отхожу от них и от окна.

— Я скучаю по тебе, босс, — искривляет пошло губы Сашка. — Возвращайся поскорее. Спасу нет от русой бестии. А Ромка, кстати, в самоволке. Вот! Не хотел тебе говорить, но ты ведь после и сам узнаешь.

В самоволке? Не помню, чтобы подписывал заявление на отпуск начальнику отдела собственной безопасности. Возможно, на правах начальницы это сделала его жена. Пиздец, какая там хороводит чехарда!

— Ребята, вынужден откланяться. Не передеритесь там в мое отсутствие. Спасибо, что не забываете. Сашка? — раскрываю руки и становлюсь поближе, чтобы обнять дружка и хлопнуть по плечам. — У нас с женой игра! — шепчу ему на ухо.

— М? — по ощущениям он разворачивает рожу и носом лезет мне в висок.

— «Эрудит», Фролов! — отталкиваю прилипалу. — Всё! Иди на хрен, финансовый сатрап. Инга, всего доброго. Я в курсе всех махинаций, которые вы производите пока меня там нет, так что, не балуйтесь, чертята. Папа скоро выйдет и спросит с каждого.

— Ура! — выдыхает Фрол, обняв за талию Ингу, затаскивает Терехову к себе на бок…

Моя мама ушла, вернее, отец вышвырнул её, как ненужную вещицу, когда меня определили в детский сад. Там, как я узнал позже, произошло недопонимание по вопросам уплаты блядских денег за услуги, которые оказывало государство нам, беря на поруки сына инвалида первой группы. Мама якобы настаивала на льготном обхождении, а отец гнул своё. Он не воспринимал имеющийся недостаток, как физический ущерб, и предпочитал не спекулировать преференциями, которыми его щедро вознаграждала страна. Видимо, обида на то, что он оказался не в удел, не отпускала Петю Красова, и папа стремился доказать другим, да и себе, что отсутствующее зрение — не повод, не приговор и не дефект.

Она пропала… Сгинула… Исчезла… Где-то затерялась. Мир большой, а человек — песчинка в кочующих барханах. Мать видела сына в последний раз, когда мне, если не ошибаюсь, было четыре или пять лет.