Там, за зорями. Пять лет спустя - Оксана Хващевская

лекарствами. Девушка, лишь мельком взглянув на них, едва смогла сдержаться и отправиться на кухню разогревать ему ужин вместо того, чтобы тут же позвонить тете Вале. Она слышала, как, сняв куртку в прихожей, он зашел в ванную, а потом заглянул к детям в детскую. Она накрыла ему к ужину в столовой, украдкой забрав пакет, и позвала к столу. Пока он неторопливо ел, то и дело отвлекаясь на телевизор, Полянская позвонила тете Вале и попросила прийти. Отдав родственнице пакет с лекарствами, Злата отправилась в детскую заниматься уроками с Маняшей, а потом, искупав обеих девочек, переодела их в пижамы, уложила в кроватки и села читать на ночь сказки. Отвлеклась лишь на минутку, набрав тетю Валю, попросила ее не уходить, не оставлять бабу Маню одну, дождаться ее прихода. Она знала, ее уход не понравится Витале, но также знала и то, что она должна пойти к старушке и остаться с ней до утра. И это понимание было куда важнее всего остального. Злата занималась привычными домашними делами, а из головы не выходила баба Маня. Через несколько дней ей придется снова уехать, а как оставить старушку в таком состоянии? И что делать, на кого положиться и оставить бабу Маню, Полянская не знала. Да, конечно, Тимофеевна зайдет, тетя Валя, баба Нина, но реально кто сможет помочь? Затопить грубку, приготовить поесть, принести воды…

Если б в деревне были Маськи, другое дело, они бы помогли, не бросили. Да, в конце концов, она бы заплатила им, но они теперь жили в другой деревне, и у них были свои заботы и проблемы. Виталя…

Злату так и подмывало попросить его. Положение было совершенно безвыходным, но девушка так и не решилась завести об этом разговор. Она знала Дороша и уже не питала иллюзий на его счет. Вот если бы здесь был Лешка…

Полянская осторожно прикрыла за собой дверь в детской и зашла в столовую. Виталя, приглушив звук телевизора, все так же сидел за столом. Перед ним стояла пустая чашка, вероятно, пока она занималась детьми, он сделал себе чай. Злата взяла ее, собираясь отнести на кухню и не зная, как сказать о своем уходе, а он совершенно неожиданно удержал ее за руку, заставляя остановиться.

— Подожди, не беги, — попросил он, притянув ее к себе и усадив на колени. — Вчера я не успел поздравить тебя с днем рождения, а у меня, между прочим, тоже есть для тебя подарок!

Мужчина взял со стола тонкий бархатный футляр и протянул Злате. Она взяла его и открыла. На белоснежном атласе лежал тонкий золотой браслет, украшенный двумя небольшими сердечками, на которых были выгравированы имена детей.

— Спасибо, — улыбнувшись, сказала она, примеряя украшение на запястье.

— Спасибо и все? — вопросительно вскинул брови Дорош, а в уголках губ притаилась улыбка.

— Нет, не все!

Полянская склонилась к нему и коснулась губами его губ, даря ему легкий поцелуй. Дорош засмеялся.

— И это после двухнедельного отсутствия? А кто-то говорил, что скучал! — он обнял ее за талию, сильнее прижимая к себе.

И все должно было пойти по известному ей сценарию, но ей ведь нужно было уходить. К тому же легкость, игривость и страсть уже не спасали. Им давно следовало поговорить, прояснить некоторые моменты, озвучить вопросы и разрушить тем самым стену непонимания, которая изо дня в день становилась все больше.

— Виталя, — обнимая его за шею и прижимаясь щекой к его виску, обратилась к нему девушка. — Я действительно очень по тебе соскучилась, но мне надо пойти на ночь к бабе Мане! Она очень слабая, и я боюсь оставлять ее одну! Я вернусь рано утром, успею приготовить завтрак и собрать Маняшу в школу… Я пойду, хорошо? Ты только не обижайся, пожалуйста!

Дорош засмеялся и разжал руки, позволяя ей встать.

— Иди! Ведь ты все уже решила, не так ли? И если я попрошу тебя остаться или не разрешу уходить, это ничего не изменит, не так ли? — спросил он, взяв в руки пульт и отвернувшись от нее.

— Пожалуйста, прости меня, — негромко произнесла она, кусая губы, но Дорош даже не взглянул в ее сторону.

Девушка быстро собралась и, прихватив с собой мобильный, направилась к выходу.

— Злата, подожди, — услышала она за спиной и обернулась.

Виталя выключил телевизор и сидел теперь, глядя на нее.

— Послушай, — улыбки больше не было на его лице, да и огоньки в темных глазах погасли, — я давно хотел с тобой об этом поговорить… Давай переедем жить в город.

— Что? — переспросила девушка, не совсем понимая, о чем он говорит.

— Мы можем снять квартиру, перевести в другую школу Маняшу. Ульяну записать в детский сад. Сколько можно уже таскать ее за собой по стране?

— Но это мой дом!

— Твой, но не наш, Злата Юрьевна! И в этом разница! Мы с тобой вот уж год, как вместе, а я не чувствую себя здесь дома! Так, лишь гостем, не совсем желанным, к слову сказать! А посему я не чувствую, что мы с тобой семья. Мои родные, родители, друзья, мне кажется, тебе даже в голову не приходит, что у меня они тоже есть! Я не стану скрывать, да тебе, собственно, это и без того известно, я никогда не питал особой привязанности к этой деревне. И я не собираюсь оставаться здесь только затем, чтобы не дать ей окончательно умереть, как это делаешь ты, цепляясь за то, что заведомо проиграно. Вот только ты позволяешь себе уехать и развеяться, а я должен оставаться и ждать тебя здесь. Я не хочу, чтобы этой зимой мы остались здесь. Я не могу. Летом мы могли бы приезжать сюда или на дачу моих родителей, как угодно. Но зимой, сейчас, среди жалкой кучки стариков можно просто рехнуться! Я хочу жить в квартире, как все нормальные люди, в городе, имея возможность куда-то выйти, сводить ребенка. Ты через несколько дней снова уедешь, а что прикажешь делать мне? Честно, бывает, я не хочу уходить с работы и ехать сюда, потом еще и за Маняшей идти к Тимофеевне и видеть ее недовольно поджатые губы. Ты знаешь, я не такой жизни хотел для нас с тобой. И не так я все себе представлял. Я хочу, чтобы мы были семьей. Хочу, чтобы ты была, а тебя нет. Я думал, ты любишь меня, я нужен тебе, а это не так. У тебя в приоритете твоя карьера, и ты отдаляешься, а я не понимаю, что делаю