Гитлер - Марлис Штайнер

Вопреки уверениям государственного секретаря Баке, Украина – за исключением южной части – отнюдь не представляла собой хлебную житницу, о какой немцы мечтали с 1917–1918 годов. Она была слишком густо населена и переориентирована на промышленное производство, чтобы доставить немецкой экономике необходимые той излишки. В области сельского хозяйства, как и в военной области, Третий рейх строил планы исходя не из строгого расчета имеющихся в наличии ресурсов, а из неких умозрительных целей. Поэтому между этими целями и средствами зияли вопиющие противоречия. Если средств не хватало, их добывали грабежом оккупированных стран. Хуже того, в случае восточной кампании все расчеты строились на приобретении гипотетических богатств и совершенно не принимали во внимание нужды населения. Типичными в этом отношении выглядят инструкции, которыми Баке снабжал своих сельскохозяйственных экспертов, отправляемых в Россию: «Русский человек на протяжении веков привык сносить бедность, голод и лишения. У него гибкий желудок, поэтому нам ни к чему ложная жалость». Еще один красноречивый факт: войска, направляемые в Россию, снабжали продовольствием из расчета на 20 дней; затем они должны были находить себе пропитание на месте. Аналогично обстояло дело с армейским снаряжением: Йодль не считал необходимым предпринимать какие-либо специальные меры для его обеспечения; предполагалось, что кампания будет вестись с имеющимися материалами и снаряжением. Впрочем, существенная их часть поступала из уже оккупированных стран: например, использовались французские и чешские танки. Армия, перешедшая границу СССР 22 июня, напоминала лоскутное одеяло, а вовсе не мощную военную машину, тщательно отлаженную при помощи «гибкой военной экономики», как уверяют некоторые авторы. Все расчеты строились на эффекте внезапности и стремительном завершении кампании. Именно так было в середине июля, когда Гитлер заявил послу Ошиме, что рассчитывает закончить войну через шесть недель; 16-го он собрал у себя в штабе большую часть руководителей рейха и сообщил им то же самое – Борман вел протокол, занявший 11 страниц. Фюрер в очередной раз изложил цели войны, уточнив, что следует разрезать «огромный пирог на маленькие порции, чтобы иметь возможность, во-первых, его покорить, во-вторых, им управлять, а в-третьих, его использовать. Мы должны превратить вновь захваченные территории в Эдемский сад – они представляют для нас жизненную необходимость».

Более долговременные политические проекты Розенберга, намеревавшегося склонить часть покоренного населения к сотрудничеству с немцами, были отброшены в пользу других, нацеленных на экономическое выжимание страны. Комиссаром Украины был назначен гауляйтер Эрих Кох, известный радикальными взглядами; он запустил грандиозную программу по производству оружия, самолетов, танков и военных кораблей. К участию в программе были привлечены некоторые крупные промышленники, главным образом из Силезии – индустриальные воротилы Рейнской области больше интересовались Францией и Бельгией, а также более мелкие предприятия, например текстильные фабрики Ганса Керля. Этих людей в основном привлекали сырьевые ресурсы и дележка собственности. Геринг всячески успокаивал их, обещая после войны осуществить приватизацию всех государственных промышленных предприятий. Но пока образцом сотрудничества между государством и частным сектором служило Континентальное нефтяное общество – ему вменялось в обязанность немедленно прибрать к рукам всю советскую нефтяную промышленность. Что касается остальных отраслей экономики, то предполагалось передать их в прямое управление немецким предпринимателям.

В центре этого альянса государственных и частных интересов находился Восточный экономический штаб, неотложной целью которого было обеспечить материальные потребности рейха и заняться реорганизацией послевоенной экономики. В дальнейшем начались бесконечные трения между Герингом и Розенбергом по поводу первоочередности конкретных задач. Генерал Вагнер постарался держаться подальше от этих споров, при первой возможности сняв с себя ответственность за обеспечение тыла. Тогда Гитлер поручил Розенбергу заниматься решением политических вопросов и подтвердил полномочия Геринга в решении вопросов экономических; таким образом оба конкурирующих органа должны были самостоятельно разбираться между собой, кто главнее. Ситуацию также осложняли экономические инициативы Гиммлера и СС.

К концу июля 1941 года стало очевидно, что завершить кампанию в намеченные сроки не удастся, и параллельно с кризисом принятия решений, свирепствующим в сухопутной армии, разразился аналогичный кризис в сфере экономики. Хуже всего обстояло дело с продовольствием, горючим и рабочей силой. Гитлер делился этими заботами со своим адъютантом Энгелем, вспоминая Фауста Гёте, в котором «уживались две души»; он имел в виду политическую идеологию и экономику. С политической точки зрения Москва и Ленинград должны были исчезнуть с лица земли; с экономической – гораздо более важными представлялись другие цели, в частности на юге, где была нефть и хлеб, а также много всего иного, в чем нуждалась Германия; поистине Россия была «страной, где текут реки из молока и меда».

С конца июля остро встала необходимость согласования военной стратегии со стратегией экономической. Главной проблемой оставалась нехватка рабочих рук. Дефицит рабочей силы составлял 1,5 млн человек, но о том, чтобы демобилизовать часть армии и отправить солдат трудиться на заводы, не могло быть и речи. Следовательно, надо было найти другое решение. Первым делом привлекли к работе полмиллиона французских военнопленных, но это была капля в море. А что, если использовать русских военнопленных? Против этого предложения – по политическим причинам – решительно восстал Гиммлер, поддержанный Гитлером. Однако под давлением настоящего «экономического фронта» 22 октября он издал указ о привлечении к работе на рейх 100 тыс. украинских шахтеров. Плотина была прорвана, и короткое время спустя на немцев вовсю трудились советские военнопленные. Впоследствии Гитлер, отвечая Геббельсу, убежденному в необходимости женского труда, говорил, что лучше уж использовать русских пленных, чем немецких женщин. При этом русские рабочие работали очень хорошо, показывая производительность труда на 40 % выше, чем немецкие.

О военных и материальных трудностях в борьбе «за жизненное пространство» можно написать не одну, а множество книг. Например, стоит упомянуть принятое Герингом 16 сентября 1941 года решение о приоритетах в продовольственном обеспечении:

«Вначале воюющие части, затем остальные войска, находящиеся на вражеской территории, затем войска, расположенные в Германии. Снабжение должно производиться по этой схеме. Затем следует немецкое население и лишь после него – население оккупированных территорий. На оккупированных территориях пищу должен получать только тот, кто работает на нас. Даже если бы мы хотели накормить всех остальных, мы не имеем такой возможности. Что касается русских военнопленных, то, в отличие от других военнопленных, мы не связаны никакими международными конвенциями в отношении их питания. Поэтому их питание зависит от производительности их труда».

До осени 1941 года на немецких предприятиях работало около 700 тыс. русских рабочих. После того как сотни тысяч их товарищей умерли, Гитлер издал приказ (31 октября 1941 года) о привлечении к работе трех миллионов русских, которые должны были получать нормальное питание. Однако, несмотря на эти меры, из 3 350 000 военнопленных, захваченных в 1941 году, к 1 февраля 1942 года умерло 60 %, в том числе 600 тыс. человек – к началу декабря 1941 года. Они стали жертвами «голодной стратегии».

К концу августа Гитлер преодолел свой кризис и снова преисполнился оптимизма. 25-го он принимал у себя Муссолини. На следующий день оба отправились в Брест-Литовск, оттуда – в южную штаб-квартиру фюрера в Галиции. Затем настал черед регента Венгрии генерала Хорти, в компании с которым Гитлер посетил замок в Кёнигсберге Мариенбург, в прошлом служивший резиденцией рыцарям Тевтонского ордена. Хорти был награжден Железным крестом. В течение всего этого времени продолжались ожесточенные бои, в том числе в окрестностях Киева. Немецкие войска прорывались к Харькову и Ростову, чтобы завладеть украинскими богатствами, Крымом и горнопромышленной Донецкой областью.

Международное положение Германии между тем осложнялось с каждым днем. 6 сентября Рузвельт издал приказ открыть огонь по немецким кораблям в Атлантическом океане, что было равнозначно началу необъявленной войны. Геббельс в связи с этим записал, что вступление в войну США будет катастрофой, даже не столько в материальном, сколько в психологическом отношении. «То, что сегодня происходит в мире, настроенном против Германии, позволяет нам догадаться, что нас ждет, если мы проиграем войну. Мы и в самом деле прижаты к стене. Лазейки у нас не будет».