Погасить Черное Пламя - Гинзбург Мария

Оставлять дракона с фланга было рискованно. Но Зейнеддину почему-то казалось, что если бы чудовище хотело атаковать, оно давно напало бы. Скорее всего, дракон лишь хотел защитить свое логово, и сигналил нежданным гостям: «Это земля – моя».

Зейнеддин хлестнул нагайкой своего маленького мохноногого коня, поднимая на дыбы, и развернул практически на месте. Высокий, гибкий, с огромными синими глазами и копной светлых кудрей, делавших его похожим на молодого львифона, в окружении своих черноголовых воинов в полосатых халатах младший сын Великого Бека выглядел таким же странным и необъяснимым сном, как и черный дракон в утреннем небе над Нудайдолом.

Сотня лучших бойцов, вернувшись из разведки, сообщила об отсутствии угрозы с востока.

– Что это было? – спросил Василий.

Только у кузнеца хватило духу разговаривать с дочерью после того, как она вычаровала в небе над станицей иллюзию дракона. То есть, Василий был почти уверен, что это – иллюзия… но он хотел убедиться.

Коруна посмотрела на отца ничего не выражающим, мертвым взглядом. Неделя прошла после нелепой, и от того еще более страшной грозы, сотрясшей станицу. На следующий день люди князя принесли удивительные вести о том, что Черное Пламя убит заговорщиками, а со стороны Мертвой Пустыни движутся полчища сюрков. Княжеские дружинники забрали из деревни всех мужчин, кроме кузнеца и Антона, сухорукого подростка. Станичники не решились бы подойти к избушке ведьмы и дольше, если бы в окрестностях Пламенной не появился разъезд сюрков. Теперь некому было защитить их, кроме колдуньи. За Кертель отправили Василису, старшую дочь кузнеца – даже если бы ведьма была сильно не в духе, вряд ли бы она сразу бы убила сестру своей ученицы.

Оказалось, что старая колдунья умерла. Но ее воспитанница не ударила в грязь лицом. Увидев в небе огромную огнедышащую тварь, сюрки повернули назад и скрылись в лесу.

– Это был дракон, – ответила Коруна отцу.

Василий покачал головой, стараясь скрыть охвативший его ужас. За прошедшие три дня Коруна изменилась сильнее, чем за предыдущий год. Она стала старше, мрачнее… а в ее глазах отцу чудился странный, развратный блеск.

– Станичники отблагодарят тебя, – сказал кузнец.

Новая ведьма-покровительница станицы Пламенной следила за полетом дракона. Он закончил прихотливый вираж и теперь двигался на северо-восток. Избушка ведьмы, у дверей которой Коруна нашла это великолепное, жутко израненное тело, и где словно одно мгновение в безумных ласках пролетели эти дни и ночи, находилась к югу от станицы.

– Не за что, – сказала она глухо. – Я ухожу в Горную Школу, и отныне вам придется защищаться самим.

Василий склонил голову.

– Воля твоя, – произнес он, как показалось Коруне, скорее с облегчением, чем с сожалением.

И все же она вернулась в избушку – проверить.

На столе лежала крупная брошь с алыми, как глаз дракона, камнями. Самого дракона не было.

Юная ведьма зарыдала.

Как он мог уйти? Ведь она любила его, и только его она будет любить всегда.

Но трезвый голос напомнил Коруне о ее характере, неожиданно оказавшимся весьма сварливым. О приступах ярости, охватывавших ее в те моменты, когда все женщины засыпают в объятиях сладкой усталости. О потоках брани, которые она изливала на голову Тенквисса совершенно незаслуженно.

Коруна приколола брошь к плечу, достала меч из сундука и поднялась на чердак, где ее ожидала уже отдохнувшая ступа.