Исправленному верить (сборник) - Татьяна Минина

Матрёша покачала головой. О молодом супруге знаменитой актрисы она была наслышана. Девятом, кажется. Или одиннадцатом… Запамятовала. Точно помнила, что не десятом. Что-то около того. А гобелен с портретом на фоне восходящего солнца дарил своей молодящейся пассии незабвенный генн Хемфри из любимого генной Ольгой сериала.

Матрёша поднялась. Чтобы отвлечься, ей хотелось чем-то себя занять.

– Ну, раз такое дело, конечно, голографирует, – примирительно сказала она. – А я пойду, подсуечусь с завтраком. Может, даже сама приготовлю, надоели эти штампованные котлетки из комбайна.

Матрёна полюбовалась делом рук своих. Каша ручной работы была пышная, белая, с золотистыми потёками растаявшего масла. Не то что сваренная бездушными машинами, которые и вкуса-то настоящего не знают – одна энергетическая ценность у них на уме. Столовой в «райке» не было. Обычно порции в номера доставляли шустрые киберразносчики, но из-за всех этих передряг она забыла код общей активации. Матрёша устало опустилась на стул. Ноги гудели. Не самой же бегать.

Переведя дух, Матрёша засеменила в парадную залу. Там шло общее собрание. Глядишь, вместе что-нибудь и придумают.

На высокой, богато убранной неувядающими цветами и лентами сцене царил генн Алексей. Он с важным видом демонстрировал собравшимся баллончик с цитопластазином, обучал пользоваться им, разъяснял тонкости.

– И, надеюсь, вы не забудете о тех, кто по разного рода причинам не может воспользоваться препаратом самостоятельно! – гремел он, хмуря кустистые брови.

Слушатели внимали ему с покорностью послушных детей. Под сводами залы висела густая и жирная, как Матрёшина каша, тишина. На цыпочках Матрёна пробралась ближе к сцене, присела на краешек свободного кресла.

– Вопросы есть? – Генн Алексей обвёл ряды слушателей строгим взглядом. Над головами поднялась худенькая ручка.

– Скажите, а как же мой бал? – Крошечная старушонка в ярко-фиолетовом паричке горько кривила напомаженные губы. – Столько готовились. Мне платье заказали, точь-в-точь как у генны Китти! Помните, такое лиловое, со шлейфом?

Собрание оживилось.

– А чего нам смотрящие?! Сами справимся, без надсмотрщиков! – выкрикнул кто-то надтреснутым фальцетом. – Пять лет в «райке», это вам не как-нибудь! Юбилей!

– Э-э… – Генн Алексей почесал покрасневшее ухо. – По организации мероприятий медицинского характера вопросы есть?

– Бал! Ночной бал! – Юбилярша захлопала в ладоши. – И никаких отбоев!

Крякнув, генн Алексей принялся спускаться со сцены. Матрёша засуетилась, завертела головой, крикнула, стараясь превозмочь поднявшийся в зале гомон:

– А вот с кашей, значит, делать-то что?! Готова ведь! Горяченькая!

Несмотря на неуклюже изложенный вопрос, Матрёшу поняли. Оживление переросло в бурю – на часах время обеда, а у обитателей «райка» со вчерашнего вечера маковой росинки во рту не было. Вопрос решили незамедлительно – лежачим разнести, остальное – в залу. Генеральная репетиция пира!

В какой-то миг всеобщее радостное возбуждение передалось и Матрёше. Вдруг из бесконечно далёких глубин памяти всплыло шаловливое видение – маленькая девочка с тоненькими косичками. Родители впервые оставили её дома одну. Какое это было ликование! Почти непереносимое счастье! Невообразимая лёгкость бытия! Весь мир принадлежал тогда ей. Можно было прыгать по кроватям, кувыркаться через голову, петь во весь голос и погружать руки в невесомо-мягкую муку. Да, у них была настоящая мука! Это ведь мама приучила её к мысли, что рукотворная еда совсем не похожа на обычную – имеет неуловимые оттенки, её вкус целиком зависит от полёта твоей фантазии.

Мама… Матрёша застыла. Сколько лет прошло! Она встретила Андрея и уехала с ним далеко-далеко из крошечного приморского городка. И больше никогда не видела маму. Почему? Почему она не поехала к ней, когда осталась одна? Слишком многое минуло и забылось. Время разорвало какие-то связи. Или… Матрёша похолодела. Или мама уже была в «райке»? А она даже не знала, в каком. Закрутилась? Да. Ей тогда так казалось.

Матрёша оглянулась, точно кто-то мог подслушать её мысли – стыдные, мучительные, – и тут же натолкнулась взглядом на генна Алексея. Он стоял у неё за спиной, смотрел угрюмо и, ей показалось, осуждающе.

– Я… это… – Матрёна так сконфузилась, что сердце холодным комочком забилось в горле.

– Нам нужна ваша помощь, – не замечая её смущения, сказал генн Алексей.

– Моя?! Но чем я могу?.. – Чуть помедлив, закончила: – И кому это вам?

– Мне и Николаю Андреевичу. А там, как знать, возможно, и всем нам. – Генн Алексей огляделся.

На них никто не обращал внимания. Захваченная идеей праздника толпа радостно гудела, двигалась, билась на группки и снова сливалась в общую массу.

– Генну Николаю?! Но кашу лежачим вроде разносят. Цитопластазин вы уже…

– Нет-нет, помощь нам нужна другого рода. – Генн Алексей потряс головой. – Если честно, ничего конкретно я вам сказать не могу. Нам просто нужны здравомыслящие люди.

– Здравомыслящие… – эхом повторила Матрёша. Задумалась. Зардевшись, забубнила: – Но… вы с генном Николаем, конечно… образованные, а я… не умею ничего. Всю жизнь на домашнем хозяйстве.

– Вы реально смотрите на вещи, – прервал её генн Алексей. – В исчезновении персонала вы видите проблему. Это объективный взгляд, это разумно. Другие же событие рассматривают иначе – сейчас для них это просто счастливая возможность нарушить режим.

– Их можно понять, – вступилась Матрёша. – Торжественный вечер в честь пятилетия пребывания в «райке» генны Альбины готовили два месяца.

– Вы не смешиваете собственную жизнь с жизнью генны Кэтти-Бэтти-Пэтти или как там их… Ваш мир настоящий, – гнул своё доктор. – Чтобы в этом мире что-то понять, решить, исправить, подброшенные им задачи надо трезво оценивать. В конце концов, вы приготовили завтрак, а не ждали, что прикатит супермен весь в белом и вас накормит.

– Я поняла. Не знаю, смогу ли быть вам полезна, но я попробую.

Они стали протискиваться к выходу. У самых дверей генн Алексей обернулся:

– Да, и не называйте его генном. Николай Андреевич этого не терпит. Обращайтесь к нему по имени-отчеству.

– Почему? – удивилась Матрёша. – «Генн», «генна» – хорошее слово, что-то вроде «уважаемый». Так ведь всех называют, кто дожил до часа Х.

Генн Алексей многозначительно глянул на Матрёшу:

– Тот, кто ввёл подобное обращение к жителям «райков», обладал своеобразным чувством юмора. Слово «генн» взято из какого-то мёртвого языка. Или инопланетного, не помню. Означает «сброшенная кожа», как у змей, слышали? Так-то вот. Николай Андреевич рассказывал. Вы же знаете, он полиглот, каких мало.