Хроники железных драконов (сборник) - Майкл Суэнвик

– Три за доллар, – сказал фоллет-балаганщик, державший в руке бейсбольный мячик. Затем, приняв мое смятение за скепсис, добавил: – Все по-честному, мсье, – и легонько швырнул мячик в клетку; лисица ловко увернулась, затем носом протолкнула мячик между прутьями клетки, и он упал на землю. – Попадите в лису и получите приз.

Позднее я узнал, что тут была некая хитрость. Хотя с виду казалось, что все прутья стоят на равном друг от друга расстоянии, один из промежутков был сделан чуть пошире – как раз таким, что проходил бейсбольный мяч. Лисице только и нужно было, что избегать этого места, и тогда ей ничто не угрожало. Но даже не зная, что игра эта жульническая, я не хотел в нее играть, меня переполняла нерассуждающая любовь ко всем и ко всему. А уж в такой-то день мне было и совсем невыносимо видеть такое же, как я, живое существо сидящим в заточении.

– Сколько стоит лисица?

– Сет импосибль[33], – ответил фоллет. – Да она вам, сэр, и ни к чему, слишком уж ругается.

Но я уже достал бумажник:

– Берите все, что там есть.

Глаза фоллета стали большими, как суповые тарелки, и по этому признаку я догадался, что несколько переплатил. Но с другой стороны, рассудил я здраво, в саквояже, прихваченном мною из дома, лежит и столько, и два раза по столько, и много, много раз по столько.

После того как фоллет открыл дверцу клетки и торопливо слинял, лисица преклонила у моих ног колени.

– Я, господин, говорила все это просто так, ничего такого в виду не имея, – пропела она сладеньким голосом. – Это была просто такая, ну, знаете, пустая болтовня. Теперь же, когда вы мой хозяин, я буду служить вам правдой и совестью. Прикажите, и я подчинюсь. Я посвящу всю свою жизнь вашему благу, если только вы мне это позволите.

Чтобы снять с лисицы рабский ошейник, мне нужны были свободные руки, и я поставил саквояж на землю.

– Мне не нужно твое подчинение, – проворчал я. – Делай что хочешь, ни в чем мне не подчиняйся и думать не думай ни о каком моем, прокляни его боги, так называемом благе. Отныне ты свободна.

– Ты шутишь! – воскликнула фраппированная лисица.

– Очень даже не шучу. А потому, если ты…

– Всеблагая Мать Всех Зверей! – сдавленно выдохнула лисица, выпучив глаза на что-то, появившееся за моею спиной. – Осторожно!

Я крутнулся волчком, но за спиной не было ничего, кроме все тех же балаганов и ярмарочных зевак. Полный недоумения, я снова повернулся к лисице – но она уже исчезла.

И к тому же увела мой саквояж.

Так мне поневоле пришлось познать, каков вкус у свободы, когда у тебя в кармане нет ни гроша. С равной горечью проклиная и подлую лисицу, и свое собственное легковерие, я покинул гоблинскую ярмарку. Незаметно для себя я оказался на берегу Гихона. Там я перекинулся словом-другим с лодочником, и тот в результате отвез меня на пристань и посадил на буксир, капитаном которого был его хороший знакомый. Буксир уже подцепил баржу с мусором, чтобы тащить ее вверх по реке к «Цепкой трясине».

Как тут же выяснилось, мусорная свалка была отнюдь не тем местом, где стоило сходить на берег. Тут было множество дорог, ведущих в глубь заваленной хламом пустыни, но ни одной, которая шла бы вдоль берега, вверх по течению, куда я, собственно, и хотел направиться. А уж запах! Неописуемо.

Рядом с пристанью, в тени крутой огромной мусорной горы прилепилась маленькая горстка зданий. Это были по большей части гаражи для самосвалов-мусоровозов, но я заметил и несколько полукруглых металлических ангаров, приспособленных, надо думать, под ремонтные мастерские и склады, а также несколько нормальных, приличных когда-то домов, окна которых были наглухо заложены кирпичами. В этих домах размещались конторы и все тому подобное, а один из них, над которым нервно мигала и потрескивала полудохлая неоновая вывеска «Бриг-о-дум», отдали под бар. Рядом с баром стоял переполненный мусорный бак, выглядевший немного диковато, посреди свалки-то.

Вот туда-то меня и потянуло.

Вам следует понять, что никогда прежде я не испытывал голода, настоящего мучительного голода. В то утро, возбужденный заранее задуманным побегом, я даже не позавтракал, а предыдущим вечером съел лишь легчайший из ужинов. На буксире я жадно наблюдал, как капитан неспешно расправляется с двумя большими бутербродами и яблоком, но был слишком горд, чтоб попросить у него кусочек. Какие претерпел я страдания, когда он небрежно кинул за борт далеко не полностью обгрызенный огрызок яблока! А теперь…

Теперь, к полному своему ужасу, я вдруг обнаружил, что иду к мусорному баку. С омерзением увидев, как из-под него выскочила крыса, я совсем было повернул назад, однако голод мне этого не позволил. Я был как мошка, летящая на пламя свечи. Я и надеялся, что в баке найдется какая-нибудь пища, и ужасался, что, если она найдется, я ее съем.

И вот тогда-то, в этот мрачнейший из часов, я услышал знакомый голос, который никак уж не ожидал когда-нибудь снова услышать:

– Эй, башка, говном набитая! Не хочешь ли сказать тете, что рад ее видеть?

На стоявшем неподалеку подсобном грузовике сидела лисица.

– Ты!.. – воскликнул я, но не стал, хоть и очень хотелось, завершать оборванную фразу «Ты, мерзкая тварь!». Бедность уже начинала учить меня политесу. – Как ты сумела меня выследить?

– О, я знаю много способов.

Надежда билась в моей груди, как в кулак зажатая птица.

– У тебя сохранился мой саквояж?

– Естественно, нет. Ну как ты представляешь себе лисицу с багажом? Я сразу же его и выкинула. А вот ключик от него я сохранила. Ну не хорошая ли я девочка?

Она наклонила голову, и маленький ключик, висевший на тесемке у нее на шее, соскользнул на асфальт, завершив свое падение негромким звоном.

– Придурочная лиса! – заорал я, раздосадованный крушением надежды. – Ну зачем мне ключ от саквояжа, которого больше нет?

И она объяснила зачем.

Как и можно было ожидать, «Бриг-о-дум» оказался кабаком весьма дурного пошиба. Висевший на стене черно-белый телевизор был постоянно настроен на какие-то боксерские матчи, сукно на бильярдном столе протерлось до дыр. На двери туалета какой-то остряк-самоучка намалевал корявыми белыми буквами «Тир-на-бог»[34]. Я сел за стойку и сказал подошедшему наливальщику:

– Пиво.

– «Красную полоску» или «Драконий стаут»?

– А ты меня удиви.

Я одним глотком уполовинил принесенное пиво. Мой желудок сразу же заболел, голова закружилась, но все это были мелочи, не стоящие внимания. Ведь впервые за последние сутки с лишком в моем желудке появилось нечто существенное. Затем я повернулся на табуретке и обратился к бару как к цельному организму.

– Мне нужен проводник. Кто-нибудь, кто поведет меня к месту на свалке, явленному мне в видении. Узкий пятачок у ручья, в котором мешки мусора всплывают на поверхность и лопаются, распространяя кошмарную вонь…

– Такого тут сколько угодно, – фыркнул токолоше[35], какой-то особенно неприятный образчик этой породы: смуглый волосатый карлик с горящими глазами и длинными желтыми клыками.

Сидевший в одной с ним кабинке фоссегрим[36] угодливо подхихикнул, не было ни малейших сомнений, кто в этой парочке главный.

– …а из тростников чуть высовываются две бронзовые ноги от Родосского маяка.

Токолоше секунду подумал, а затем подвинулся, освобождая мне место рядом с собой. Фоссегрим, высокий и тощий, с волосами светлыми, как щетка трубочиста, тоже подвинулся и прямо навис нал столиком, готовясь послушать, что скажет товарищ. А тот, не тратя лишних слов, вполголоса прорычал:

– Что нужно сделать?

– Сумка от этого ключа, – сказал я тоже вполголоса. – Она где-то там зарылась. Мне нужно ее найти, и я заплачу.

– Хм, – сказал токолоше. – Ну что ж, мы с товарищем знаем это место, которое ты ищешь. И есть тут один такой они[37], который может что надо выкопать. Всего, значит, трое. Ты заплатишь каждому из нас по сотне?

– Да. Когда сумка будет найдена. Никак не раньше.

– А как насчет тысячи?

– А ты потом снова повысишь цену, а потом снова, пока не нащупаешь потолок? Вот мое окончательное предложение: десять процентов того, что в сумке.

– Каждому по десять. – И, заметив, что я немного замялся, токолоше добавил: – И твой счет в баре будет на нас.

Ну ведь все до капельки в точности как предсказала лиса. Я был одет, как одеваются богатые, но при этом весь грязный и взъерошенный. Это, вкупе с моим острым желанием вернуть себе утраченный саквояж, сказало моим новонайденным партнерам все, что им хотелось знать.