Путь Любопытства. Дилогия (СИ) - Нейтак Анатолий Михайлович

– На этом огне сгорает лишь тело. Дух, обитавший в нём, ушёл раньше. И прощаемся мы не с телом, но с духом. Дедуля был забавный. И добрый. Я бы хотела, чтобы он жил дальше. Вот только от моих хотелок зависит далеко не всё. Я… думаю, мы все можем пообещать помнить его и встречать неприятности с таким же спокойствием, как дедуля. Я, В‑васаре, с‑сказала!

Мийол обнял сестру, привычно уткнувшуюся в плечо и беззвучно, крупно вздрагивающую. Обнял и принялся поглаживать.

Костёр гудел, выбрасывая вверх багровые языки и яркие искры.

Эшки дважды громко ухнула из темноты.

Вторя ей, Сука (которую и Васька сейчас не назвала бы Улыбакой) коротко и на удивление тонко проскулила. Завозилась, повертелась. Легла, вытянув лапы и положив на них обросшую роговыми пластинами голову. Разумные, кроме Мийола и его сестры – ну и Эшки, конечно же – потянулись к кораблю: спать.

«Обряд прошёл правильно. Хорошо прошёл, что уж там.

Вот только на душе всё одно погано…»

Странник 2: разгул цивилизации

Даже две трети от полной крейсерской скорости безымянной яхты превосходили скорость бега профессионального гонца примерно втрое. Но просторы Планетерры поистине огромны – до головокружения и озноба при попытке осознать эти расстояния; команда Мийола нашла тракт на Хорридон в четвёртый день второй недели первого месяца второго сезона, а добралась до этой промежуточной цели маршрута лишь к пятому дню третьей  недели. Преодолев за это время, по примерным подсчётам, подкреплённым сверкой с картами, более восьми миллионов шагов.

А ведь Хорридон, будучи одним из колониальных имперских портов, не являлся морским. Он стоял в устье Сальены, при её впадении в пресноводное озеро Колтиз; по прямой от него до ближайшего морского берега оставалось ещё дня три полёта… ну, или сутки – если лететь на полной крейсерской скорости строго по прямой, не опускаясь на грунт по ночам, как общим решением команды это делали при полёте вдоль тракта.

Восемь дней в воздухе. Восемь дней наблюдений с фордека, восемь дней перемен…

Фон Природной Силы неуклонно падал – и это влекло изменения на земле. Окольцованные мощными стенами городки сменились редкими поселениями, обнесёнными частоколами. Потом поселения пошли всё чаще и чаще. За границей диколесья, в жёлтой зоне, человеческие поселения и распаханные поля – уже не скованные частоколами – почти полностью вытеснили леса; а те сиротливо зеленеющие рощи, что всё‑таки остались тут и там, носили явные следы человеческого вмешательства. Очевидные даже с высоты. В нормальных, привычных Мийолу и компании лесах деревья не растут по линейке. Тракт, вдоль которого летела яхта, сделался шире, движение по нему оживилось многократно. Да и в воздухе замелькал разнообразный транспорт – в основном мелкие летучие лодки, не имеющие ни палуб, ни нормальных навигационных приборов. Однако даже такой примитив двигался в разы быстрее, чем торговые караваны, и с успехом доставлял к многолюдным поселениям (скорее даже полноценным, пусть и небольшим, городам – каждый тысяч на полтораста народу и более) разные скоропортящиеся продукты.

С высоты всё это выглядело приятно и цивилизованно. С высоты… м‑да.

Приземляясь для ночёвок, Мийол с командой словно окунались в болото. Молодому магу вовсе не требовалась Кираса Истины , чтобы своими обострёнными чувствами Охотника, ещё и дополнительно усиленными Атрибутом, ощущать направленные на него липкие взгляды. Очень часто в них читалась опаска, доходящая до откровенного страха; почти столь же часто ощущалась зависть – едкая, тёмная, смердящая прокисшими надеждами и мутным давлением ежедневных забот. Встречались липкие, алчущие взгляды желающих так или иначе заработать на странниках, встречались колющие злобой и ненавистью взгляды людей, кем‑то обиженных и переносящих своё отношение с конкретных обидчиков на вообще всех могущественных – то есть обладателей власти и силы, превышающих их собственные. Но всё это Мийол мог бы стерпеть… наверно… мог бы не концентрироваться на том, какими глазами люди смотрят на Шак. Не обращать внимания на взгляды, провожающие Ваську. Не…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Люди‑люди. Человеки. Его – говоря теоретически – родня по виду.

Они же и друг на друга, на близких и равных, смотрели так, что призывателя временами начинало подташнивать! Они привычно изливали свою агрессию на всех подряд! И если странствующим с помощью собственного воздушного транспорта доставались в основном лживо‑льстивые слова с частыми поклонами (на вкус Мийола – слишком  частыми; в Жабьем Доле даже перед Воинами особо не гнули спин! а тут…), но напасть или хотя бы навредить им всерьёз местные не думали…

Что ж. За последнюю неделю команда навидалась всякого.

Например, они видели женщину, что с неприкрытой злобой пинала вусмерть пьяного мужчину. Изрыгающую при этом такие слова, что даже слушая их, ощущаешь себя запачканным. А толпа равнодушно обтекала жертву алкоголя и насилия. И ладно бы только толпа – патруль стражи точно с таким же равнодушием обогнул пару, продолжая обход.

Чем‑то провинившихся слуг порют на скотном дворе. А то и прямо в трактирном зале, на виду у всех. Притом не всегда лёгкой плетью; пару раз наказующие использовали бич, от хлёстких ударов которым на спинах раскрывались полосы алого мяса, кровоточащего, жуткого. Порой на спинах избиваемых попросту живого места не находилось от свежих и старых ран.

И да: сцены порки приходилось наблюдать чем дальше, тем чаще.

Посреди площади торчат из брусчатки столбы. К столбам (добро ещё, не всем) привязаны люди. Большинство равнодушно идёт мимо, но часть задерживается: плюнуть, ударить, оскорбить. Особенно Мийола выморозила стайка ребятни, дружно выдиравшей у привязанной волосы. Несчастная бессильно ругалась, но от её некогда пышной шевелюры осталась едва половина – а затейники‑детки продолжали с шакальим хохотом драть локоны, дёргая голову привязанной в разные стороны и не обращая внимания на выступающую на скальпе кровь.

Вдоль улицы сидят полуобнажённые люди. Обоих полов, хотя женщин отличить не так‑то легко. Голод превратил в обтянутые кожей скелеты всех без разбора – и молодых, и старых, и дев, и парней… и детей. Десятки, сотни почти одинаковых ещё живых… какой‑то франт отломил кусок выпечки и кинул под ноги полутрупам. Разразилась омерзительнейшая, медленная и неуклюжая драка за еду среди тех людей‑скелетов, что ещё могли хоть как‑то двигаться. Франт же смотрел на это, медленно жуя и улыбаясь одними глазами; две более чем просто полненькие дамы, сопровождавшие его, также смотрели на драку – со спокойным презрением во взглядах.

А разговоры в трактирах?

– …сошлись на Бурьянном пустыре. На одной стороне – Красные Черепа, штук тридцать не то все сорок злобной мелочи с камнями и палками. На другой – Жабодавы, полторы дюжины таких вполне себе взрослых бандюков с семнадцатилетним вожаком во главе.

– И кто взял верх? Опять Жабодавы?

– Нет. Черепа‑то, пока полегли, Жабодавов проредили‑поранили, а по ослабшим ударили Камнерукие. Помощница вожака Жабодавов его предала, говорят, потому оно так вышло…

– …какая по счёту это у него жена?

– Пятая вроде. Или шестая. Да какая разница? С его доходом он мог бы позволить себе менять этих сучек хоть трижды в год, по жене на сезон…

– …я, говорит, это зерно лучше свиньям скормлю, чем всяким нищим оборвышам…

– …окончательно допился.

– И что теперь?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Да как всегда. Родня поделит наследство, жену с детьми на улицу – кому они вообще нужны? Очередное пополнение в толпах нищих.

– Да, всякой лишней сволочи развелось до облаков – не то, что при Империи…

– …им предложили в третьем сезоне вместо репы вырастить на том поле змеептиц. Так, знаешь, вежливо попросили, как клановые Воины это умеют. Даже почти никого не поломали. Почтенные люди, землевладельцы, предложение это обдумали, значит, ну и – согласились…