Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза - Михаил Восленский

Машина сооружалась под аккомпанемент коммунистической пропаганды, твердившей, будто империалисты вот-вот должны напасть на Советский Союз. Читатель может справедливо сказать, что нападение Гитлера на СССР действительно произошло — в 1941 году. Верно, но запланированное на ряд лет создание советской военной мощи было начато за несколько лет до прихода Гитлера к власти.

Разверните советские газеты 1930 года, и вы увидите, что военные приготовления СССР мотивировались отнюдь не угрозой со стороны Германии (с Германией у Советского Союза было тогда военное сотрудничество), а неким «крестовым походом против СССР», объявленным якобы римским папой. Это впоследствии Сталин насмешливо спрашивал своих западных собеседников: «Сколько у римского папы дивизий?» — а в 1930 году номенклатура делала вид, будто серьезно принимает за военное нападение на СССР упомянутый папой моральный крестовый поход против атеистического коммунизма.

Конечно, после прихода нацистов к власти в Германии, а особенно после начала гитлеровской экспансии у советской номенклатуры появились и дополнительные побуждения, и дополнительные аргументы для укрепления своих вооруженных сил. Но нельзя не отметить: нацистская угроза не отбила у советской номенклатуры аппетита к экспансии. Наоборот: аппетит этот обострился при виде вначале столь удачливой агрессии Гитлера. Именно по секретной договоренности с нацистским фюрером советская номенклатура получила в первый же год второй мировой войны Западную Украину, Западную Белоруссию, Латвию, Литву, Эстонию, Бессарабию, Северную Буковину, Карельский перешеек.

Снова забренчали барды номенклатуры. Молодой поэт Павел Коган восторженно предрекал накануне войны, в которой ему было суждено погибнуть:

Но мы еще дойдем до Ганга,Но мы еще умрем в боях,Чтоб от Японии до АнглииСияла Родина моя!

В Японии она и вправду засияла. Курильские острова — северная часть Японии — были присоединены к Советскому Союзу. Да и до Англии было не так далеко; если мерить от западного берега бывшей ГДР. То, что советская номенклатура получила от Гитлера как плату за поддержку в войне против западных демократий, было ею сохранено.

К этому она добавила то, что ей дали за сопротивление напавшему на нее неверному союзничку Гитлеру — как это ни своеобразно сами западные демократии они почему-то наивно полагали, что сопротивление отчаянно боровшейся за свою шкуру номенклатуры должно было оплачиваться Западом.

Заплачено было щедро: советская номенклатура приобрела Восточную Пруссию, под ее власть были отданы Польша, Болгария, Чехословакия, Румыния, Югославия, Албания, Восточная Германия, Восточная Австрия, Северная Корея, на ее милость была выдана Финляндия. Вы полюбуйтесь на глобусе, какого размера этот подарок!

Добавим, что дар был добровольный и соотношением сил ни в какой мере не оправдывался. «Холодная война» началась же не из-за этих территорий, а потому что выяснилось: сталинская номенклатура хотела еще больше. Она хотела не только Восточную Германию, но и Западную, и, конечно, Западный Берлин; не только Восточную Австрию, но всю ее; не только Северную Корею, но и Южную; она хотела Грецию, Триест, Дарданеллы, Карс и Ардаган, Северный Иран, Китай, Индокитай и даже колонию в Африке — бывшее итальянское Сомали. Посмотрите опять на глобусе на эти границы, к которым стремилась советская номенклатура в 1952 году, и сравните их с границами ее власти за 10 лет до того, в 1942 году, когда линия фронта замкнулась вокруг Ленинграда, проходила недалеко от Москвы, через Сталинград и Северный Кавказ. Вот как широко распахнулась за эти годы пасть класса номенклатуры!

Она и потом продолжала оставаться разинутой. Куба, Никарагуа, Сальвадор, Гренада, Южный Йемен, Судан, Португалия, Ангола, Мозамбик, Сомали, Эфиопия, Южная Африка, Афганистан — таков неполный перечень стран, на которые она разевалась с большим или меньшим успехом.

Не все удалось засунуть в эту пасть, а все-таки многое. К тому же нас интересуют здесь не результаты экспансии советской номенклатуры, а ее стремление к такой экспансии, ибо в своей внешней политике номенклатурные вожди Советского Союза ни на минуту не забывают о своих экспансионистских замыслах.

Вот маленькая иллюстрация из мемуаров Черчилля. Английский банкет на Потсдамской конференции 1945 года. Сталин вдруг начинает собирать у присутствующих автографы. И дальше Черчилль пишет: «Сталин подмигивал от удовольствия и хорошего настроения. Я налил бренди в маленькие бокалы для красного вина и посмотрел на него в упор. Мы оба выпили до дна одним глотком и взглянули друг другу в глаза в знак признания. После паузы он сказал: «Если вы не можете согласиться предоставить нам военный порт в Мраморном море, не могли бы мы получить военную базу в Дедеагаче?».[368]

Сбор автографов (которыми Сталин не интересовался) и бренди (которое он не пил) — притворство, военно-морская база — действительный интерес «отца» номенклатуры.

Номенклатура по самой своей сущности — класс экспансионистский, агрессивный. Агрессивность класса номенклатуры — не какое-то мистическое душевное качество, а прямой результат безудержного стремления этого класса ко все большей власти — главному его достоянию, а также к увеличению его собственности, естественному возрастанию которой устанавливает жесткие границы малая продуктивность экономики реального социализма.

Так что это ложь, будто в советском обществе нет классов, заинтересованных в экспансии и агрессии. Есть такой класс — номенклатура.

2. Традиционная экспансия плюс «мировая революция»

Как-то, когда упоминавшийся в предыдущей главе академик В. М. Хвостов был начальником историко-дипломатического управления и членом коллегии МИД СССР, я спросил его:

— Владимир Михайлович, мне понятно, почему не выдаются исследователям советские дипломатические документы с 1917 года. Но почему закрыты и материалы царской дипломатии со второй половины XIX века?

— Потому, — скрипуче отчеканил Хвостов, сжимая после каждого слова тонкие губы, — что при определенной аналогии внешнеполитической проблематики тогдашняя российская дипломатия применяла в отдельных случаях решения, аналогичные современным. Нам нет нужды их раскрывать.

Речь шла, таким образом, не о смутном ощущении номенклатурой некоего, возможно, случайного сходства, а об осознанном продолжении традиции, о своеобразном сообщничестве дипломатии номенклатурной и дипломатии дворянской, о преемственности их тайн и методов.

Вот что писал об этих целях и методах Энгельс — слова, хотя и включенные в гэдээровское издание его сочинений, но в Советском Союзе не цитируемые: «Россия — безусловно страна, стремящаяся к завоеваниям…».[369]

А Карл Маркс отмечал:

«Чтобы иллюстрировать «антипатию» России к расширению, я привожу несколько данных из множества фактов, касающихся территориальных приобретений России со времени Петра Великого.

Русские границы продвинулись:

По направлению к Берлину, Дрездену и Вене примерно на 700 миль По направлению к Константинополю примерно на 500 миль По направлению к Стокгольму примерно на 630 миль По направлению к Тегерану примерно на 1000 миль».[370]

Со времен Маркса эти границы продвинулись еще дальше. Маркс замечает: «…традиционные приемы, при помощи которых Россия преследует свои цели, далеко не заслуживают того восхищения, с которым к ним относятся европейские политики. Если успех этой традиционной политики является доказательством слабости западных держав, то однообразие и шаблонность этой политики свидетельствуют о внутреннем варварстве России».[371]

Слово «варварство» здесь неточное, оно вызвано эмоциями Маркса. Но мысль ясна: речь идет об отсталости феодальной России.

Как получается, что Советское государство, созданное под лозунгом полного разрыва со всей предшествовавшей политикой феодально-абсолютистской России, выглядит на деле настойчивым продолжателем ее внешней экспансии? Это особенно странно, если учесть марксистское положение, что любая политика есть политика классовая и несет на себе неизгладимую печать проводящего ее класса. Но ведь класс-то, казалось бы, новый!

Новый ли класс номенклатуры — посмотрим в последней главе. Здесь же отметим: неверно говорить только о традиции. Экспансионистская традиция царизма возведена в новую степень соединением ее с марксистско-ленинской идеологией.

В предыдущей главе номенклатурная идеология уже была охарактеризована как идеология великодержавия, облеченная в марксистско-ленинскую фразеологию. Это относится в полной мере и к внешнеполитической части номенклатурной идеологии, но здесь такое сочетание образовало особенно взрывчатую смесь.