Черчилль - Франсуа Бедарида
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С дипломатической точки зрения англичане и американцы плохо подготовились к Ялтинской конференции. В ходе предварительной встречи на Мальте, длившейся всего один день — 2 февраля, они не достигли согласия ни по одному вопросу. В Крыму Черчилля разместили в большом особняке, возвышавшемся над Черным морем и кишевшем «слугами», — по словам генерала Исмея, это был «наполовину стилизованный шотландский замок, наполовину — маврский дворец». Британский премьер-министр воспользовался случаем и отправился в Балаклаву, где с чувством глубокого удовлетворения осмотрел место расположения британской легкоконной бригады, в составе которой в 1854 году одержал победу над русскими его старый полк — 4-й гусарский.
Исмей кратко и точно изложил суть этой конференции: «Приятная в гастрономическом отношении, бесполезная — в военном, угнетающая — в политическом»[354]. Черчилль сразу же почувствовал, что его с Рузвельтом союзнический монолит дал трещину, и это лишь усилило беспокойство и нервозность премьер-министра. Русские быстро научились определять, волнуется ли он, по дрожи его рук и по количеству выкуренных им сигар[355]. На Ялтинскую конференцию Черчилль приехал в подавленном настроении. 24 января он написал Идену: «Спасение мира — в согласии лидеров трех великих держав. Если они поссорятся, наши дети погибли»[356]. Из Ялты британский премьер-министр уехал, испытывая еще большее разочарование. Он решил, что его заокеанский партнер витает в облаках. Кроме того, Черчилль имел возможность оценить «Новый курс» Рузвельта, затрагивавший весь земной шар. В начале же конференции президент Соединенных Штатов, который в то время был уже серьезно болен, высказал намерение управиться со всеми делами в пять или шесть дней. На это пожелание Черчилль ответил язвительной остротой, напомнив Рузвельту, что даже Всемогущему понадобилось семь дней, чтобы сотворить мир[357].
В целом основные решения, принятые в ходе Ялтинской конференции, касались создания Организации Объединенных Наций, объявления Советским Союзом войны Японии и принципиальной декларации о свободной Европе. В то же время польский вопрос остался полностью на совести Советского Союза — Рузвельту с Черчиллем пришлось довольствоваться подписанием коммюнике, в котором говорилось о намерении трех держав создать в новых границах сильную, свободную и независимую Польшу. При этом «демократическому» правительству, работавшему в Люблине, вменялось в обязанность включить в свой состав новых членов из самой Польши и из Лондона. Относительно Германии было принято решение о полной ее оккупации и о взимании с нее крупных репараций. При этом Черчиллю и остальным членам британской делегации пришлось сражаться, подобно львам, как сказал Гарри Гопкинс, чтобы добиться от своих партнеров согласия на выделение Франции отдельной зоны оккупации и на предоставление ей места в Берлинском Совете.
Как бы то ни было, в ходе Ялтинской конференции союзники лишь утвердили план военных действий, который был осуществлен в 1945 году. Вопреки распространенному мнению, в Крыму Соединенные Штаты и Советский Союз вовсе не делили мир. Однако именно во время Ялтинской конференции стало ясно, что их третий союзник утратил прежние позиции и оказался в ранге «младшего брата». Систему мирового устройства, «подаренную» миру Ялтой, можно сравнить с системой, появившейся после Венского конгресса 1815 года, — обе они были разработаны лидерами великих держав, но при этом породили не мир, а лишь отсутствие широкомасштабных военных действий.
* * *Вот уже полвека человечество мучает один важный исторический вопрос, связанный с личностью Черчилля. Насколько прозорлив в свете геополитической ситуации, сложившейся в 1945 году, и многочисленных свидетельств о склонности Сталина к гегемонии был британский премьер-министр? Официальная «легенда о Черчилле» при каждом удобном случае противопоставляет его удивительную проницательность и политическое чутье иллюзиям и ослеплению «трусливого и пассивного» Рузвельта, как его называл первый номер британской дипломатии[358]. Об этом много спорили, тем более что Черчилль во «Второй мировой войне», написанной в самый разгар холодной войны, без конца подчеркивал зародившуюся у него сразу после победы над Гитлером тревогу за будущее, свое недоверие к Советам, свои тщетные попытки предупредить об опасности американцев...
Тем не менее по возвращении из Ялты премьер-министр постарался успокоить политиков с Уайтхолла — министров, депутатов и чиновников, хотя не исключено, что в первую очередь он хотел сохранить лицо и отвести от себя гнев соотечественников, обратив их внимание на другого подходящего «козла отпущения». Неудивительно, ведь в адрес премьер-министра со всех сторон сыпались горькие упреки в чрезмерной уступчивости по отношению к Советскому Союзу и в допущении неподобающего обращения с членами польского правительства, находившимися в эмиграции в Англии. К примеру, по словам одного министра, Черчилль будто бы утверждал, что покуда Сталин будет руководить Страной Советов, Великобритания и Советский Союз всегда смогут договориться. При этом премьер-министр якобы добавлял: «Бедняга Невилл Чемберлен полагал, что Гитлеру можно верить. Он ошибался. А вот я, как мне кажется, не ошибаюсь на счет Сталина»[359]. В отношении Советского Союза и довоенной политической ситуации Черчилль не без иронии отмечал, что все встало с ног на голову. «Милитаристы времен Мюнхенских соглашений, — сказал он как-то одному из своих друзей, — превратились в сторонников мирного урегулирования, а бывшие сторонники мирного урегулирования — в завзятых милитаристов»[360].
Другие факты, напротив, наводят на мысль о том, что Черчилль всегда был готов к интриге. Так, малоизвестный случай, произошедший в 1943 году, свидетельствовал о том, что Черчилль вовсе не исключал возможности нападения на Советский Союз, как только отпадут всякие сомнения в победе над Гитлером. Впрочем, сам премьер-министр не смог бы ни назвать точной даты, когда это произойдет, ни сказать с уверенностью, доживет ли он до этого дня[361]. А вот другой факт, красноречиво свидетельствующий о преждевременных опасениях старого противника большевизма: в августе 1944 года он распространил среди членов военного совета доклад антикоммуниста Рональда Мэттьюса, яростно критиковал советскую реальность, прикрытую маской благополучия. Мэттьюс был знаком с жизнью в Советском Союзе, поскольку два года проработал корреспондентом в московском бюро «Дейли Геральд». В своем докладе он сурово осуждал британские власти за пассивность и приводил высказывание британского военного атташе, возмущенного тем, что его соотечественники «пресмыкаются перед русскими до такой степени, что сами оказываются в грязи по самую макушку»[362]. Однако Сталин не оставался у Черчилля в долгу. Югославский коммунист Джилас поведал миру об ответном выпаде главы Советского государства. По словам Джиласа, в 1944 году Сталин сказал ему, что вовсе не заблуждается на счет англичан, всегда готовых надуть своих союзников. «Черчилль относится к такому типу людей, — пошутил при этом вождь народов, — которые, стоит Вам зазеваться, тут же залезут к Вам в карман и стибрят копеечку»[363].
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});