Двойники - Ярослав Веров

Показалось или так и есть? — небо придвинулось к Даниле. И он уже несом сквозь небесные толщи. Каждая толща будто вся целиком входит в грудь Данилы, нимало не умаляясь в своей беспредельности.

Данилу уносит в зенит. И здесь, над небесной сферой, среди потоков света, струящихся друг сквозь друга, к нему приближается Солнце Мира. На самом деле оно всё так же далеко, но Данила понимает — оно движется к нему.

Солнце Мира обращается к Даниле:

— Данила, ты в своем мире и ты знаешь, кто Я.

— Знаю.

— Сейчас ты не помнишь тот мир, откуда пришел сюда. Но, если останешься здесь, будешь помнить. Теперь же сделай выбор — остаться в том мире или поселиться здесь.

…облака, седые беларусские облака над угрюмым лесом. Ветер тяжко раскачивает верхушки сосен, свистит в ветвях осин. Где-то далеко в поле догорает боевая зенитно— самоходная установка. Вокруг нее суетятся крошечные фигурки людей, там же стоят грузовик и уазик, машет лопастями вертолет.

Привычно, нормально, хорошо. Родина, родной мир. Здесь и жить. Данила наполнен массой всяческих мыслей. Они вьются ужами, вездесущие и всепролазные, обычные земные мыслишки. Возникают сами собою планы на будущее, разнообразные жизненные перспективы. Сейчас подойти к тем людям, сказать — вот он я, живой! А там, конечно, отпустят домой, быть может, наградят медалью «За отвагу». В Питере теперь будет весело…

Данила вдруг вспоминает иной мир и иные небеса. Нестерпимо хочется туда…

— Теперь в тебе проснулась другая жизнь — Мой свет и Мое тепло.

Солнце Мира переносит Данилу Голубцова в новое место этого странного мира. Здесь Оно светит как обычное светило, высоко в небе. А перед Данилой в обычной для этого мира пространственной перспективе вырастает исполинская стена города гипербореев. Стена вздымается высоко вверх, уходит под облака — блестящие серебристые струи.

Данила легко взмывает в воздух, еще мгновение — и он на гребне стены, над облаками. Отсюда видно, что облака — это на самом деле серебряные реки, несущие свои прозрачные воды между бесчисленными городами. И никакой стены — всюду бескрайний, слепящий горизонт. Это и есть земля гипербореев.

Данилу встречает гиперборей, видимо, ожидал:

— Добро пожаловать в землю гипербореев. Теперь у нас с тобой один мир, только земли разные. Мое имя — Румворис.

— Добрый день.

— Если ты согласен, я покажу тебе нашу землю и приоткрою завесу над нашим знанием. Тебя ведь интересует, кто ты, откуда пришел, что с тобой происходило и происходит, и куда движется мир?

— Очень, — Даниле было радостно, он ощущал себя в своей родной стихии, которую там, на Земле, лишь иногда бледно замечал в себе. Исполинские пейзажи земли гипербореев и исполинская фигура Румвориса излучали небывалую мощь, но никак не подавляли его.

— Ты, Данила Голубцов, рожден одновременно в двух жизнях. Две разные субстанции жизни, от двух Солнц, создали тебя. Потому ты обитал в двух мирах. А сейчас — в одном.

— Как? В каких мирах?

— Там, на Гее, ты жил от жизни Солнца Геи. А субстанция жизни нашего Солнца незримо присутствовала в тебе. Вспомни разговор с Татем — будь ты лишь из того мира, то погиб бы. Чудовище встретило в тебе то, чего никогда не встречало, то, что смертельно напугало его. Осилить в тебе вторую жизнь оно не могло.

— Но отчего так? Почему я оказался не такой, как все люди?

— Почему все? И здесь есть люди. Есть земля людей, где ты и будешь жить.

— А нельзя ли у вас? — простодушно спросил Данила.

— Можно, никто тебе не запретит. Но ты не сможешь. Сейчас только мое присутствие защищает тебя от мощи земли гипербореев. Я сделаю на мгновение шаг назад…

Данилу качнуло, ударило светом, закружило изнутри, и это «изнутри» было кружением множества огней, светил, солнц, лучащих невыносимый свет. Данила разлетелся на искры, его не стало.

Гиперборей приблизился. Данила снова был. Он смутно помнил, что куда-то исчезал. Только кружилась голова, впрочем, это быстро прошло.

— Но почему я здесь, почему не остался там, на Гее, я ведь должен был погибнуть? Это потому что я там погиб?

— Нет, ты не погиб. Ты видел Солнце Мира, оно предложило тебе выбор. Если бы ты погиб — выбора не было. Просто тебя переместили: ты был к этому готов.

— А разве Марк и Глебуардус не готовы?

— Еще нет. Ты, Данила, можешь им в этом помочь.

— Конечно, я хочу этого. Только как?

— Пока ты не вырос, не можешь ни помогать, ни понять. Расти-учись, ты любишь учиться и вырастешь быстро.

— Это я понимаю. А вот Григорий и Пимский?

— Особый случай. Впрочем, все двойники особые. Вспомни, как ты и твои двойники открыли для себя двойниковые миры.

— Это было внезапно. Впрочем, я не знаю. Всегда внезапно.

— Да, внезапно. Но это стало оттого, что рядом с вами появился или Григорий, или Пимский. Они открыли вашу память.

— Но рядом со мной их не было!

— Были, и даже ближе, чем к твоим двойникам. Они были в твоей памяти, которая стала доступна им, когда они оба перешли обратно в этот мир. Григорий вкладывал в твою голову события из мира Марка, а Пимский — из мира дюка Глебуардуса. Потому ты не мог участвовать в жизни своих двойников. И знак, оставленный Марку таким удивительным способом через роман Нины, был оставлен не только для него, но и для тебя. Поразительно поступил Григорий Цареград. Но об этом пусть расскажет тебе он сам. Пойми, Данила, мы не предопределяем шаги и решения людей. Любой человек волен поступать по своим желаниям. Общаться с мирами — ваше сокровенное желание. Но самая удивительная свобода и наша радость — когда вы, люди, творите, создаете новое. Мы ведь только открываем пути. Взяв тебя сюда, открыли тебе новый путь, ибо прежний стал тесен.

— Как всё сложно и красиво получается.

— Да, истинно так. Вернемся к Григорию и Пиму. Ты здесь еще не был, только родился. А они — уже давно живут. Время от времени посылаются в двойниковые миры с разными миссиями. Там они забывают о своей второй субстанции жизни, обретая субстанцию того мира. Они живут там обычной жизнью, но приходит пора и истинное в них проявляет себя, входит в их сознание. И вот тогда они находят Память. Такова их экзистенция, как ты бы сказал. Этим они уникальны. Где бы, в каком бы мире ни обитали, рано или поздно они входят в память того мира. Да, Данила, у всякого мира есть память, как бы мир-эхо. Некоторые люди могут ощущать его как мир-сон. Но так им только кажется. В памяти звучит и всегда будет звучать эхо мира. Память бездонна и вечна, Данила.

— Наверное, тяжело было им так жить?

— Привычно было. Ведь силы черпали они не из мира Геи, а отсюда. Впрочем, если ты помнишь, жить среди людей было им не очень весело.