Фрейя. Ведущая волков - Аля Файпари

Ник начал осторожно спускаться по влажной траве, поддерживая меня за руку. У кромки воды он вдруг быстро стянул с себя броню, одежду и сапоги. Только сейчас я заметила, что в другой руке он все это время нес большой сверток ткани и кусок мыла. Оставшись обнаженным, Николас вплотную подошел ко мне, нежно собрал мои волосы и распустил шнуровку на рубахе. Моя голая грудь покрылась мурашками от прохлады ветерка, дувшего с реки.

– Что ты делаешь? – разлепились в шепоте запекшиеся губы. Я даже не пыталась сопротивляться.

– Ты вся в крови, – тихо ответил он.

– Тебе надо на пир, ты теперь вождь. – Я обхватила себя за плечи, глядя, как он спускает штаны с моих бедер.

– Я не хочу, – просто ответил он.

Я беззвучно хмыкнула. Сын Аяна принял власть, но править собирался на своих условиях.

Пока Ник искал валун, чтобы разложить на нем одежду, я бездумно окунала пальцы ног в почти ледяную воду. Она была настолько чистой и прозрачной, что даже сейчас, когда сияние звезд служило единственным светом, можно было легко разглядеть дно и уносимые слабым течением камни.

Подхватив меня на руки, Ник за несколько шагов оказался по пояс в воде и, когда свежая рана на бедре отозвалась режущей болью, тихо выругался. Рассекая воду мощными рывками, он вступил прямо в полосу лунного света, и нас окрасило серебром. Он без предупреждения окунул меня в воду, и я громко зашипела; зубы начали отбивать дробь. Ник тут же прижался ко мне, делясь своим теплом.

Он окунул мочалку в воду, затем розовато-бурые потеки заструились по моей шее вниз к ребрам. Я оперлась о его широкие плечи и прикрыла глаза, отдаваясь на волю нежных рук и невесомых поцелуев. Ник мягко надавил мне на плечи, заставляя погрузиться в реку, после чего принялся намыливать мне волосы, растирая голову длинными, чуткими пальцами.

– Иди сюда, – позвал он негромко.

Я послушно подплыла ближе. Обвила его талию ногами. Уткнулась щекой в ямочку между каменными мускулами и вздохнула, уставившись в одну точку. Зрение помутнело.

Будто что-то почувствовав, Николас прервался и крепко обнял меня, что-то нашептывая в перерывах между ласковыми поцелуями. Он развернулся, чтобы направиться к берегу.

– Постой.

Он хмуро наблюдал за тем, как я споласкиваю и снова намыливаю мочалку. До последнего момента не догадывался, что я собираюсь делать. Словно в эту лунную ночь напрочь забыл о самом себе.

Как и он, я прослеживала путь мочалки губами. Николас дернулся, часто задышав, как только кончик моего языка коснулся твердой груди, и впился пальцами в мои бедра. Я даже не успела поднять взгляд, когда мой рот накрыли горячие губы. Слабо улыбнувшись, я зарылась в его волосы и потянула под холодную воду. Он вынырнул, встряхнулся точно волк, скалясь в ухмылке. Снова обвил вокруг талии мои ноги и целенаправленно двинулся к берегу.

Ветви ивы с тихим шелестом расступились перед нами, заслоняя от остального мира и оставляя в своем собственном. Мои обнаженные ягодицы встретились с ледяной поверхностью плоского валуна, и я задрожала, прильнув к Николасу, отвечая на его жадные поцелуи. Только сейчас, в тепле его рук и губ, ко мне пришло осознание.

Все закончилось.

Я отомстила за свою семью. Мой брат и Алакей не погибли в горах. А Этна больше ничего не грозило.

Мы выжили.

– Ник. Ник, – сдавленный шепот сорвался с моих губ.

Он взял мое лицо в свои огромные ладони и начал осыпать поцелуями соленые щеки.

– Я люблю тебя, – выдохнул Ник едва слышно.

Я всхлипнула.

Улыбаясь сквозь слезы, откинулась назад и притянула его к себе. Он накрыл мою грудь горячим ртом, скользнул ниже, в ямочку пупка, посылая острые волны удовольствия к низу живота. Я с мольбой застонала и крепче стиснула его бедра ногами, когда Ник наконец-то накрыл меня своим телом.

Ритмичный плеск воды. Тихие протяжные стоны. Страстные, влажные поцелуи. Ветви, нежно скользящие по разгоряченным телам. Я подавалась ему навстречу, захлебываясь чувствами, прикрывала закатывающиеся от наслаждения глаза и не ощущала больше ни холода валуна, ни ледяных капель, долетающих с реки, ни впивающихся в спину мелких камней. Остались лишь жар его дыхания, скольжение вспотевшего тела, пахнущего мылом, и дрожь напряженных мышц.

Смертельно уставшие после длинного дня, мы так и не сумели добраться до деревни – заснули прямо там, на берегу. Когда я открыла глаза, оторвав голову от теплой груди, тихая поверхность реки светилась не серебром, а золотом.

– Ник. – Голос походил на скрежет когтей по коре дерева.

В теле будто не осталось ни единого уголка, который не вопил бы от боли. Каждое движение давалось с трудом, а от сильной усталости кружилась голова. Мне хотелось снова завернуться в ткань и проспать здесь, под густой кроной старой ивы, с десяток лет, пока листва меняет цвет, повинуясь череде сезонов. Но я заставила себя поднять руку и потрясти Николаса за плечо. Накидка соскользнула со спины, и речной ветер тут же вгрызся в обнаженную кожу.

– М-м? – низко откликнулся он, не размыкая век.

– Уже светает. Нам надо возвращаться в деревню.

– Зачем? – сонно пробормотал Ник, вслепую попытавшись уложить меня обратно.

– Я обещала Арье вернуться.

– С ней твой брат и Трудая.

– Я обещала, Ник, – настойчиво повторила я. – Она потеряла отца, и ей страшно. Я нужна ей. – Он нехотя приоткрыл глаза и шумно вздохнул. – Ты не можешь быть с ней помягче? – прошептала я. – С другими детьми ты обращаешься иначе.

Николас какое-то время молчал.

– Она – не другие, – наконец сказал он и, откинув ткань, с заметными усилиями поднялся на ноги.

Я не стала продолжать разговор, вместо этого, как и он, начала одеваться. Взгляд скользнул по большому валуну у края воды, и я замерла, так и не затянув на рубахе узел. Вспомнила, как самозабвенно мы любили друг друга на этом камне ночью, вспомнила слова Ника, которые внезапно всплыли в памяти, пронзая меня изнутри. Я глубоко задышала, пытаясь справиться с волнением и лихорадочно думая, как себя вести.

Что, если он произнес их, поддавшись страсти и выплеску эмоций от тяжелого сражения? Что, если он жалел? Или вовсе не помнил, не придал им большого значения? Тогда и мне стоит вести себя так, будто ничего важного не случилось.

Но ведь это не так. Этой ночью три слова перевернули мою жизнь.

Звуки за моей спиной стихли. Я ощутила на себе его взгляд, сглотнула и попыталась одной рукой продеть завязку в кривую петлю, но она упрямо проскакивала мимо. Шеи коснулось горячее дыхание, когда Ник прижался сзади и забрал завязки из рук. Он легко затянул на моей нервно вздымавшейся груди узел, а потом потянулся к раненой ладони и осторожно размотал бинты. Нашим глазам предстала распухшая темно-алая плоть, покрытая кусочками целебных листьев.

– Все не так плохо, – пробормотал Николас у моего уха. Он склонился над рукой, поворачивая ее то в одну, то в другую сторону, и дотронулся до края раны, чтобы проверить температуру. Как вдруг медленно оттянул мои пальцы вниз, отчего всю ладонь пронзило такой болью, что я не сдержала крик.

– Больно! – воскликнула я, пытаясь отнять руку, но он удержал ее.

– Конечно, больно, – невозмутимо отозвался он, проделывая то же самое под мои жалобные стоны. – Но если ты не начнешь ею шевелить и разрабатывать пальцы, разгоняя кровь, то рука никогда не заживет и придется ее отнять. – Николас безжалостно оттягивал, сгибал и растирал каждый палец по очереди. Не в состоянии сбежать, я начала злобно рычать, на что он лишь тихо ухмылялся. Тогда я попыталась укусить его. – Дикарка моя, – нежно прошептал он и поцеловал меня в висок. – Попробуй пошевелить сама.

В своих стараниях я закусила губу едва ли не до крови, но почувствовала одну только жуткую боль, а палец даже не дрогнул.

– Не могу, – простонала я.