Записки рецидивиста - Виктор Пономарев

— Пономарев, пишите заявление на увольнение. Я подпишу.

Я тут же написал заявление, «бугор» подписал, и я поехал в ментовку в Берислав. Там объяснил, что вынужден уехать по семейным обстоятельствам. Что я мог им еще затулить? Попросил, чтобы они подготовили мне документы. Потом в шалмане я попил пива и свалил домой. После обеда был уже на хате. Анка ждала меня. Посмотрела на меня своими безумными глазами, спросила:

— Что, уезжаешь?

— Да. Куда уж тут деваться? Хорошо еще, что по собственному желанию уезжаю. А могли бы и по тридцать третьей статье эбануть.

— Подари, Демьян, будильник мне на память, — попросила Анка.

— Возьми, Аня, — ответил я. — И помни, что я у тебя был.

А сам сидел и думал, куда теперь рвать когти. Не сегодня-завтра из хаты выкинут меня, и прощай, мои хоромы, совсем мало пожил. На работу в ближайшей округе и районах меня никуда не возьмут. Везде меня уже знают, понаслышались, земля-то, она слухом полнится. Одна перспектива у меня — в бомжи податься и идти «тальяну ломать» (скитаться, не имея ночлега). Надо, надо дергать отсюда. Куда только? Володя там что-то насчет Калмыкии говорил, Волгограда, где у него брат живет. Брат его писал, что там какой-то канал строят через всю Калмыкию, атомную электростанцию собираются строить, нужны рабочие и специалисты, звал Володю. А мы что, не специалисты, что ли? Да такого широкого профиля, как мы с Володей, пусть пойдут поищут еще. Не такие каналы наша братва строила, взять хотя бы Беломор, построим и этот. Надо туда юзить. Да и Володе оставаться тут — хана, менты задергают его из-за бабы, что замерзла под его забором.

Пока я так рассуждал сам с собой, заметил, как Анка с тоской смотрела на меня. Мне даже стало немного не по себе от ее безумного взгляда. На ум пришли слова из песни: «Безумная, безумная девица кричала: ясно Трою вижу павшей в прах…» Да, подумал я, рухнул и ее замок надежды.

— Пойдем, Аня, к тебе в Каир, — сказал я, «выйдя из распятия». — Джима отведу к деду Тихону, я обещал.

Мы собрались, вышли на улицу, я снял цепь с проволоки, взял Джима за цепь, и втроем мы пошли в Каир. Я шел молчал, Анка тоже молчала, только Джим слегка поскуливал, как будто чувствовал недоброе. А я думал, что с этими самыми близкими мне существами сейчас придется расстаться навсегда.

Пришли в село, я сказал Анке:

— Ты иди домой, а я буду идти от деда, зайду к тебе.

Я вошел в калитку, дед Тихон увидел меня, закричал:

— Демьян, это ты?

— Я, дед, я. Джима тебе привел, как обещал, а я уезжаю.

— Вот молодец, Демьян. Вот тебе спасибо за такой подарок. Век тебя не забуду. Заходи в хату. Бабка, накрывай стол, ставь магарыч! Смотри, какая у нас теперь псина.

Я привязал Джима к будке, вошел в хату. Бабка накрыла стол, поставила самогонки. Мы сели за стол и стали пить. Немного приторчав, я поднялся из-за стола, попрощался с дедом Тихоном и бабушкой и вышел из хаты. Когда дошел до калитки, Джим сорвался с места и ринулся за мной. Я захлопнул калитку, Джим встал на задние лапы, передние положил на забор, жалобно заскулил, глядя мне в спину. Я шел, не оборачиваясь, и уже в конце улицы вполоборота посмотрел на Джима. Он так же стоял во весь рост у забора. На какой-то миг наши глаза встретились. Джим громко залаял, будто хотел сказать: ну что ты меня бросаешь? Тогда я резко обернулся и крикнул на всю улицу:

— Джим, прости меня!

А сам смахнул с глаз набежавшую слезу и быстро свернул за угол. Шел и думал, что даже животное понимает, что я его покидаю. Прости еще раз, Джим. Ты был настоящим другом. Я тебя не забуду.

К Анке заходить не стал, зачем лишний раз ковырять рану на душе себе и ей.

Утром приехал в контору в «Красный маяк». У директора подписал заявление на увольнение и отдал в бухгалтерию. Сказали прийти в четыре часа за расчетом. Вышел на улицу. Весна набирала силу, на деревьях уже набухли почки. Подумал: куда идти? Решил к Володе на Кубу. Когда вошел к ним в хату, Володя пьяный лежал на кровати, Людка — на другой кровати тоже пьяная.

Я попытался разбудить Володю. Бесполезно, глухо в отрубоне. Тогда я переключился на Людку. Мои усилия не пропали даром и даже были вознаграждены. Людка проснулась, села на кровати в чем мама родила, ошалело повела глазами и увидела меня. Тут она окончательно пришла в себя, и взгляд стал осмысленней. Одной рукой Людка обхватила меня за шею, стала целовать, а другую руку запустила мне в мотню. Я поначалу заупирался, но тоже не железный, поэтому мне ничего другого не оставалось, как «оттележить» ее. Когда успокоились, я поднялся с кровати, оделся, сказал:

— Люда, разбуди Володю. У меня к нему разговор есть.

Ей удалось растолкать Володю, и я стал объяснять ему всю сложность нашей с ним ситуации. Он с трудом поднялся, написал заявление на расчет. Вдвоем мы пошли в контору, он отдал заявление в бухгалтерию. Но ему расчет пообещали дать только завтра. Мы пошли в кафе, взяли пива и до четырех часов сидели пили. Потом пошли в контору, и я получил расчет. На улице я предложил Володе поехать ко мне.

— Посидим, выпьем, помозгуем, куда ехать, куда копыта свои направить.

Сели на автобус и приехали ко мне на четвертое отделение.

— Ты, Володя, затопи печку и подогрей мясо, а я к тете Вере-продавщице схожу за самогоном, — сказал я и ушел.

Я так быстро обернулся, что, когда вошел в хату, Володя успел только печку растопить. Поставили греть мясо. Когда мы уже сидели выпивали и решали вопрос, куда нам лучше ехать, пришла Анка. Она хоть и ненормальная, но тоже понимала, что мы расстаемся навсегда. Я посадил ее рядом с собой, а Володе представил:

— Это жена моя временная.

Анка слегка рукой толкнула меня в бок. Я повернулся, посмотрел: у нее в глазах стояли слезы.

— Ты что, Аня? — спросил я.

— Мне, Демьян, будильничек жалко, что ты мне подарил. Савва пьяный разбил его.

Я сразу даже опешил от такой трагедии. Потом вытащил из кармана четвертную, протянул Анке.

— Возьми, новый купишь себе от меня на память, духи еще купи и колготки целые, — сказал я, а про себя подумал: «Эх, Анка, Анка, нашла, о чем жалеть. Здесь судьба твоя ломается. Я-то не пропаду, если не посадят снова. А что вот тебя, Анка, ждет? Пропадешь ты без меня».

Потом я сходил к соседу, предложил телевизор и две кровати, поскольку уезжаю.

— Мы слышали, Демьян, что ты уезжаешь, — сказал сосед. — А телевизор и кровати мы купим у тебя.

Все вместе мы отнесли к соседу телевизор, кровати и сели пить. Пили весь вечер, соседи ушли. Володя свалился на пол, мы с Анкой, еще держась на ногах, постелили на полу, легли и в последний раз с ней испытали вкус половой жизни.

Утром я собрал свои нехитрые пожитки в сумку, часть барахла и продуктов отдал Анке, и мы с Володей поехали в «Красный маяк». Он получил расчет в конторе, и мы пошли к нему домой. Людка была дома, и еще почти трезвая. Она помогла Володе собраться, достала бутылку самогона, и мы сели выпить на дорогу. Тут Соня пришла, узнала, что мы уезжаем, стала причитать:

— Вы что, с ума сошли? А как же мы без вас будем?

— Найдете себе других, а нас забудете, — ответил я.

Соня мое откровение восприняла как трагедию для своего организма, сразу побежала к себе, принесла трехлитровую бутыль вина. Из нее мы отлили две бутылки себе на дорогу, а остальное сели принять на месте. Когда выпили, стали всей кодлой собираться. Людка выбрала момент, отвела меня в сторону и с тоской в голосе прошептала:

— Дима, пусть Володька едет к брату, а ты оставайся у меня.

— Ну что ты? Так не бывает. Я же сам перестану уважать себя после этого. Как там у нас получится, не знаю. Но, даст Бог, может, и свидимся еще.

Бабы пошли нас провожать на автовокзал. Автобуса на Берислав еще не было. Когда он пришел, бабы помогли нам залезть в него. Я попрощался с женщинами, Соня поцеловала меня, сказала:

— Ты-то, Демьян, хоть не пей в дороге. А как устроитесь, напиши, мы с Людкой подъедем к вам.

— Ну, это как положено, — ответил я.

Автобус тронулся, Володя, пьяный, сразу уснул, я тоже прикемарил. В Бериславе пересели на катер «Ракета». Приплыли в Херсон, добрались до железнодорожного вокзала, купили билеты на Волгоград. И когда сели в поезд и вошли в свое купе, вот тут-то мы по-настоящему успокоились и отдохнули.

Через сутки были в Волгограде. С трудом на окраине отыскали хату Володиного брата. Но самого Николая дома не оказалось, его жена сказала:

— Вчера уехал на канал, будет через неделю.

Мы объяснили ей причину нашего приезда, на что она ответила:

— Да вы, Володя, оставайтесь, дождитесь Николая и с ним все решите. А поживете пока во времянке, у нас там кухня летняя, но пока мы ей не пользуемся. Так что располагайтесь, устраивайтесь.

И мы устроились, и неплохо. В кухне были кровать, раскладушка и кой-какая мебелишка. А чтобы не скучно было, мы решили за это время осмотреть достопримечательности города-героя, благо он встретил нас хорошей весенней погодой. Первые три дня предметом наших экскурсий стали самые посещаемые народом места: шалманы и кабаки. Этому способствовало и наличие бабок у меня и Володи, что мы получили при расчете да выручили за телевизор и кровати. Вечером мы еле приползали на хату. Володя вообще шел вразнос, я еще пытался немного тормозить, говорил Володе: