Мы дрались на бомбардировщиках. Три бестселлера одним томом - Артем Драбкин

Когда я перешел в штурмовую авиацию, Сафонов остался в полку. Как какое комсомольское собрание, его упрекали, что летал со старшим лейтенантом Воробьевым и были нарушения наставлений по производству полетов. Он говорит: «Вы так скоро договоритесь до того, что мы ниже земли летали».

– Какие бомбы в основном возили?

– Фугасы. Могли взять три «сотки» или шесть 50-килограммовых или шесть 25-килограммовых бомб. В пределах 300 килограммов загрузка. Но это предел – на По-2 моторчик слабый. Мог штурман положить в кабину 2,5-килограммовых бомб. Такой бомбой попасть можно разве что случайно.

Оружейники готовят бомбы к подвеске на самолет.

– Сколько максимально вылетов за ночь удавалось сделать?

– Я не увлекался. Четыре – это максимум. Некоторые напишут семь вылетов – это не реально. Это настоящая халтура. Прилетел, сбросил неприцельно, лишь бы освободиться от бомб, и полетел обратно. Сам видел…

Вот такой был вылет. Пошли на разведку по железной дороге от Сталинграда на Ростов. Первая крупная станция от Сталинграда – Тингута. Подошли к ней, нас осветили прожектора, стали обстреливать зенитки. Обошли кругом, набрали высоту метров 900 и опять заходим. Обороты мотора убавили и снижаемся. Штурман говорит: «Давай еще чуть-чуть пониже». В тот вылет у нас было две зажигательные бомбы. По размеру они как 250-килограммовые, а по весу 50–100 килограммов. У нас уже высоты не остается – 150 метров. Саша бросает осветительную бомбу. Включаются прожектора, ищут высоко, а мы ниже их. Зенитки заработали. Сброс. От греха подальше вправо отвернулся, дал газ и пошел дальше по этому маршруту к следующей станции – Абганерово. Лечу. Саша смотрит назад и говорит: «Там пожар, посмотри». Я повернулся: «А х…ли там две свечки горят». Но не стал обращать внимания и пошел дальше. Саша говорит: «Да, да, две свечки, твою мать, ты посмотри, как там горит!» Повернулся – там действительно горело по-настоящему. Вот это другое дело! Решили дальше не идти, а вернуться, посмотреть, что там делается. Развернулись на 180 градусов и пошли с набором высоты. Набрали высоту, пошли на станцию с планированием, чтобы не беспокоили. А там шустро горело! У нас был такой штурман, Руднев. Вот есть такой сорт людей – все им не нравится. В столовую приходит, поругается с обслугой, на полеты – с механиком. Мы еще в воздухе были, а он прилетел. Как потом нам рассказывали, он пришел к командиру полка на доклад, а надо доложить о выполнении задания и что видел. Он доложил: кто-то зажег станцию Тингута – и, помолчав, добавил: «Мне и то понравилось».

– Как звали командира полка?

– С самого начала, 709-й полк, майор Хороших, очень хороший, справедливый, но выпивал. Его потом освободили. Ко мне он относился нормально. Однажды я не вернулся вовремя. Сел и с вылетом задержался. Меня ждали мой командир эскадрильи и командир полка, ходил, не спал, ждал, когда вернусь. Командир эскадрильи ему сказал: «Иди, ложись спать, никуда он не денется, вернется». – «Когда вернется, дай команду, чтобы дали выпить, сколько захочет». Вот такой был командир.

Вообще полк у нас был хороший. Все же москвичи, с одного аэроклуба. Причем были ребята и постарше меня. Тот же Субботин с девятого года. Много было и молодежи. Хорошо жили, дружно.

– Суеверия на фронте были? Или предчувствия?

– Не знаю. У меня предчувствий и суеверий никаких не было.

– Кормили хорошо?

– Были моменты, когда перебазировались на новую точку, а там есть нечего, потому что бао еще не подъехал. Вот в Ново-Никольском когда стояли, ходили на Волгу глушить рыбу, которую потом жарили на костре. Ну, взрывчатку я ни разу не бросал – на готовенькое. Ночью между вылетами нас не кормили.

– В полку женщины были?

– Летчицы были в женском полку. Отношение к ним было хорошее. В полку женщины были в качестве обслуживающего персонала.

– В дождь летать в открытой кабине тяжело?

– Нет. Спокойно летишь, и в облаках спокойно. Главное, чтобы обледенения не было. Ну и в грозу плохо летать. Один раз выполнял дневной полет. Высота метров двадцать. Держу управление одной рукой. Гроза в сторонке, но самолет начинает болтать. Я тогда двумя руками уже держу. Потом самолет резко провалился вниз. Меня головой об центроплан. Хорошо, что двумя руками ручку держал, а то бы вылетел из кабины.

Как-то в районе Дона вылетел на задание. Гроза далеко была. Взлетел, набираю высоту, никак самолет не набирает высоту, еле-еле метров 600 наскреб, а рассчитывал метров 900 набрать. А потом Дон пересек, как меня потянуло вверх, уже 1000 метров, я уже и газ убрал, а его все тянет. Потом опять потерял высоту, но все же на 900 метров удержался.

– На цель на какой высоте выходили?

– Смотря какая цель. Так, обычно 600–1000, могли и 1500, и даже повыше набрать. Всегда перед выходом на цель газок прибираешь и крадешься.

– Эту тактику сами придумали или Вам сказали?

– Сами придумали. Тут кто как смекнет.

– На выброску диверсантов летали?

– Летал. Только не на выброску, а на высадку. Вот такой был случай в августе 1942 года. Линия фронта тогда проходила по Дону. Мы сидели в «красном уголке». В 11 часов ночи меня вызывают в штаб полка. Прихожу, а там два представителя из Москвы. Мне дают задание высадить двух диверсантов. Дают район, говорят, что там будут встречать, разожгут костры. Полетели, конечно, без штурмана. Эти двое в задней кабине. Пересек Дон. Трассы туда-сюда над землей летят. Вышел в заданный район, а костров нет. Делаю кружок над этим районом – вышел точно, но костров нет. Что мне делать? Я говорю: «Буду садиться». Выстрелил ракету, посмотрел, куда садиться, сориентировался, зашел, сел. Самолет бежит, какая-то лощина, рывком его поднял, перескочил, остановился. Вылезаем. Я им показал направление: «Идите, там населенный пункт». Они пошли, а я остался один. Темно, самолет стоит, мотор выключен. Решил посмотреть, что там впереди самолета. Отошел, самолет не видно ни хрена. Стал ждать рассвета. Рассвело. Прошел еще раз, посмотрел. Зажигание выключил, винт провернул, бензинчика залил шприцом в карбюратор, еще раз провернул. Быстренько на плоскость, включаю магнето. Мотор заработал. Я уже привык к этому самолету, сам запустил. Взлетел, полетел. Не нравится мне что-то, куда я лечу. Вроде как приборы не так показывают. Горючее убавляется, а Дона не видно. Думаю, хватило бы бензина пересечь Дон. Остается до реки несколько километров. Пролетаю мимо деревни. Возле дома ходит немецкий часовой с автоматом. А у меня высота метров пятнадцать. Мы друг на друга смотрим. Я уже с ним поравнялся, только тогда он схватился за автомат и дал очередь. Я его проскочил. Лечу, идут женщины, человек шесть, работать в поле. Остановились, смотрят, я им помахал. Пересекаю Дон. Горючего совсем осталось мало. Решил сесть на дорогу, что спускалась прямо к реке. Сел. Ветками закрыл самолет. Подходит девушка. Я спросил, где здесь сельсовет, где есть телефон. Она мне сказала. Пошел в сельский совет. Связался с полком, объяснил, что бензина нет. Они обещали прислать самолет. Полетел мой командир звена Ряховский, но, как потом выяснилось, меня не нашел. Я посидел и решил, что не стоит загорать на берегу реки рядом с немцами. Посмотрел по карте, от меня километрах в десяти проходит улучшенная грунтовка. Замерил палочкой, сколько у меня осталось бензина. Без прогрева запустил мотор, чтобы сэкономить топливо. Лечу к этой дороге. А места такие, что некуда приткнуться. Подлетаю к дороге, винт останавливался. Я сажусь прямо на дорогу и, пока скорость есть, сворачиваю с нее. Самолет встал. Горючего нет. Машин нет. И самолеты почти не летают. Замаскировал самолет. Стал ждать какую-нибудь машину. Идет бензовоз. Останавливается. Говорю: «У меня нет бензина, можешь немного дать?» – «Этот бензин тебе не подойдет. У тебя спичек нет?» – У меня было две коробки спичек. Я ему даю. «Налить чем есть у тебя?» – «А бензин-то?» – «Да подойдет! Ладно, сам подъеду к самолету и заправлю». Он мне налил полный бак. «Может, тебе расписку написать?» – «Не надо. Будь здоров!» Полетел я домой.