Песнь вторая. О принцессе, сумраке и гитаре. - Тиа Атрейдес

Но она отпрянула, как от раскаленной жаровни, и, ничего не говоря, ушла. Поднялась к себе в спальню и закрыла дверь. Хилл не понимал, что он чувствует, получив ещё одну отсрочку. Облегчение? Радость? Надежду на то, что ему все же удастся ещё немного побегать и встретиться с Мастером? Или разочарование? Больше всего походило именно на разочарование.

Он не пошел вслед за ней, оставшись в кабинете. Нашел одну из тех книг, что Шу давала ему, и постарался погрузиться в чтение. Строчки скакали перед глазами, не желая обретать смысл, за окном снова шумел ветер, срывая мокрые после недавнего дождя листья и швыряя их в открытое окно. Смеркалось. Слишком длинный, и, в то же время, слишком короткий день заканчивался.

В сгущающемся сумраке кабинета вдруг призрачным сиянием обозначился безмолвный силуэт. Сегодня не было ни молний, ни запаха грозы, ни ледяного шквала. Штиль. Мертвый штиль. Ожидание. Хилл не понимал, почему и чего ждет она? Чтобы он сам пошел навстречу? Сам подставил открытое горло под удар? Или хочет, чтобы он снова был у её ног и умолял о пощаде? Вряд ли она этого дождется.

Но Шу подошла сама, неслышно, словно не касаясь пола и не шелохнув воздуха на своем пути. Точно как привидение. И взгляд, как у привидения, полный тоски и безнадежности. Протянула к нему руку, тонкую, бледную и холодную.

— Пора спать, Тигренок, — отняла у него книгу и отбросила в сторону. Хилл облегченно выдохнул. Ну, хоть говорит нормально, а не шепчет потусторонне. Как привидение. Примерещится же такое.

Поднявшись вслед за ней в спальню, Хилл с некоторой обидой смотрел, как она забирается в постель, укрывается одеялом… ну хоть бы один взгляд в его сторону! Пришло на ум дурацкое сравнение — как надоевшие друг другу супруги. Нда… лет через пятьдесят? Или семьдесят? Нет, маловато, чтобы Её Высочество смогла ему надоесть. Он представил себе сухонькую старушку с ехидными лиловыми глазками. Пожалуй, возраст её не испортит. Хотелось бы проверить лично… но, в конце концов, у него же осталось ещё немного времени, не так ли? Так какого демона он стоит столбом?

Его одежда мгновенно полетела на пол, и Хилл оказался рядом с кроватью. Она лежала с закрытыми глазами, такая хрупкая, нежная и родная… прекрасные сияющие очи распахнулись, стоило ему дотронуться до упавшей на бледную щеку шелковой пряди. Не в силах ждать больше ни секунды, он склонился над ней, впиваясь в мягкие губы, и почувствовал, как её одеяло летит прочь, она вся обвивает его, тянет к себе. Он не позволил ей ни секунды промедления, пригвоздив горячее, трепещущее тело к постели, сливаясь с ней в едином ритме и едином дыхании.

Жар и горечь, нежность и боль. Он ловил губами её сладкие стоны, её дыхание, не упуская ни единого движения, ни единого прикосновения. Он запоминал, поглощал её, отдавал ей всю свою любовь, всю страсть, всю нежность и пыл. Всю душу, до самого донышка. Всего себя. Он прощался с ней. Единственное, о чем он просил богов — пусть она хоть иногда вспоминает его. И пусть ей никогда не будет так больно, как ему сейчас.

Хилл целовал утомленно сомкнутые ресницы, полураскрытые расслабленные губы, бессильно упавшие руки, пульсирующую тонкую жилочку на покрытой испариной шейке, и она доверчиво прижималась к нему, засыпая. Его. Сейчас она была только его. На краткий миг, невыносимо прекрасный, она принадлежала ему. И не имело никакого значения, что было вчера и что будет завтра. Сейчас в его руках спала его любимая женщина. Самая чудесная, самая родная, единственная на свете.

Она не видела, как по его лицу катились слезы, как он снимал с себя послушно разомкнувшийся ошейник и клал его рядом с ней, на подушку. Она не проснулась, когда он последний раз поцеловал её, и когда он одевался и шел к раскрытому окну. Не проснулась и тогда, когда он впервые сказал ей: «Шу, я люблю тебя», — вслух, потому что он снял заклятие вместе с полоской звездного серебра. И шелест призрачных крыльев смешался для неё с шелестом дождя в увядающем саду и вплелся в светлый сон.

Последним, что увидел Лунный Стриж, прежде чем шагнуть с подоконника, была её счастливая улыбка.

Вместо эпилога

Достопочтенный Грунх, закончив ежевечернее общение с любимым гроссбухом, уже собирался затушить свечи и в полной уверенности в незряшности прожитого дня отправиться на боковую, когда в дверь постучали. Охая и ругаясь на неурочных визитеров, он натянул длинный бархатный халат и, не снимая ночного колпака, выглянул из комнаты на лестницу. Слуга отодвинул тяжелый засов, оглашая дом противным скрипом, и в прихожую пахнуло мокрым ночным воздухом.

Отряхивая с широких полей шляпы воду, через порог шагнул высокий немолодой человек явно благородного происхождения. Небрежным движением он сбросил тяжелый от сырости плащ на руки слуге и поднял взгляд на так и застывшего у перил второго этажа купца.

— Бринк, пошел вон, — слуга, повинуясь непривычно тихому голосу хозяина, молниеносно исчез. — Доброго вечера вам, милорд, — достопочтенный растянул губы в искусственной улыбке. — Чем обязан?

— И вам не хворать, достопочтенный Грунх, — с этими словами гость, не тратя времени на любезности, приподнял манжет и обнажил запястье с еле заметной татуировкой.

Купец тут же скатился с лестницы, ежесекундно кланяясь.

— Какая честь, милорд! — после пятого поклона он наконец заметил неодобрение на лице гостя. И остановился, не успев поклониться в шестой раз. — Не угодно ли пройти в кабинет?

Посетитель в ответ молча кивнул и невозмутимо прошествовал вслед за подобострастно пригнувшимся хозяином в предупредительно распахнутую дверь.

— Чем могу быть полезен, милорд? Прошу, — купец приглашающим жестом указал на роскошное кресло. — Вина? Чаю?

— Не стоит, достопочтенный, — благородный господин снисходительно усмехнулся.

Под изучающим взглядом гостя хозяин дома присел на краешек стула, готовый в любой момент вскочить и снова кланяться.

— Как ваши дела, надеюсь, процветают?

— Благодарю вас, милорд, все прекрасно.

— Что ж, я рад. Не буду вас долго отвлекать от важных дел, — посетитель иронично взглянул на так и не снятый хозяином колпак, заставив того занервничать ещё сильнее. — У меня всего лишь одна просьба к вам, уважаемый Грунх.

Все с той же снисходительной усмешечкой, неторопясь, поздний гость вынул из-за пазухи небольшой свиток, перевязанный узкой черной лентой, и протянул купцу. Тот принял письмо, вопросительно глядя на лорда.

— Всего лишь послание дорогому дядюшке Хо Саа.

Достопочтенный еле уловимо глазу вздрогнул и кинул на свиток опасливый взгляд, словно тот мог в любой момент то ли превратиться в ядовитого скорпиона, то ли вспыхнуть прямо у него в руках.