Западня для ведьмы - Антон Орлов

– Больше не возражаю, – подтвердил Поль невеселым голосом.

«Эдмар, зараза такая, вот уйдем из гостей – все тебе выскажу, – сердито подумала Зинта. – Или нет, не выскажу: больно уж тут все перепутано… И Поль, сдается мне, тоже иногда бывает заразой. Но Эдмар очень правильно сделал, что выполнил свое детское обещание насчет подарка – этим он словно завязал узелком торчащие нитки, и теперь то, что там было, не расползется в дыру. Хотя он не всегда поступает во благо и после того несусветного зложительского безобразия с Дирвеном и куджархом был рад-радешенек, и что ему худого причинили, помнит накрепко, не лучше какого-нибудь гнупи или амуши. И сейчас у него не случайно с языка сорвалось – попрекнул с умыслом, чтоб сделать больно».

Эдмар между тем начал рассказывать о Сонхи, да так складно, что заслушаешься. Какая там пустыня Олосохар с бесконечными тускло-желтыми барханами и дивными песчаными чертогами местного народца. Какие громадные сосны и замшелые валуны в Разлучных горах, а грибы в этом краю одни с мизинец, другие человеку по колено, и еще там водятся грикурцы, которые притворяются грибами, чтобы заманивать прохожих в темную чащу. Как прелестны радужнокрылые флирии, самозабвенно танцующие всякий раз, как им что-нибудь понравится, и больше всего они любят танцевать возле укромных водоемов, ты такого никогда не видел. Как увлекательно бродить по сурийским глинобитным улочкам и по ширрийским городам на сваях, которые стоят над мелкими озерами среди заболоченных перелесков – под мостами-тротуарами или осока, или водяные зеркала, и по Аленде с ее дворцами, чайными, театрами, храмами и кварталами модисток. Но изысканней всего китонская столица Рланг с островерхими крышами, звенящими на ветру колокольчиками, лакированными фонариками и посеребренной лепниной. Там повсюду декоративные грибы: гладкие, оборчатые, гофрированные, матовые, темные, белые, пастельные, муаровые, покрытые узорами, элегантно одноцветные – каких только нет. И еще в Китоне есть Онсаламармуэр – это переводится как «Тысяча Водопадов», хотя в действительности их там триста семьдесят четыре, специально сосчитали. Изумительное зрелище: поднебесные скалы сверху донизу в бурлящих водяных фестонах и туманных вуалях. А в северном океане есть остров, где белыми ночами поют русалки, и если повезет услышать их хор – загадывай обережное желание: не то, чего хочешь, а то, чего с тобой ни за что не должно случиться. А на одном из Сиянских островов есть Ящеричный пляж, где лежат огромные, с аэробус, ящерицы, то ли когда-то окаменевшие, то ли вырубленные из зеленовато-серых валунов, и вокруг шныряет множество живых ящерок. Перед непогодой те забиваются в трещины на каменных шкурах: если на пляже пусто, не считая неподвижных гигантов, – жди бури.

– И еще тебя там вот уже миллион лет ждет твоя собака.

– Разве собака столько проживет?

– Если это воплощение воздушной стихии, Великий Пес Дохрау, повелитель северного ветра – отчего же не проживет? Дохрау сейчас подчиняется нынешнему Стражу, как заведено, однако тебя он до сих пор не забыл и надеется, что ты однажды вернешься.

– Почем ты знаешь?

– Он сам об этом сказал. При первой встрече Великий Пес облаял нас с Зинтой и закидал снегом, но потом рассказ о тебе его смягчил. Так и велел передать, что он все это время ждал тебя и будет ждать дальше.

– У меня никогда не было собаки, – голос бывшего Стража прозвучал задумчиво и немного ошеломленно.

– В этой жизни не было, а миллион лет назад была, да притом какая! Ты не помнишь, ты ведь не купался в Лилейном омуте. Да тебе туда нырять и не стоит. Если Дирвен еще и тебя там утопит, я не знаю, что с ним сотворю.

– Что за Дирвен?

– О, это самое страшное угробище мира Сонхи. Первый амулетчик Светлейшей Ложи, абсолютное оружие, которое сметает все – и в стане врага, и в родном тылу.

– Просто он еще ума-разума не набрался, – пожалев Дирвена, заступилась Зинта. – Вот когда наберется…

– Тогда нам всем конец, – ухмыльнулся Эдмар. – Попомните мои слова.

– Не злословь, а то язык у тебя, как у змеюки ядовитой! А среди тех собак, которые не волшебные, тоже бывают очень привязчивые. Случалось, что хозяин умирал, и собака до того по нему тосковала, что не уходила с его могилы или с того места, где он скончался. И если добрые люди хотели взять к себе такую собаку, она к ним жить не шла, оставалась на том же месте, словно чего-то ждала.

– Это чтобы не потерять след, – пояснил Поль.

– Какой след?

– По которому она сможет найти человека на посмертных путях, чтобы снова быть рядом. След можно взять с того места, где человек ушел за черту из мира живых, или, как вариант, оттуда, где были похоронены его останки. Собаки об этом знают. Кошкам проще, их запредельное чутье к следу не привязано.

– Ты ведь ищешь по-кошачьи? – утвердительно заметил Эдмар.

– Да. Помнишь, как мы искали Маршала?

– То есть Унбарха. Слишком легко он тогда умер, вот это безмерно жаль… Надеюсь, мне еще представится случай это исправить. Так или иначе, привет тебе от Великого Северного Пса из Сонхи.

– Можешь передать ему ответный привет.

Зинта первая уловила, что пора прощаться. «Золотая королева» выпита, интонации хозяина, по-прежнему дружелюбные, неуловимо изменились. Она слегка толкнула Эдмара локтем: мол, пора и честь знать. Еще по чашечке кофе – и пошли.

– Зинта, приятно было познакомиться. Лиргисо, один совет: если спьяну полезешь в драку, бей не по роже и не по загривку, а в солнечное сплетение. И бей со всей силы.

– Добрый ты у нас… – Эдмар удивленно выгнул бровь. – Я ж тогда убью! И чтобы я – спьяну в пошлую драку? Спасибо за лестное мнение о моей персоне.

– Просто появилось ощущение, что я должен тебе это сказать, – произнес Поль без уверенности, с оттенком недоумения. – Самому странно. Может, и ерунда.

– Твоя ерунда иной раз приходится очень кстати, только что ж ты называешь меня прошлым именем?

– Ты ведь больше не Эдвин Мангериани. О Тейзурге я ничего не знаю, хотя мы вроде были знакомы. Остается Лиргисо.

– Я теперь Эдмар, а Тейзург – это у меня вместо фамилии. Иногда Лиргисо, не отрицаю, но давай для тебя я лучше буду Эдмаром? Зинта подтвердит, что Эдмар – не самая худшая личность из тех, с кем она водит знакомство.

Зинта кивнула.

– Хорошо, Эдмар, – согласился Поль.

– А с Эдвином ты вел себя довольно жестоко. Это я теперешний – древнее существо из Лилейного омута, бывший Лиргисо, бывший Тейзург, в довершение – бывший демон Хиалы по прозвищу Золотоглазый, но Эдвин был обыкновенным ребенком. Между прочим в достаточной степени ранимым, несмотря на свою внешнюю наглость. Твоя ледяная неприязнь причинила ему немало душевных страданий.

– Ты для меня никогда не был обыкновенным ребенком. Я чувствовал, что с тобой не все так просто, и ты еще вернешься.

– Твои восемь из десяти? Но против них было два из десяти, что я так и останусь Эдвином Мангериани. Впрочем, ладно, меня ведь тоже можно во многом упрекнуть… Засим откланиваюсь!

Он отвесил алендийский аристократический полупоклон, исполненный достоинства и небрежного изящества.

– Ты его напоследок расстроил, – с укоризной заметила Зинта, когда вышли на улицу.

– А уж он-то меня как расстраивал, – фыркнул Эдмар, выглядевший донельзя довольным. – И в этой жизни, и в прошлой… Поделом ему, нечего было Эдвина обижать. Кроме того, он сейчас не столько в печали, сколько в грезах о Сонхи – зря я, что ли, старался?

– Рассказывал ты знатно, – согласилась лекарка. – Я прямо-таки заслушалась.

Он рассмеялся, сощурив сияющие, как золотая лава, глаза, и весело заметил:

– Если останусь без гроша в кармане, пойду в сказители и буду травить байки по чайным за чашку шоколада.

– З-засранцы к-какие-то всю к-комнату обг-г-гадили… Уехал в д-деревню на п-похороны, а они п-пробрались, наделали п-полный срач, х-хозяйка ругается, с-съезжай, г-говорит, т-твои д-дружки т-там н-насрали, а я же их т-туда не п-пускал! Эти п-подлецы в ведро н-наблевали, а сверху б-библиотечный у-уч-чебник п-положили, он т-теперь весь п-пропах… А т-ты чего ухмыляешься?!

Не мог же Дирвен объяснить приятелю Кемурта, что он расплылся в улыбке до ушей не из тупого злорадства, а от облегчения: значит, обитателя той мансарды Лис не убил. Всего-навсего без спросу воспользовался помещением в отсутствие жильца. Вот и хорошо, а то раньше нет-нет, да и царапала душу мысль о том, что в ходе кампании по его спасению какой-то неведомый бедняга погиб ни за что, ни про что.

Студент был парнем рослым и крупным, но неуклюжим, вдобавок сильно заикался. С Кемуртом он водил дружбу уже давно. Тот делился с ним краденой жратвой, а он в трескучие овдейские морозы пускал бездомного вора ночевать в свою натопленную каморку. Сейчас он сам пришел к воришкам проситься на ночлег, так как его мансарда нуждалась в генеральной уборке и основательном проветривании.