Скрябин - Федякин Сергей Романович

О разрыве музыкантов газеты заговорили 17 мая. Они с какой-то остервенелой радостью ухватились за сенсацию:

«Уход композитора Скрябина. Известный композитор г. Скрябин покинул г. Кусевицкого и его концерты и перешел в Филармонию. В будущем сезоне Скрябин выступит в абонементном концерте московского филармонического общества 10 декабря вместе с Рахманиновым»[136].

«Разрыв А. Н. Скрябина с Кусевицким. Вчера музыкальные круги, близкие к знаменитому композитору А. Н. Скрябину, были удивлены известием о разрыве его с дирижером Кусевицким, отдавшим так много сил и материальных затрат на пропаганду новых творений Скрябина. Разрыв этот объясняют недоразумением, происшедшим на почве «манер в обращении», которые прежде назывались «сафоновскими». Вчера Скрябиным подписан контракт с московским филармоническим обществом, в котором он выступит 10 декабря на симфоническом концерте под управлением С. В. Рахманинова»[137].

К середине лета сенсация стала обретать живые черты музыкальной сплетни: «Скрябин и Кусевицкий. Теперь уже окончательно выяснилось, что ссора Скрябина с Кусевицким не из тех, о которых говорят: «милые бранятся…» Г. Кусевицкий, бывший на днях в Москве, обвиняет Скрябина во всевозможных злодействах, включительно до… третирования его, Кусевицкого. Как бы там ни было, но былые друзья разошлись навсегда. Особенно решительно этот разрыв подчеркивается Скрябиным, который не только отнял у Кусевицкого право первого исполнения своих ненапечатанных произведений, но и ушел окончательно из «Российского музыкального издательства», оплотом и членом жюри которого он был. Все свои новые произведения, — среди которых, кроме большого количества фортепианных миниатюр, имеются 6-я соната и новая оркестровая партитура («Danses»), — композитор решил отдать музыкальному издательству М. П. Беляева, с которым связываются лучшие и отраднейшие воспоминания его личной и артистической жизни. А. Н. Скрябин, живущий сейчас под Москвой, в имении Карповых, находится теперь в весьма жизнерадостном и бодром настроении и переживает сильный подъем творческой энергии. В предстоящем сезоне Скрябину придется много выступать и в собственных концертах, и в некоторых концертных учреждениях. Между прочим, весьма возможно, что «скрябинский цикл» все-таки состоится, но как частное предприятие. Говорят о возможности выступления в этом цикле в качестве дирижера С. В. Рахманинова, которого особенно привлекает исполнение «Прометея».

В многочисленных «сенсациях», которые «вспыхнули» на страницах газет, вымысел перемешан с действительными планами композитора. Его «Симфонические танцы» — желание переложить на оркестр некоторые свои фортепианные пьесы — этот замысел так и не был осуществлен. Издательству Беляева Скрябин на этот раз предпочтет издательство Юргенсона, у которого когда-то начинал печатать свои сочинения бесплатно, а теперь ему, даже за небольшие вещи, предлагали весьма приличное вознаграждение. И все же самым фантастичным выглядит сообщение о возможном исполнении «Прометея» Рахманиновым. Возможно, газетчики перепутали Рахманинова, весьма скептично смотревшего на позднее творчество Скрябина, с его другом и дальним родственником А. И. Зилоти. Отношения с ним у Скрябина завязались через Матвея Пресмана и сразу приняли самый доброжелательный и уважительный характер.

Судя по всему, Сергей Александрович Кусевицкий переоценил силу своего денежного покровительства. За несколько месяцев их отношения со Скрябиным испортились непоправимо.

Никакое последующее примирение, если бы оно состоялось, никогда бы не вернуло их дружбу 1909 года. Впрочем, большинство скрябинских друзей и не захотели бы такого примирения. И все-таки желание помириться было. Современники вспоминали, как в одном концерте за кулисами неожиданно встретились Скрябин и Наталья Константиновна, как композитор, по-детски забывший все обиды, с широкой улыбкой и раскрытой душой подошел, чтобы поздороваться, а надменная Наталья Константиновна демонстративно отвернулась. Еще позже судьба готова будет свести Кусевицкого и Скрябина в одном вагоне из Петербурга в Москву, разместив их в соседних купе. Андрей Андреевич Дидерихс, увидев это роковое совпадение, поспешил послать в кассу человека, который должен был позаботиться о билетах обоих музыкантов, чтобы развести недругов по разным вагонам. Позже, узнав об этом, Кусевицкий с досадой воскликнет: «Зачем ты это сделал?! Ведь такой хороший случай был нам помириться!»

Перешагнуть через обиду и гордость, чтобы первым пойти навстречу, Сергей Александрович сможет, лишь услышав о смертельной болезни композитора. В том страшном 1915 году, уже после смерти Скрябина, он даст цикл концертов из его произведений, дабы поддержать семью покойного. И воздать дань памяти, увы, уже бывшему другу.

«МИСТЕРИЯ»

«Изумительнейшее явление человеческого духа» — в этих словах Мясковского о «Прометее», произнесенных на излете 1911 года[138], словно была подведена черта под еще одной эпохой в жизни Скрябина. Сам композитор был исполнен ликования и торжества, когда узнал, что его «Поэма огня» получила Глинкинскую премию. Если бы он знал, какие невероятные столкновения внутри членов совета произвело его новое сочинение!

«При обсуждении в 1911 году в беляевском Попечительном совете «Прометея», выдвинутого мною на присуждение «Глинкинской премии», — вспоминал Оссовский, — Глазунов в величайшем нервном возбуждении решительно отказался признать это сочинение музыкой и в самых резких выражениях высказался против премирования Скрябина. «Прометей» («Поэма огня») все же был премирован после бурного заседания, закончившегося поздно ночью. На следующее утро, в необычно ранний час меня вызвал к телефону Лядов. На мой недоуменный вопрос о причинах столь раннего звонка Анатолий Константинович смущенно ответил: «Знаешь ли, плохо что-то спалось ночью. Все не идет с ума мысль: подписать-то протокол о премировании мы подписали, но хороши же мы будем, когда недельки через две узнаем, что Скрябина свезли на Удельную».

В этом неожиданном сюжете удивляет не то, что Лядов вспомнил дом для умалишенных на станции Удельная по финляндской железной дороге, но то, что он ранее согласился поддержать скрябинское произведение, совершенно ему непонятное. Новейший Скрябин ему не просто чужд, он, похоже, его пугает, и лишь воспоминания о прежнем да знание, что после разрыва с Кусевицким композитора опять ждут денежные трудности, могли сподвигнуть Анатолия Константиновича переступить через свое отношение к новейшим произведениям Александра Николаевича.

«Послепрометеевская» жизнь Скрябина пестра, полна и взлетов, и трудностей, полна новых идей и неизбежного «мяса» жизни. Но если вслушиваться в эту его эпоху — внешняя пестрота исчезает, она вытягивается в очередной «круг», словно следуя главной идее «Прометея». Дух «нисходит», «материализуется», все более обрастая «плотью», и, когда доходит до «дна» материализации, — отталкивается от него и — через творчество композитора — восходит ко все большему и большему «обесплочиванию», истончается до одной лишь идеи «Мистерии». Если попытаться представить это движение жизни через язык света, установленный композитором в «Прометее», то от ярко-синего свет «спустился» бы — через голубой, зеленый, желтый и далее — до красного и стал бы снова «наливаться» духовной синевой, предчувствуя конечную ярко-белую вспышку.

Изначальный фиолетово-синий, после Глинкинской премии за «Прометея», начинает переливаться зеленоватыми тонами. В течение жизни композитора нет прежней «порывистости», в ней больше четкости и порядка, нежели ранее. Кусевицкий исчез — появился Зилоти и братья Юргенсоны. Более отчетлив стал круг друзей: Сабанеев, Жиляев, доктор Богородский, Подгаецкий, княгиня Гагарина и Лермонтова — сестры Сергея Николаевича Трубецкого. Скоро сюда войдут и поэты-символисты: Вячеслав Иванов, Юргис Балтрушайтис, Константин Бальмонт. Из более редких, но интересных посетителей дома Скрябина — Сергей Булгаков, Павел Флоренский… Последнего ввел в скрябинский круг Вячеслав Иванов. Флоренский не был увлечен замыслами Скрябина непосредственно, его интересовала идея «Мистерии» как одно из возможных проявлений тяги человечества к соборному храмовому действу. Бывают у композитора и «чистые» музыканты: Неменова-Лунц, Александр Гольденвейзер, Михаил Гнесин, Лев Конюс, брат известного композитора Георгия Конюса.