Разоблаченный любовник - Дж. Уорд

— Спасибо, — ответил Рив. Потом его аметистовый взгляд метнулся к Бутчу.

Пока они смотрели друг на друга, до Бутча дошло, что они не встречались с той ночи, как он кормил Мариссу.

— Здорово, приятель, — сказал Бутч, протягивая ладонь.

Ривендж подошел, сильно опираясь на трость. Они поздоровались, все вокруг вздохнули в облегчении.

— Так, коп, — спросил Рив, — не возражаешь, если я спрошу: что ты сделал с этими убийцами?

Хныкающий звук прервал все ответы, заставляя их всех посмотреть на контейнер для мусора рядом.

— Мальчики, вы можете выходить, — позвал Рейдж. — Все чисто.

Молодой светловолосый недовампир, и нанятый им качек, вышли на свет. Оба выглядели так, будто побывали в посудомоечной машине: мокрые от пота, несмотря на холод, волосы и одежда в беспорядке.

На лице Ривенджа отразилось удивление.

— Лэш, почему ты сейчас не на тренировке? Твоего отца удар хватит из-за того, что ты здесь, а не…

— Он пропускает занятия, — сухо сообщил Рейдж.

— Чтобы торговать наркотиками, — добавил Бутч. — Проверь его карманы.

Рейдж прыжком накинулся на него, а Лэш был слишком поражен, чтобы возражать. Результатом стала пачка денег, такая же большая, как голова парня, и пригоршня целлофановых пакетиков.

Глаза Рива блеснули гневным красным огоньком.

— Дай это дерьмо мне, Голливуд — порошок, не бабло. — Когда Рейдж передал ему дрянь, Рив раскрыл один из пакетиков, лизнул мизинец и засунул его в порошок. Коснувшись мизинцем языка, он поморщился и сплюнул. Потом толкнул парня тростью. — Тебе здесь больше не рады.

Казалось, это известие вывело Лэша из ступора.

— Почему это? Это свободная страна.

— Во-первых, это мое заведение, вот почему. Во-вторых, мне не особо нужны другие причины, но дерьмо в этих мешках — отравлено, и готов поспорить, что ты ответственен за наплыв передозировок в последнее время. Как я сказал, тебе здесь больше не рады. Мне не нужны сопляки, вставляющие палки бизнесу в колеса. — Рив запихал мешочки в карман шубы и посмотрел на Рейджа. — Что собираетесь с ним делать?

— Отвезем домой.

Рив холодно улыбнулся.

— Как удобно для всех нас.

Внезапно Лэш начал хныкать.

— Но мы же не станем говорить моему отцу…

— Все, — жестко ответил Ривендж. — Поверь мне, твой папаня узнает все, мать твою.

Колени Лэша задрожали. И потом блондинчик моментально отключился.

Марисса вошла на собрание Совета Принцепсов, не заботясь, что в кои-то веки все смотрят на нее.

Но ведь они никогда не видели ее в брюках, или с волосами, собранными в хвостик. Сюрприз, сюрприз.

Заняв место, она открыла новый портфель и начала просматривать заявления на распределение наблюдателей. Хотя… по правде говоря, она ничего не видела. Она была истощена, не только из-за работы и стресса, но и потому, что ей была необходима кровь. Срочно.

О, Боже. Мысль об этом вызывала тошноту и уныние, и она погрузилась в мысли о Бутче. Она представила его, и настойчивое туманное эхо в голове вернулось. Оно было словно дверной колокольчик, напоминающий о… чем?

Рука опустилась на ее плечо. Когда она подпрыгнула, Рив сел рядом с ней.

— Всего лишь я. — Аметистовый взгляд Рива прошелся по ее лицу и волосам. — Рад видеть тебя.

— И я. — Она слегка улыбнулась, а потом отвела взгляд, гадая, придется ли ей снова взять его вену. А… черт. Конечно, придется.

— Что такое, талли? Ты в порядке? — спокойно спросил он. Вопрос прозвучал так небрежно, что у нее возникло жуткое чувство: он знал, насколько она расстроена, и каким-то образом знал причину этого.

Она только открыла рот, когда молоток Главы простучал на другом конце блестящего стола.

— Призываю собрание к порядку.

Голоса в библиотеке мгновенно замолкли, и Рив откинулся в кресле, со скучающей маской на суровом лице. Грациозными, мощными ладонями он устроил шубу вокруг своих ног, окутавшись так, словно в комнате было минус тридцать, а не все семьдесят.

Марисса закрыла портфель и устроилась, вдруг поняв, что приняла ту же позу, что и он, только без всего этого меха. «Господи боже», — подумала она. Как изменились времена. Когда-то она была в ужасе от этих вампиров. Полностью запугана ими. Сейчас, когда она оглядывала изысканно одетых женщин и официально одетых мужчин, на нее это… наводило скуку. Этой ночью, глимера и Совет Принцепсов казались не более чем ветхим социальным кошмаром, не относящимся больше к ее жизни. Слава тебе Господи.

Глава улыбнулся и кивнул, когда доджен выступил вперед. В руках слуги находился листок пергамента, натянутый на дощечку из черного дерева. С документа свисали длинные шелковые ленты, разные цвета которых отражали каждое из шести первородных семейств. Лента Мариссы была голубой.

Глава окинул взглядом стол, намеренно задержавшись глазами на Мариссе.

— Сейчас, когда собрался весь Совет, я хотел бы принять к рассмотрению первое дело на повестке дня; вышеупомянутое дело касается внесенного королю предложения по вопросу обязательного отстранения для всех незамужних женщин. Во-первых, согласно регламенту, мы дадим позволение на обсуждение вопроса не голосующими членами в этой комнате.

Последовало быстрое согласие от всех… кроме Ривенджа. Который ясно дал понять, что думает об этом.

В молчании, последовавшим за его кратким отказом от предложения, Марисса почувствовала на себе взгляд Хэйверса. Но промолчала.

— Превосходно, Совет, — сказал Глава. — Сейчас я буду вызывать поименно шесть голосующих Принцепсов. — Когда зачитывалось имя, соответствующий Принцепс вставал, давал согласие его или ее кровной линии и ставил печать фамильным кольцом на пергаменте. Процедура повторилась шесть раз без каких-либо затруднений. И затем назвали последнее имя. — Хэйверс, кровный сын Воллена, кровный внук…

Когда ее брат поднялся с кресла, Марисса резко постучала костяшками по столу. Все глаза обратились к ней.

— Неверное имя.

Глаза Главы стали такими огромными, что Марисса решила, что он мог видеть даже пространство за собой. Он был просто ошеломлен ее вмешательством, потеряв дар речи, когда она, улыбнувшись и посмотрев на Хэйверса, произнесла:

— Ты можешь сесть, терапевт.

— Прошу прощения? — с запинкой выдохнул Глава.

Марисса встала с кресла.

— Прошло много времени с тех пор, как мы в последний раз голосовали… когда умер отец Рофа. — Она наклонилась вперед на руки, пригвоздив Главу к месту спокойным взглядом. — И тогда, столетия назад, мой отец жил и голосовал от нашей семьи. Итак, очевидно, из-за этого ты смутился.