Ответы на вопросы православной молодёжи - диакон Андрей Кураев

У нас на приходах в основном господствует психология бабушек. А ведь у каждого возраста своё переживание веры. Своё переживание у младенцев, которые Боженьку целуют. Своё переживание у детей, своё у подростков, у взрослых и стариков. Но поскольку в наших храмах больше стариков, их переживание Православия оказывается единственным, нормативным, навязываемым, а потому — калечащим молодых людей.

Так что православной молодёжью быть сложно.

— На какие группы Вы условно делите молодых?

— Ни на какие. Свое общество я молодежи не навязываю. Они сами ко мне приходят. И та молодежь, с которой я общаюсь, довольно своеобразна. Я думаю, что это лучшие люди. У тех, кого я вижу, добрые лица. Мы живем в парадоксальной стране, где старики — безбожники, а молодежь — религиозна. Я, всюду хожу в облачении священнослужителя, и не было случая, чтобы даже спьяну какой-то подросток или юноша меня бы обругал. А вот старики — ветераны КПСС — бывает, и с палками набрасываются.

— Почему Вы работаете в основном с подростками?

— Ну, не с подростками, а со студентами. Просто потому, что это моя профессия: я университетский преподаватель.

И еще потому, что у них еще есть радость от встречи с новым. Когда на твоих глазах разбиваются твои былые стереотипы — можно реагировать по разному. Раздраженно-озабоченно (это «взрослая» реакция). А можно — радостно: потолок-то, оказывается, был фальшивый, навесной. А там, выше — не чердак, а купол! Студенты (не все, но все же многие, и именно студенты настоящих университетов, а не тех ПТУ, которые сами себя возвели в ранг Университета) еще способны испытывать радость открытия.

— В чем смысл миссионерства вообще и Вашего в частности?

— Первый смысл миссионерства — это нарушить покой человека. Бросить камень в трясину, чтобы ряска хоть чуть-чуть разошлась. Обеспокоить, чтобы душа зашевелилась. Знак вопроса чтоб нарисовался хотя бы.

Второе — разрушить карикатурные представления о Православии.

Эти карикатуры, эти мифы о Православии, могут быть и церковного происхождения… Пару лет назад архиепископ Херсонский Ионафан рассказывал мне одну историю. Сидим мы вечером, беседуем, чай пьем, и он говорит: «Я знаю, что молодые монахи порой мечтают о епискрпстве… Но если бы они знали, чем только не приходится заниматься епископу!» Достает папочку — смотри. На днях получил донос: прихожане жалуются на своего настоятеля, обвиняют батюшку в самом жутком грехе, какой только может быть… Пишут, что их батюшка душу в рай не пустил. Создали комиссию, послали разбираться. Выяснилось, что на этом приходе до той поры служил священник с Западной Украины и с довольно ремесленным отношением к своему делу. При нем там сформировалась такая традиция: после отпевания покойника выносят из храма, ставят в церковном дворе, запирают ворота, ведущие с территории храма на улицу, выносят стакан с водкой, и батюшка должен эту водку выпить, а затем бросить стакан в железные ворота со словами: «Эх, понеслась душа в рай!». После этого ворота распахиваются и гроб уносят на кладбище. А новый батюшка, молодой, после семинарии, шибко грамотный оказался — и не стал это делать. Прихожане обиделись и написали донос…

Работу миссионера я бы вот с чем сравнил. Стоит человек на дорожке. Дорога ведет к храму: он даже виден вдали. Но этот человек в храм не идет. Я к нему подхожу, говорю: «Слушай, ты почему не идешь?» Он говорит: «Как я пойду? Все равно не дойду». Я говорю: «Почему не дойдешь? Вот дорога, пошли». «Да нет, ты что, дороги уже давно нет. Здесь же буря пронеслась, здесь такие бревна, завалы, засеки…» Я говорю: «Не вижу я никаких засек». А он: «Да нет же, вот, смотри, видишь — бревно лежит, огромное — не переступишь. Написано на нем: «Дарвинизм». Дарвин доказал, что мы от обезьяны произошли…» Я говорю: «Пойдем, милый мой, что ты испугался? Подойдем к этому бревну поближе». Подходим. Я его только коснулся — бревно развалилось. «Идем дальше?» — «Нет, не пойду». — «Почему не пойдешь?» — «А вот там еще бревно… Там Глеб Якунин написал, что вы все гэбисты». «Давай подойдем ближе, посмотрим… Видишь, бревнышко стало короче». Спокойно обошли его, пошли дальше. Через пару шагов опять тпру!». «Нет, не пойду дальше!» «Почему?» «А вот «Московский комсомолец» пишет, что вы все гомосексуалисты». «Слушай, ну что про всех говорить? У нас, между прочим, 85 процентов духовенства — семейные, женатые люди»…

Вот так, бревнышко за бревнышком, разбирать и идти вперед — в этом задача миссионера. Его задача миссионера — оставить человека один на один с его совестью. Без подсказок из-за левого плеча. Сказать ему: «Пойми: не твой разум, не твои дипломы мешают тебе пойти в Церковь, а что-то совсем другое. Подумай сам: может быть, ты в Церковь не идешь просто потому, что боишься жить по совести? Может быть, ты не хочешь жить в чистоте? Может быть, ты заповедей наших боишься? Не догм — а заповедей?..». Помочь человеку познать правду о себе — тоже задача миссионера.

А вот дальше — я уже бессилен. Дальше — это уже тайна совести человека и тайна Божьего Промысла. Мое дело — дать человеку некоторое представление о Православии. А когда его душа откликнется — может, не сейчас, может, через 20 лет, может, когда он полезет в петлю, — то лишь тогда вспомнит: «подожди, ведь была же возможность жить иначе, открывалась дверка, туда, в мир Церкви, а я не вошел. А может быть, все-таки попробовать? Отложить эту петлю до завтра, а сейчас — в храм идти?». Дело миссионера — бросить семя. А когда оно взойдет — дело Господина Жатвы.

— Как Вы думаете, почему миссионеру иногда не удается достучаться до сердец? Есть ли, вообще, некая «техника миссионерской безопасности»?

— Во-первых, я бы очень не советовал какую-то технику использовать. Особенность православия как раз в том, что в православие человек приходит сам, у нас нет технологии обращения. Мы можем о чем-то говорить человеку, что-то пояснять, но где именно в нем произойдет смысловое замыкание, я не знаю. Приведу два примера.

Как-то в городе Ноябрьске (это в Ямало-Ненецком округе) после лекции подходит ко мне юноша и задает вопрос: «Скажите, а как мне стать православным?». Я сразу растерялся. Если бы он меня спросил, скажем, как нужно относиться к творчеству Даниила Андреева, я бы ответил. Но он, как евангельский юноша у Христа, спросил: «Что мне делать, чтоб наследовать жизнь вечную?» Это Христос мог сказать: «Иди за Мной». А мне что сказать? Да и времени, чтобы поговорить с ним по душам, не было. Я спросил, сможет ли он прийти на другие лекции. Он сказал, что у него есть время — он только что закончил университет и приехал искать работу. «Цепляйся за мою рясу, — говорю ему, — и ходи за мной на все лекции, которые будут в ближайшее время, потому что за все это время у нас не будет даже и получаса, чтобы поговорить. Ты просто ходи за мной, может, что-то и расслышишь». И вот он ходил за мной на все лекции в течение трех дней, но даже по дороге у меня не было возможности поговорить с ним лично. А затем, когда я уже уезжаю, машина уже у ворот стоит, он подходит ко мне прощаться и… плачет. Представляете: стоит такая здоровенная детина и плачет. Что-то, значит, сдвинулось в его душе, что-то свое он расслышал. А что — я и до сих пор не знаю.

Или другой пример. Когда я учился в семинарии, я познакомился с юношей, который собирался поступать в католическую семинарию и даже документы уже в нее подал. Мы полгода с ним общались, в итоге он из католической семинарии документы забрал, перешел в православие. Где-то через год после того, как он в православии утвердился, я его спросил: «Слушай, а теперь-то ты можешь сказать, в какой именно момент ты понял, что истина — в православии?». Задаю ему этот вопрос, а про себя тщеславно думаю, что он мне сейчас скажет: а помнишь, ты мне такой аргумент привел или какую-то книжку дал мне почитать… Ничего подобного. «Я как-то приехал к тебе в гости в семинарию, — говорит он мне, — мы гуляли по семинарскому садику и навстречу нам идут твои однокурсники. В тот день выпал свежий снег, и ты вдруг наклоняешься, лепишь снежок и запуляешь его в лицо своему однокурснику. Он отвечает тебе тем же самым. В этот момент все во мне перевернулось, и я подумал: вот она, настоящая свобода! вот она, настоящая любовь!»

Нужно уметь терпеть. Ты посеял семечко, и неизвестно, когда оно взойдет. Вот подходит ко мне женщина и говорит вдруг: «А знаете, отец Андрей, мы с дочкой неделю назад крестились». Я говорю: «Прекрасно, но я-то тут при чем?» «Да Вы, наверное, забыли, Вы десять лет назад водили нас на экскурсию по Лавре. Я еще с Вами так горячо спорила! Вот с тех пор я начала искать веру».

Во-вторых, достучаться до всех сердец не удастся, я думаю, никогда. Вспомним, что Самый Лучший Миссионер на нашей планете, Иисус из Галилеи, смог в миллионной Палестине найти всего 70 благодарных слушателей. Это результат, который, прямо скажем, разочаровал бы любого современного PR-щика. Неудачей окончилась миссия равноапостольных Кирилла и Мефодия у хазар: вскоре после их поездки туда Хазария приняла иудаизм в качестве государственной религии..