Взлет и падение третьего рейха (Том 2) - Уильям Ширер

Знали ли банкиры об источниках этих уникальных вкладов? Директор управления драгоценных металлов Рейхсбанка показал в Нюрнберге, что и он и его служащие обратили внимание на то, что многие партии золота поступали из Люблина и Освенцима.

«Мы все знали, что это были места расположения концлагерей. Лишь в десятой партии, поступившей в ноябре 1943 года, впервые появилось золото, снятое с зубов. Количество такого золота становилось необычайно большим».

На Нюрнбергском процессе пресловутый Освальд Поль, начальник экономического отдела СС, который вел деловые операции для своего управления, подчеркивал, что д-р Функ, а также служащие и директора Рейхсбанка отлично знали происхождение вещей, которые они старались заложить в ломбард, чтобы получить под них деньги. Он довольно подробно описал «деловую сделку между Функом и СС относительно доставки в рейхсбанк ценностей, принадлежавших умершим евреям». Он припомнил разговор с вице-президентом банка д-ром Эмилем Полем.

«После этого разговора не осталось никаких сомнений, что предметы, которые поступали в рейхсбанк или которые предполагалось передать в рейхсбанк, принадлежали евреям, убитым в концлагерях. Такими предметами были перстни, часы, очки, золотые слитки, обручальные кольца, броши, булавки, золотые коронки и другие ценности».

Однажды, рассказывал Поль, после инспекционного обхода сейфов Рейхсбанка с осмотром ценностей, «принадлежавших умершим евреям», д-р Функ устроил для участников инспекции обед, во время которого случайно зашел разговор об уникальном по своему характеру происхождении трофеев[192].

Конец варшавского гетто

Немало свидетелей рассказывали о той покорности, с которой очень многие евреи шли на смерть в нацистских газовых камерах или огромных котлованах, где группы спецакций расстреливали их. Но не все евреи соглашались подвергнуться истреблению так покорно. Весной 1943 года около 60 тысяч евреев забаррикадировались в варшавском гетто — все оставшиеся в живых из 400 тысяч человек, которые были согнаны сюда как скот еще в 1940 году, — и поднялись на борьбу против нацистских мучителей.

Пожалуй, никто не смог бы составить более отталкивающего и одновременно достоверного отчета о восстании в варшавском гетто, чем надменный эсэсовский офицер[193]. Этим эсэсовцем был Юрген Штроп, бригадефюрер СС и генерал-майор полиции. Его обстоятельный официальный доклад, в кожаном переплете, обильно иллюстрированный и отпечатанный на превосходной меловой бумаге, по счастью уцелел[194]. Он озаглавлен «Конец варшавского гетто».

В конце лета 1940 года, год спустя после захвата нацистами Польши, эсэсовцы арестовали почти 400 тысяч евреев и поместили их за высокой стеной, отделявшей от Варшавы район размерами примерно две с половиной мили в длину и миля в ширину, где некогда находилось средневековое гетто — место поселения евреев. Обычно в районе проживало 160 тысяч человек, теперь же там образовалось огромное скопище людей. Но это было не самой большой бедой. Генерал-гебернатор Франк отказался выделить продовольствие, необходимое для того, чтобы не дать умереть с голоду хотя бы половине из 400 тысяч человек, находившихся на грани жизни и смерти. Выходить за пределы ограды запрещалось под страхом смерти. Работать евреям было негде, за исключением нескольких предприятий по производству оружия, принадлежавших вермахту или ненасытным немецким предпринимателям, которые умели извлекать крупные барыши из эксплуатации подневольного труда. По меньшей мере 100 тысяч евреев пытались выжить, имея миску супа в день, зачастую приготовленного из соломы. Это была безнадежная борьба за жизнь.

Но население гетто не вымирало настолько быстро от голода и болезней, как хотелось Гиммлеру. Летом, 1942 года он приказал переселять всех евреев из варшавского гетто «по соображениям безопасности» в другое место. 22 июля началось великое «переселение». За период до 3 октября, согласно данным Штропа, были «переселены» 310 322 еврея. Точнее, они были перевезены в лагеря истребления, главным образом в Треблинку, где их направляли в газовые камеры.

И все же Гиммлер не был доволен. Когда он неожиданно приехал в Варшаву в январе 1943 года и обнаружил, что 60 тысяч евреев все еще живут в гетто, он приказал завершить «переселение» к 15 февраля. Но это оказалось трудной задачей. Суровая зима и потребности армии, которая потерпела крупное поражение под Сталинградом и последующее отступление которой на юге России требовало обеспечения транспортными средствами в первую очередь, помешали СС получить необходимый транспорт для выполнения «окончательного решения». Кроме того, как докладывал Штроп, евреи сопротивлялись полному истреблению «любыми возможными средствами». До весны нечего было и рассчитывать, что приказ Гиммлера будет выполнен. Было принято решение расчистить гетто в ходе специальной акции в течение трех дней. На деле для этого потребовалось четыре недели.

Депортация свыше 300 тысяч евреев позволила немцам уменьшить территорию огороженного стеной гетто. И после того, как 19 апреля 1943 года генерал СС Штроп бросил на них танки, артиллерию, огнеметы и взводы подрывников, размеры гетто составили уже 1000 на 300 ярдов (900 X 270 метров). Все постройки были изрешечены пулями, однако отчаянно сопротивлявшиеся евреи превратили в укрепленные пункты сточные колодцы, подвалы и погреба. У них было совсем мало оружия — несколько пистолетов и винтовок, дюжины две пулеметов, украденных у немцев, да самодельные гранаты. Но в то апрельское утро они были полны решимости применить их в первый и последний раз в истории третьего рейха против нацистских поработителей.

В распоряжении Штропа было 2090 человек, половину из которых составляли части регулярной армии и эсэсовские войска, остальные представляли собой отряды полиции СС, усиленной литовской милицией численностью 335 человек, а также немногочисленными польскими полицейскими и пожарными. С первого дня они натолкнулись на упорное сопротивление.

«Едва началась операция, — докладывал Штроп в первом из своих ежедневных донесений, — как мы столкнулись с сильным сосредоточенным огнем евреев и бандитов. На танк и два броневика обрушился град бутылок с зажигательной смесью… В результате этой контратаки противника мы были вынуждены отойти».

Немецкая атака возобновилась, но продвижения почти не было. «Около 17.30 мы встретили очень сильное сопротивление и пулеметный огонь со стороны группы зданий. Специально выделенная штурмовая группа нанесла поражение противнику, но не смогла захватить кого-либо из оказывавших сопротивление. Евреи и преступники вели огонь то из одного, то из другого подвала, а в последний момент скрывались… В первой атаке мы потеряли 12 человек».

И так продолжалось в течение нескольких дней. Плохо вооруженные защитники отступали только под огнем танков, артиллерии и огнеметов, продолжая оказывать сопротивление. Генерал Штроп не мог понять, почему «это отребье и человеческие отбросы», как он называл осажденных евреев, не сдавались.

«Через несколько дней, — докладывал он, — стало ясно, что евреи не имеют ни малейшего намерения переселяться добровольно, а полны решимости сопротивляться эвакуации и далее… Если в первые дни еще можно было захватить значительное число евреев, которые трусливы по натуре, то в ходе второй половины операции захватывать живьем бандитов и евреев становилось все труднее. Снова и снова создавали они боевые группы, насчитывавшие 20–30 еврейских мужчин, сопровождаемых таким же числом женщин, и упорная борьба вспыхивала вновь».

Некоторые женщины, отмечал Штроп, имели привычку «стрелять из пистолета, держа его обеими руками», а также прятать ручные гранаты в шароварах.

На пятый день сражения рассвирепевший от нетерпения Гиммлер приказал Штропу прочесать гетто «с максимальной жестокостью и неумолимой настойчивостью».

«Поэтому, — отмечает Штроп в своем итоговом отчете, — я решил уничтожить район еврейского гетто, сжигая каждый дом». И далее описывает последующие события:

«Евреи оставались в горящих домах до последней минуты, пока, опасаясь сгореть заживо, не выпрыгивали из окон верхних этажей. Даже переломав себе кости, они переползали через улицы в дома, еще не охваченные огнем… Несмотря на опасность сгореть заживо, евреи и бандиты часто предпочитали войти в огонь, чем быть схваченными».

Человеку, подобному Штропу, было просто невдомек, почему мужчины и женщины готовы скорее погибнуть в огне, чем спокойно умереть в газовых камерах. Ведь всех захваченных, которых он не прикончил на месте, Штроп направлял в Треблинку. 25 апреля он сообщил по телетайпу в штаб СС, что всего захвачено 27 464 еврея.

«Я рассчитываю завтра получить эшелон на Т-2 (Треблинка). В противном случае ликвидация будет осуществлена на месте».