Смятение чувств - Джорджетт Хейер

Наступила долгая пауза. Выкупить закладные, снова сделать поместье Фонтли своей собственностью, не зависящей от золота Шоли и свободной даже от тени угрозы вмешательства тестя, было единственным, что побудило Адама ввязаться в эту биржевую игру, которую он теперь рассматривал как один из самых безумнейших поступков своей жизни. Даже в момент наисильнейшего страха за то, чем он рисковал, оставалась мысль, что цель стоит любого риска. Азартная игра увенчалась успехом; и теперь, встретившись с пристальным взглядом своего тестя, он в некотором замешательстве вдруг понял, что, будучи в силах выкупить закладные, он утратил желание это делать. Едва ли не со дня женитьбы это было его неотступной целью, это должно было бы стать и его первой мыслью при пробуждении сегодня утром, но он не думал об этом до тех пор, пока мистер Шоли не заговорил первым. Зато он подумал, о дренаже, о новых коттеджах и об экспериментальной ферме, средствами на содержание которой он теперь располагал. Его прежние наваждения и амбиции показались ему непомерно глупыми. Мистер Шоли, дающий волю своей неуемной внутренней силе, приводил его, бывало, в бешенство, но ведь Адам был вполне способен укрощать мистера Шоли. И надо было отдать должное ему, тот никогда не выказывал ни малейшей склонности вмешиваться в дела Фонтли. Правда, однажды, охваченный гневом, он грозился лишить зятя права выкупа заложенного имущества, но Адам знал даже в тот пиковый момент, что за этой угрозой нет никакого злого умысла и нет понимания, как может подействовать столь грубая демонстрация собственной власти на человека более чувствительного, чем он сам. Его вульгарность, подчас делала его совершенно несносным, но под ней таилось многое достойное, восхищения и более нежное сердце, чем можно было предположить по свирепой наружности его обладателя. Глядя на мистера Шоли теперь, Адам знал, что он смотрит так свирепо, потому что боится быть уязвленным, обиженным. Нет, он не будет обижен, пусть не сомневается, уж по крайней мере своим зятем, который так многим ему обязан и к которому он, бесспорно, привязан.

– Я выкуплю их, если вы, конечно, этого хотите, сэр! – сказал Адам.

Взгляд Шоли стал чуть менее свирепым.

– С чего бы мне этого хотеть? Кажется, это вам невыносимо думать, что я имею какое-то отношение к этому вашему поместью, и вы не будете спать спокойно, пока не выплатите мне до последней копейки все, что у меня взяли!

– Боже правый, сэр, надеюсь, вы не ждете этого от меня? – возразил Адам. – Я никогда не смогу выплатить вам все, чем я вам обязан!

– Не говорите глупостей! – прорычал мистер Шоли. – Вы знаете, что я ничего такого и не жду!

– Да, конечно, я это знаю, а еще я знаю: ничто не доставляет вам такого удовольствия, как осыпать меня дорогими подарками. – Адам весело посмотрел на тестя. – А что касается Фонтли, если вы имеете в виду, что я не позволю вам застелить ковром парадную лестницу или наводнить парк оленями, то вы совершенно правы! Но я предупреждаю вас, что всерьез намерен попытаться убедить вас приложить руку к проекту, который я замышляю. Однако у меня сейчас нет времени вдаваться в подробности. А по поводу закладных у меня есть гораздо лучшая идея, нежели тратить свои деньги, чтобы их у вас выкупить: я безусловно предпочел бы, если бы вы завещали их Джайлсу.

Свирепость во взгляде исчезла совершенно.

– Ей-богу, отличная идея! – воскликнул мистер Шоли, потирая руки. – Я сделаю это, храни Бог нашего малыша! Не волнуйтесь, я сделаю все честь по чести, так что комар носа не подточит! – И тут его осенила еще одна идея. – Если бы вы, – вкрадчиво сказал Шоли, – оказали какую-нибудь важную услугу правительству, вас могли бы произвести в графы, а?

– Чтобы прибавить Джайлсу важности? Да ни за что на свете! Он и так уже слишком зазнался – считает себя пупом земли!

– Маленький шалунишка! – любовно проговорил мистер Шоли. – И все-таки мне хотелось бы, чтобы у него был надлежащий титул. Да, и мне хотелось бы видеть вас произведенным в графы, милорд, я и этого не отрицаю.

– Если вы придаете столько значения титулам, сэр, почему бы вам не заполучить его для себя? Думаю, вам следует стать олдерменом[37] .

Он сказал первое, что пришло ему в голову, лишь бы отвлечь мысли мистера Шоли, но тут же почувствовал, что непреднамеренно угодил в самое яблочко. Мистер Шоли посмотрел на него очень пристально и спросил:

– А что это вам пришла такая мысль, милорд?

– Ну, вы не равнодушны к титулам!

– Может быть, со временем я и стану олдерменом, ведь я пока вроде еще не слишком стар, – признался мистер Шоли. – Но только учтите, милорд, не проговоритесь никому, потому что это еще не наверняка! Я скажу только одно: теперь, когда бедный старина Нед Кворм сыграл в ящик, есть вакансия, про которую все знают, и, может быть, за меня проголосуют.

– Я ни одной живой душе и словом не обмолвлюсь! – пообещал Адам. – Олдермен Шоли! Должен признаться, мне нравится это сочетание!

– Вы думаете, это хорошо звучит, милорд? – с беспокойством спросил мистер Шоли.

– Очень хорошо! Я также могу представить себе, как говорю «мой тесть, олдермен» . Мы все будем страшно претенциозными – просто невыносимыми, – когда вы станете лорд-мэром!

Мистеру Шоли настолько пришлась по вкусу эта шутка, что, когда Адам попрощался с ним, он все еще посмеивался, вспоминая ее.

Когда Адам добрался до «Фентона» , было четыре часа, то есть, по мнению его лакея, так поздно, что можно было и не отправляться в Фонтли.

– Потому что, если не ехать ночью, мы прибудем в Фонтли не раньше двух-трех утра, милорд, и все уже будут лежать в постелях и спать!

– Да, но, если я отложу выезд до завтра, мои гости уедут до моего прибытия, и меня никогда не простят! – возразил Адам. – Но если они узнают, что я провел в пути всю ночь, чтобы лично принести извинения, то, надеюсь, отнесутся ко мне гораздо более снисходительно! Боже правый! Они еще не знают новостей! Это меняет дело! Меня, уверен, тут же оправдают! В любом случае я хочу домой!

Глава 27

На следующее утро было чуть менее девяти часов, когда Дженни ответила на стук в дверь: «Заходите!» Она сидела у туалетного столика, пока Марта Пинхой втыкала последние заколки в ее волосы, заплетенные в косу, и, именно в зеркале она встретилась взглядом с виноватыми, но смеющимися глазами своего заблудшего мужа. Ее собственные глаза заблестели, но она, повернувшись в кресле лицом к нему, строго сказала:

– Ну что же! Недостойное отношение ко мне, милорд!

– Знаю, знаю! – В голосе его звучало раскаяние. Он прошел через комнату, чтобы поцеловать ее. – Но даже если бы я вспомнил, какое число – о чем, сознаюсь, и не вспомнил, не до того было! – я не смог бы приехать! Ты слышала последние новости?