Русские исторические женщины - Даниил Мордовцев

Через год после этого, мы видим уже Анну Иоанновну больной. Она гостит у матери, в селе Измайловском, а, между тем, Петр настаивает, чтобы она ехала с дочерью в Курляндию.

Мать Анны боится прогневить царя своею, медленностью, боится и ехать с больной дочерью.

«Алексей Васильевич, – пишет она кабинет-секретарю Макарову, – здравствуй на множество лет. Пожалуй, донеси невестушке, царице Екатерине Алексеевне, ежели мой поход замешкается до февраля или до марта, чтобы на меня какова гнева не было от царского величества, – во истинно за великими моими печалями. А печаль моя та, что не может у меня дочь, царевна Анна. Прежде не могла тринадцать недель каменной болезнью, о том и ты известен. А ныне лежит тяжкой болезнью, горячкой. А ежели им угодно скоро быть, и я, хотя больную, повезу. И ты пожалуй отпиши ко мне, как их воля мне быть – чтобы мне их не прогневать.

Скудное было житье Анны Иоанновны в Курляндии. Страна разорена войнами. Доходов никаких.

И вот, царица Прасковья плачется за свою дочь перед царем:

«Правительствующий сенат, не получая указу именного из походу (т. е. от Петра, постоянно отсутствующая), никакого денежного вспоможения на пути моей царевны учинить не хочет, о чем прошу указу тому сенату.

«Из моей определенной дачи, как вам известно, бывшую мой царевну отпуская,» всячески ее снабдевала, и посуду серебряную с нею отпустила; а ныне мне того учинить мочи нет.

«Соизволили писать ко мне, что в Курляндии все ей, царевне моей, определено; с чем ей там жить и по обыкновению княжескому порядочно себя содержать, о том именно не означено. Прошу о подлинном того всего себе уведомлении: из вашей ли казны, или с подданных того княжества назначенные денежные доходы впредь иметь ей?

«Извольте меня подлинно уведомить, чтобы мне и моей царевне впредь из какого недознания какой неугодности вам не учинить: что ей, царевне, будучи в том княжестве, по примеру ли прежних княжон вести себя и чиновнодворство содержать, или просто?

«Чтобы мне дозволено было самой проводить царевну мою до места на время, и потом в нужные случаи ездить к ней и видеться, чтобы при такой ее новости там во всем отпасть и управить.

«Карет и лошадей мы берем на долговных людей, по тамошнему чиновному порядку; также ей, царевне моей, без особой дачи исправить нечем. Прошу на то об указе.

«Повелите ли отчины дать царевне моей по тамошнему старому обыкновению имать из тамошнего ж шляхетства, по пристойности дела.

«Прошу вседокучно, по своей крайней милости и по своему слову, переменить оттуда прежнего гофмейстера, бывшего прежде при царевне моей, который там весьма несносен, и тем нас не опечалить, и быть на его место впредь иному, кому вы соизволите.

«На сие всепокорно прошу о милостивом вашем решении и об отповеди себе, чего я и моя царевна здесь ожидать будем, и для того нарочный с тем в поход до вас от меня послан».

Упоминаемый в челобитной «несносный гофмейстер» – это Петр Михайлович Бестужев-Рюмин, по повелению царя заведовавший всеми делами Курляндии, собиравший с этой страны доходы и выдававший на содержание герцогини Анны «столько, – как приказывал ему Петр, – без чего нельзя пробыть».

Полагают, что Бестужев-Рюмин возбудил неудовольствие к себе старой царицы по разным интригам и сплетням, которые приняли, наконец, форму прямого обвинения, весьма, может быть, неосновательного, будто бы Анна Иоанновна оказывала ему непозволительное для молодой вдовы внимание. Быть может, что это клевета, несмотря даже на то, что клевету эту подтверждает и князь Щербатов в известном своем сочинении о «повреждении нравов». Как человек, ратовавший против новизны и специально избравший своим предметом доказательство повреждения нравов в новой Руси, Щербатов во всем мог видеть порок и разврат.

Поэтому едва ли можно принимать без критики его слова, относящаяся к Анне Иоанновне: «не можно оправдать Анну Ивановну в любострастии, ибо подлинно, что бывший у ней гофмейстер Петр Михайлович Бестужев имел участие в ее милостях»…

Как бы то ни было, но это обвинение лежало на молодой вдове, и сама мать ее, царица Прасковья, давала повод к неблаговидным толкам о поведении дочери.

Но Петр не верил сплетням. Не верила им и Екатерина Алексеевна.

Так, отвечая на одну из слезниц царицы Прасковьи по этому поводу, Екатерина говорит:

«Что же о Бестужеве, дабы ему не быть, а понеже оный не для одного только дела в Курляндию определен, чтоб ему быть только при дворе вашей дочери, царевны Анны Ивановны, но для других многих его царского величества нужнейших дел, которые гораздо того нужнее, и ежели его из Курляндии отлучить для одного только вашего дела, то другие все дела станут, и то его величеству зело будет противно. И зело я тому удивляюсь, что ваше величество так долго гневство на нем имеете, ибо он зело о том печалится, но оправдание себе приносит, что он, конечно, учинил то не с умыслу, но остерегая честь детей ваших, в чем на него гнев имеете».

Относительно же материального обеспечения Анны Иоанновны, царица Прасковья получила такой ответ от Екатерины:

«Государыня моя, невестушка, царица Прасковья Федоровна, здравствуй на множество лет купно и с любезными детками своими!

«Письма вашего величества чрез присланного вашего Никиту Иевлева исправно дошли, на которые доношу: об отправлении в Курляндию дочери вашей, ее высочества царевна Анны Ивановны, от его царского величества уже довольно писано к светлейшему князю Александру Даниловичу, и надеюсь я, что он для того пути деньгами и сервизом, конечно, снабдить, ибо его светлости о том указ послан. А когда, Бог дает, ее высочество в Курляндию прибудут, тогда не надобно вашему величеству о том мыслить, чтобы на вашем коште ее высочеству, дочери вашей, там себя содержать; ибо уже заранее все то определено, чем ее дом содержать, для чего там Петр Бестужев оставлен, которому в лучших городах, а именно: в Либаве, Виндаве и Митаве, всякие денежные поборы для того нарочно велено собирать. Что же ваше величество упоминает, чтобы для того всю определенную сумму на ваши комнаты на будущий на весь год взять и на расходы употребить в Курляндии для тамошнего житья, что я за благо не почитаю, ибо я надеюсь, что и без такого великого убытку ее высочество, дочь ваша, может там прожить, а в тому же я надеюсь, что, при помощи Божьей, и ее высочество, царевна Анна Ивановна, скоро жениха сыщет, и тогда уже меньше вашему величеству будет печали».

Мать Анны Иоанновны входила, по-видимому, во все мелочи жизни своей дочери, как это и должно было быть, когда старинное воспитание положительно не приучало молодой женщины к самостоятельности. Оттого и молодые, и старые женщины того времени считали себя еще более беспомощными, чем женщины, современные нам.

Поэтому царица Прасковья докучает Екатерине то тем, чтобы к Анне курляндской назначить тех, а не других придворных, то переменить у нее пажей, то дать ей хороших советчиков.

«Что же изволите упоминать, чтобы быть при царевне Анне Ивановне Андрею Артамоновичу Матвееву или Львову, – отвечает Екатерина на одну из таких материнских докук, – и те обязаны его величества нужными и великими делами. А что изволите приказывать о пажах, чтобы взять из школьников русских, и я советую лучше изволите приказать взять из курляндцев, ибо которые и при царевне Екатерине Ивановне русские, Чемесов и прочие, и те гораздо плохи».

Впрочем все, кажется, смотрели на Анну Иоанновну, герцогиню курляндскую, как на ребенка: даже поставка ей туалета зависела от царя и от Бестужева-Рюмина. Мало того, Петр лично распоряжается, каких водок ставить ко двору герцогини курляндской: «ангеликовой одно ведро, лимонной одно ведро, анисовой одно ведро, простого вина пять ведер; из гдатских водок: цитронной, померанцевой, персиковой, коричневой – по одному ведру».

Молодая герцогиня, по-видимому, скучавшая в Курляндии, продолжала ездить к матери. Курляндцы считали это для себя «конфузией», и Петр так утешает их в этой «конфузии» через Бестужева:

«К Петру Бестужеву. Письмо ваше до его царского величества от 11-го числа дошло, по которому его царское величество о конфузии, учинившейся в Курляндии от отъезда в Ригу ее высочества государыни царевны Анны Ивановы, известен, и указал к вам отписать, чтобы вы доброжелательных курляндцев обнадежили в том, что ее высочество имеет возвратиться паки в Курляндию и жить там».

Выше мы сказали, какое воспитание давалось тогда царевнам.

Русская женщина только начинала учиться, и потому неудивительно, что первые шаги ее на поприще грамотности были не особенно успешны.

Трудно даже поверить, чтобы царевна, племянница Петра-преобразователя, герцогиня курляндская, писала такие письма, как приводимое нами ниже письмо Анны Иоанновны к Екатерине Алексеевне.

Но в исторической жизни русской женщины важно и то, что она начинает сама писать. Как она пишет – это другой вопрос.