Шиза, Хром и всякая хтонь - Влада Багрянцева

залипнет, то пообщаться нормально не получится. – Сдались ть-тебе эти манд-д-далы, лучше бы ч-чебурашек каких малевал.

– Полезно, – Антон постучал по голове пальцем, – для мозгов.

– О, значит мне тоже надо мандибулы эти, – заинтересовался Бабай, и Макс ожидаемо фыркнул:

– Ть-тебе не поможет. Т-тоха, мандарины б-будешь?

Антон съел свой мандарин только после того, как Винни очистила все белые ниточки: он недавно нашел статью в интернете и считал, что ими можно насмерть подавиться. Хром смотрел на него, не в силах представить, что Антон, такой громкий и розовый, тоже мог сейчас лежать рядом с Толяном и Лешим, которых они недавно навещали, хотя и без Дипломата, потому что тот до сих пор торчал в больничке более узкого профиля, подлечивал голову и все остальное разом. На него Макс не пожалел семейных сбережений. Наверное, думая об этом, Хром сильно загрузился, потому что Антон протянул ему голый будто, непривычно оранжевый мандарин без единой белой ниточки и улыбнулся.

– Ты тоже белый, но ты не сделаешь плохо, – сказал тот. – Там так сказали. Где много всего.

– Там – это где? – спросил Макс, и Антон пошевелил ногами в носках:

– Где большая вода. Где все. Вы будете раскрашивать?

Без способности слышать и видеть не столько слова, сколько то, что за ними, общаться с людьми Хрому было трудно, он этому будто заново учился. Каждый раз, когда ему начинало казаться, что не справится и уйдет либо в запой, либо в отшельничество, он вспоминал Макса и понимал, что это когда-то пройдет. Макс же справлялся, значит, и у Хрома получится быть обычным. Ну, почти – буфет поддерживал как мог. Да и на картах Хром по-прежнему гадал, как и до камня, который теперь, безвредный, как гриб Рудольф, обитал в коллекции Павла Павловича. Официально какой-то там метеорит, но внук этнографа назвал его Николаем, в честь Коперника.

Хром глянул на рисунок птицы, сложенный из завитушек, черточек и загогулин, которые старательно обводил Антон, и ему показалось, что красно-зеленый узор сейчас перетечет со страницы на страницу, как раньше было на ковре. Однако птица все сидела неподвижно на листе, и он покачал головой:

– Не, у нас так красиво, как у тебя, не получится. Мы не будем раскрашивать, лучше посмотрим.

Как все ушли, Антон вряд ли заметил, потому что снова упал в свой мир и ничего вокруг, кроме фломастеров и линий на бумаге, уже не замечал. Винни поцеловала его в висок и вышла предпоследней. Закрывая дверь, Хром вдруг напрягся, гадая, правильно ли он понял смысл фразы, тихо адресованной раскраске:

– Нельзя шевелиться! Я еще перья не докрасил.