Меридон - Филиппа Грегори

Леди Клара так и покатилась от смеха.

– Ох, Сара! – воскликнула она. – Маленькая ты дикарка! Помаши им под носом и дыши, как обычно. Я подумала, тебе это поможет.

Я заткнула флакончик и вернула его ей. Порылась в кармане, вытащила платок, вытерла горевший нос и промокнула глаза.

– Мне было бы лучше, если бы я ехала верхом, – сказала я.

– Исключено, – ответила леди Клара, и на этом разговор был окончен.

Я закрыла глаза, чтобы все кругом не качалось и не кружилось при движении, и какое-то время, должно быть, проспала, потому что в себя я пришла, когда колеса коляски уже скрипели и стучали по брусчатке. Я проснулась рывком – вокруг меня шумел город и кричали носильщики. Вонь царила отвратительная, шум стоял, как в Солсбери в базарный день, и преследовал нас еще милю. Я поверить не могла, что в мире может быть столько людей, столько повозок, нищих, попрошаек, разносчиков и торговцев.

– Лондон! – сказала леди Клара со вздохом облегчения, дававшим понять, как тяжело ей было жить в деревне.

Я кивнула, но вместо волнения почувствовала лишь страх. Я бы согласилась теперь на что угодно, лишь бы не быть здесь, не быть мисс Сарой Лейси, приехавшей на свой первый сезон в качестве юной леди, направляющейся в городской особняк Хейверингов, где ждала в детской маленькая мисс Джулиет, и должна была явиться утром повидать матушку новобрачная леди Мария де Монтерей.

– Тебе не могут не понравиться мои дочери, – сказала леди Клара.

Ее голубые глаза затуманились, словно она угадала мои мысли, когда я побледнела и затихла.

– Нет, – убежденно сказала я.

– Они не могут тебе не понравиться, потому что ничего не будут для тебя значить, – сказала она ровным голосом. – Джулиет – просто невежественная школьница, не по годам развитый ребенок, довольно хорошенькая. Мария – маленькая мегера. Я удачно выдала ее замуж, прежде чем ее муж обнаружил, какой у нее острый язык. Она должна бы благодарить меня за это, но она не станет.

Глаза леди Клары блеснули поверх веера.

– Она тебя возненавидит, – откровенно сказала она и улыбнулась.

Я задумалась. Сара Лейси, юная леди, боролась во мне с цыганкой Меридон. Меридон одолела.

– Терпеть не могу бабские свары, – брякнула я. – Не хочу, чтобы она меня задирала. Все и так будет плохо.

Леди Клара зловеще улыбнулась.

– Не говори «бабские свары», Сара, – сказала она. – И не будь такой нудной. Не так все будет плохо. Тебе предстоит выйти в свет, в общество, которое твое по праву. И ты можешь положиться на меня, я укрощу худшие проявления дочернего злоумышления.

Я замялась.

– Вы не всегда будете рядом, – сказала я. – И Перри тоже…

Леди Клара взмахнула веером в пыльном воздухе.

– Перри боится Марии так же, как меня, – отозвалась она. – Он тебе не поможет, дорогая. Так что я всегда буду рядом. Мария достаточно самоуверенна и самолюбива, чтобы попытаться поставить тебя в глупое положение на людях. Я этого не позволю. Со мной у тебя все будет хорошо.

– Благодарю вас, – сказала я.

В моем голосе было море иронии, но леди Клара предпочла ее не услышать.

Вместо этого она склонилась вперед:

– Мы почти приехали. Это Гросвенор-стрит, а там – наша улица, Брук-стрит, и на углу наш дом.

Говорила она с гордостью, а я с удивлением уставилась на дом.

Он был красив, с крыльцом в четыре невысокие ступени, окруженный густой чугунной оградой и с тяжелым треугольным выступом над дверью. Нас, судя по всему, ждали, потому что, когда экипаж подъехал, дверь была открыта настежь, и двое лакеев в ливреях и полдесятка служанок в черных платьях и белых передниках вышли и встали рядком на ступеньках. Леди Клара поднесла руку к шляпке и бросила на меня быстрый взгляд.

– Поправь плащ, Сара, – коротко сказала она. – И не улыбайся им.

Я кивнула и постаралась принять такой же высокомерный и презрительный вид, как у нее. Дверь экипажа открыли, опустили подножку, и леди Клара вплыла в дом, кивнув служанкам, присевшим в реверансе по обе стороны от нее.

Я шла следом.

Я не была неловкой. Не была неуклюжей. Я и прежде стояла посреди арены, и толпа пялилась на меня, пока не считала, что довольно получила за пенни. Строй служанок не мог меня смутить. Я равнодушно кивнула их склоненным головам в чепчиках и проследовала за леди Кларой в дом.

Холл в доме был большой и красивый. Если бы леди Клара не сдвинула брови, глянув на меня, я бы открыла рот от изумления. Справа от нас вилась вдоль стены лестница, широкая и пологая, с изысканными изогнутыми перилами. Стена за ней топорщилась лепниной, окружавшей картины и ниши для белых статуй. «Неприличных», – подумала я, но у меня едва было время на них взглянуть. В прямоугольных золоченых рамах были нарисованы люди, завернутые в разноцветные простыни, плывущие по волнам или лежащие на лужайках в лесу. Слева располагалась дверь, ведшая в комнату, которая должна была выходить на улицу. Но леди Клара прошла мимо нее и поднялась вслед за дворецким по лестнице в гостиную, находившуюся прямо над этой комнатой и тоже выходившую окнами на улицу.

Дворецкий распахнул перед ней дверь.

– Мы развели в гостиной огонь, миледи, подумав, что вы могли озябнуть или устать в дороге, – сказал он. – Может быть, вы желаете чаю, миледи? Или глинтвейна?

Я вошла в комнату за леди Кларой.

То была самая необычная комната из всех, что я видела в жизни. Каждая стена была отделана причудливой лепниной, покрашенной так, что стена представляла собой раму для картины или для четырех высоких окон. Камин был до такой степени залеплен гирляндами, завитушками и лентами, что непонятно было, как его по утрам находят, чтобы развести огонь.

Все казалось таким величественным. Таким подавляющим.

Я заскучала по простому удобству Широкого Дола, едва переступив порог.

– Пыль, – сказала леди Клара, войдя в гостиную, сняв перчатки и отдав их ожидавшей служанке.

Дворецкий, человек из Хейверинга, уехавший накануне вечером, чтобы встретить нас здесь, бросил яростный взгляд на экономку, женщину из Лондона, которую я прежде не видела.

Леди Клара села возле камина и поставила ноги на медную решетку. Она протянула к огню руки и без улыбки посмотрела на всех: на горничную, экономку и дворецкого.

– Пыль на оконных карнизах, снаружи, – сказала она. – Пусть их вытрут. И принесите мне почту и бокал глинтвейна, сейчас же. А еще по бокалу для мисс Лейси и лорда Перри.

Дворецкий пробормотал извинения и, пятясь, вышел из комнаты. Экономка и горничная выскользнули, захлопнув за собой двери. Леди Клара улыбнулась мерцающей зловещей улыбкой.

– Нет нужды быть любезной со слугами, Сара, – сказала она. – Тысячи отдадут правую руку за хорошее место в лондонском доме. Обращайся с ними твердо и выгоняй, когда понадобится. Никакой выгоды в том, чтобы поступать иначе, нет.