Перуновы дети - Валентин Гнатюк

– Может, славянские боги благоволят к нам за то, что мы о них вспомнили? – серьёзно спросила Лида. – Сколько было трудных моментов, а прикосновение к этим образам, к этой философии вливало новые силы. Такое ощущение, что мы набрели на чистый вечный источник, о котором все давно забыли. И так хочется поделиться этим открытием с другими…

Остановившись под высокими тополями, Лида запрокинула голову.

– Слава, мне сейчас показалось, что всё это уже было: тихий вечер, звёздное небо и мы – у тополей – с ощущением какой-то трепетной тайны. Это было когда-то, очень давно. И теперь мы снова стоим здесь, и листья тихонько шепчут нам о прошлом или, может, о будущем…

– Правда, Лидушка, – отвечал Вячеслав, ближе привлекая жену. – Кажется, что помнишь то, чего не было. Может, это говорит в нас генная память предков, испытавших нечто подобное? А может, всё это произойдёт с героями наших книг, о которых мы ещё не знаем. Мы обращаемся к древности, открытие которой только начинается. И появляется странное чувство, будто мы стоим у перекрестья дорог, ведущих одновременно и в прошлое, и в грядущее, где происходит захватывающее дух клокотание времён, судеб, человеческих жизней. Вот тебе и звёздный перекрёсток!

– Благодаря твоей поездке очень многое в этой истории прояснилось. Но остаётся главный вопрос: куда всё-таки девались дощечки? Без этого мы не сможем написать окончание романа.

Вячеслав задумался.

– У меня есть на этот счёт кое-какие соображения. Надо будет встретиться с одним человеком. Он может помочь…

Однако нахлынули разные дела, родился ребёнок, потом в России случился дефолт, и все страны Содружества в очередной раз ухнули в глубокую яму экономического и политического кризиса.

В общем, прошло пять лет, прежде чем Чумаков смог осуществить давно задуманную поездку в Брюссель. Но для этого понадобилось сначала восстановить давние «концы» в Москве.

Глава девятая

Ка Эм

Странные мы всё-таки люди: намаливем, как сейчас говорят, эгрегор чужим богам и народам, а потом удивляемся, что они живут лучше нас.

Московское утро было сырым и прохладным. Чумаков прохаживался у парка, поглядывая на часы. «А вдруг онуже не бегает по утрам, ведь столько времени прошло. Больше двадцати лет! Если Ка Эму тогда было сорок, то сейчас… за шестьдесят, хм, солидно, хотя для Ка Эма должно быть нормально. Ну что ж, если не дождусь, тогда выйду на него другим путём… Ага, вон кто-то показался на дорожке со стороны парка. Далеко, лица не видно, но очертания фигуры и, главное, амплитуда и манера движения очень похожи…» После ранения зрение у Чумакова стало далеко не таким острым, как раньше. Но теперь он научился угадывать людей именно по характерным признакам во время движения. Как оказалось, у каждого человека они особенные, не спутаешь, даже когда различаешь только силуэт.

Когда бежавший приблизился, у Чумакова обрадованно ёкнуло сердце: он, точно! Причём бывший инструктор рукопашного боя был облачён в старый болгарский спортивный костюм чёрного цвета с красными вставками на рукавах, точно такой, как они перед последней тренировкой подарили Ка Эму. И эта деталь словно вернула его в прежнее время. Чумаков почувствовал, как уходит напряжение неопределённости. Бегун между тем перешёл на шаг и тоже пристально посмотрел на Чумакова. Буквально через минуту лицо его просветлело, и, остановившись, он широко раскрыл объятия и заулыбался.

– «Дыхание смерти»… мм… Слава?

– Так точно, Константин Михайлович, это я!

Они крепко обнялись.

– Пойдем ко мне, всё расскажешь. Говорили, что ты погиб, а ты живой, молодец!

Пока поднимались по лестнице на четвёртый этаж, Чумаков заметил:

– Знаете, чему я больше всего удивился, когда увидел вас сегодня?

– Догадываюсь. Наверное, тому, что я одет в тот самый костюм, который ваша группа подарила мне незадолго до окончания курса?

Вячеслав на мгновение опешил.

– Каким образом догадались, Константин Михайлович?

Ка Эм достал ключ и начал отпирать дверь квартиры.

– Это просто. У тебя ведь бывают моменты, когда ни с того ни с сего вдруг вспоминаешь знакомого, которого давно не видел, или фильм, а потом вдруг – раз! – именно этого человека ты встречаешь в ближайшие день-два или именно тот фильм начинают вновь показывать по телевидению? Заходи, раздевайся, я сейчас душ приму, и мы посидим, чайку попьём. Я пенсионер, мне торопиться некуда.

– Я тоже, – не очень весело усмехнулся Чумаков. И вернулся к начатой теме: – Вы хотите сказать, что к вам пришло такое ощущение, и поэтому сегодня вы надели костюм?

– Именно так, – ответил уже из ванной Ка Эм. – Я долго старался натренировать подобную чувствительность и одновременно разобраться в механизме процесса.

«Так, – подумал про себя Чумаков, – я пришёл по адресу. Пожалуй, лучше Ка Эма мне никто не поможет».

– Почувствовав, что кто-то из вас хочет встретиться со мной, я решил дать своеобразный знак, как бы подтвердить желание контакта. – Выйдя из ванной в синем махровом халате, бывший инструктор вытирал почти сплошь седую голову мохнатым полотенцем. – Я использовал костюм наподобие того, как наши предки использовали обереги и амулеты, то есть для концентрации передачи сигнала, а может, в какой-то мере и для организации пространства в нужном мне направлении.

– Это здорово смыкается с тем, что мы с женой называем «законом целенаправленности».

– Ты женат? И дети есть? Сыну пять лет? Молодец! Что за закон, ну-ка, расскажи! – заинтересовался Ка Эм.

Чумаков коротко сформулировал.

– Хм, интересно, очень интересно! – повторил несколько раз Ка Эм, размышляя. – Потом спохватился: – Постой, ты же мне ещё не рассказал, почему прошёл слух о твоей гибели?

Вячеслав стал рассказывать про бой у заставы. Вначале сухо и сжато, словно в отчёте, доложил, как он после ранения и контузии дважды возвращался из небытия. Потом увлёкся и уже подробнее описал видения, которые начали приходить к нему после возвращения с того света. Как он ощутил себя вначале древним волхвом, не то Светозаром, не то Мечиславом, и только потом Чумаковым. О дощечках, древних текстах, их расшифровке и об идее поиска древних уник, бесследно исчезнувших в Брюсселе в 1941 году. О поездке в Ахен. Бывший инструктор спрашивал, уточнял детали, иногда задумывался, видимо прокручивая ситуацию, как он обычно делал это в приемах борьбы. Оба не заметили, как наступил вечер. Только когда стало смеркаться, хозяин вспомнил, что, кроме чая, больше ничем не потчевал гостя, и тут же принялся за приготовление обеда-ужина.

– Тебе одному, Слава, не справиться. Нужна помощь наших ребят. Многие из них до сих пор поддерживают со мной связь, так что смогу найти кого надо. Знаешь, после того, как развалился Союз, а потом и нашей конторе удар сильнейший был нанесён, ребята в основном разбрелись кто куда. Фирмы открыли охранные, коммерцией занялись, кто в советники по безопасности подался к сильным мира сего, кто вообще всё бросил и живёт тихим пенсионером. Кое-кто спился, иные связались с криминалом или подались в горячие точки, многих уже нет на этом свете. Но братство наше живо, несмотря ни на что. Постой! – вдруг вернулся к началу разговора Ка Эм. Чумаков уже снова стал привыкать к манере тренера неожиданно переходить с одной темы на другую. Он знал, что мозг Ка Эма одновременно работал как бы по нескольким программам и подспудно продолжал раскручивать каждую линию в отдельности. – Почему ты считаешь, что остался жив благодаря «дыханию смерти»?

Вячеслав прикрыл глаза и мысленно возвратился в те последние мгновения боя, когда, припав к рукояткам пулемёта, увидел летящую навстречу стальную смерть. Потом время замедлилось, и ракета неправдоподобно долго летела, ввинчиваясь в тугую плотность, а мимо так же медленно проплывали автоматные пули. Именно эта замедленность времени позволила осуществить единственно правильное для сохранения жизни движение. Он упал, вжавшись туловищем между двух камней. Голова оказалась защищена небольшим выступом скалы. В момент взрыва Чумакова буквально засыпало землёй и камнями, посекло спину, ударом камней сломало два ребра и ключицу, контузило голову, тяжело ранило в ногу осколком. И всё же жизненно важные органы, как говорят медики, остались целы.

– Чтобы просчитать мозгами то единственно верное движение, при котором я мог остаться жив, нужна, как вы понимаете, суперскорость, которая недоступна даже компьютеру, то есть сработало именно подсознание, мгновенно и точно уведшее меня от гибели. То самое «дыхание смерти», которым вы мне порекомендовали заниматься после того, как я рассказал про случай с фалангой. Приближающаяся ракета вызвала почти аналогичные чувства, и тело среагировало мгновенно, потому что оно уже было подготовлено многолетними тренировками. А в самый момент соприкосновения с «дыханием», как вы знаете, тело становится необыкновенно прочным, как бы защищённым невидимой железной рубашкой.