Всю жизнь я верил только в электричество - Станислав Борисович Малозёмов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Куда плыть намылились? – улыбнулся бич.– Не от родителей когти рвёте? А то лучше не надо. Я вон убёг от своих алкашей. Когда самого пить подтянули. Отец меня по пьяне бил крепко ни за что. Я в семнадцать лет и убёг. Жил в Свердловске. Ну, решил с Урала вообще уехать и в ПТУ поступить в Кустанае, да жить самому, своей башкой и деньгами. А поехал- то без копейки фактически. Пятнадцать рублей всего на кармане. Ну, а без поддачи жить уже не мог. Билет в Кустанай купил, а когда приехал, комнату нашел в Наримановке. Там подешевле всего хазу снять. А что район бандитский, не сказал никто. Ну, чтоб меня там не мутузили почем зря, я местных уркаганов подпаивал. И сам с ними гудел не дай Бог как. Так наедался, помню, бормотухи всякой, что спать падал, где шел. А где именно- это уж как получалось. Ну, у меня паспорт-то ночью и приговорил кто-то. Тиснули грамотно, тихо, аккуратно. Просыпаюсь утром под завалинкой какой-то избушки. Похмелиться надо, аж ломает всего. А остатки денег я под обложку паспорта прятал. Ну, они и помахали мне платочком тоже. Вместе с документом. Чего делать? Куда теперь без документа, в какое ПТУ? Вообще, без гроша и без паспорта кранты хоть кому. Похмелить меня братва наримановская похмелила. День целый парни шмонали всех доходяг по району. Но никто из наримановских паспорта моего не брал. Ладно. А платить за комнату тоже нечем. Ну, я извинился перед хозяйкой, разъяснил, чего к чему, какой случай вышел со мной. Она долг скостила, но дальше жить у себя не дала. Вот на вокзале отночевал три раза. Милиционер подходил. Я ему трепанул, что брат из совхоза должен был приехать с деньгами на билет. Вот его и жду. Ушел милиционер, не вязался больше. А как-то подходит ко мне мужик один. Приличный такой. Одёжка на нем дорогая, модная.
– Чего, братан, киснешь на скамеечке? – говорит. – Деньги украли, билет, паспорт. Угадал?
А у меня морда пропитая, сам грязный. Чего тут угадывать? Ну, вот он меня и забрал сюда. Ихний бригадир. Шабашут по деревням. Сперва обещали дать заработать на вязании матов. Потом сказали, что взяток надо теперь больше давать. Работайте, мол, пока так. Кормить будем хорошо. Да и не обманул. Все мы сытые тут. А бригадир говорит, что скоро утрясут дела с начальством колхозным, да с мусорами, и платить начнут. Паспорт выправлю новый, домой уеду, женюсь и пить завяжу.
– А давно тут маты собираешь? – Жук с ним с ходу на «ты» стал говорить. Хотя парень лет на десяток постарше был. Но пьяница горький уже пол-человека.
Так нам отец Жердя однажды сказал. Не помню, правда, к чему.
– Три сезона, считай, – почесал в затылке бич. С поздней осени увозят нас в один совхоз. Там мы в клубе, в подсобке зимуем. Печка своя. Тепло. На улицу только в сортир бегаем. Зимней одежды нет ни у кого. А еду привозят постоянно. Два раза едим. Утором и вечером. Нормально, пацаны. Только вот вы не вздумайте из дома сматываться. Вон как потом может получиться. Теперь я уже и не знаю, как уехать. Хотя и не держит никто. Уеду – быстро нового найдут. А как уедешь?
Мы с ним попрощались за руку и ушли к реке, к нарезанному камышу. Разложили его там по одной былинке, чтобы они друг друга не касались, да домой пошли. Молча. Не то, чтобы пуганул нас этот бездомный мужичок, пропитый и потерявший свой след обратно домой. А как-то тяжко стало внутри. И жалко было этих ребят с камышовых приисков, которых судьба уже почти скрутила в бараний рог. И грустно стало от того, что все мы понимали: любой из нас, мечтающих скорее вырасти и вырваться на волю, где начнешь сам управлять своей жизнью, ошибается. Не ты, а жизнь будет управлять тобой. Не ты будешь проверять её на любовь к себе хорошему и умному, а она с самого начала самостоятельности твоей поставит перед тобой столько соблазнов и ловушек, что не влететь в них и не застрять – этому надо сейчас учиться. Не потом, когда припрет. А перед нами, маленькими, уже столько мелькало ломаных судеб, так много потерявших всё людей проскочило мимо, уже не верящих в то, что можно вернуться обратно. Туда, откуда начал проваливаться в бездонную яму пянства, безделья, неверия в хорошее и безразличия к судьбе своей треснувшей. Всё это мы видели неподалёку совсем от радостных и удачливых, довольных жизнью людей в одном маленьком своём Кустанае. Который приютил у себя и счастливых, и несчастных, прекрасно освоившихся и навсегда потерявшихся в житейских дебрях. Приютил одинаково равнодушно. Городу было все равно, кто и как живет. Лишь бы жили. И то хорошо.
Через три дня жаркой погоды мы пошли на место. Камыш был тот, что надо. Сухой и свежий. Мы приволокли с собой два мотка проволоки, шпагат толстый джутовый, ножницы, топорик и кусачки. Проволоку резать. Три дня с утра до вечера мы вязали маты, соединяли их, укладывали один пласт на другой, а на них поперек положили третий слой. Красивый, хоть на выставку посылай. Получился слоёный камышовый пирог. Жердь сбегал к бичам, привел старшого посмотреть, правильно мы связали всё или напортачили. Старшой поправил нас малость. Сам расслабил стяжки между матами двух нижних слоёв, чтобы плот стал гибче и балансировал на волне. Даже на маленькой. Тогда он поплывет ровнее, и лучше будет реагировать на руль. Он же рассказал как сделать руль из толстой ветки, тряпки и проволоки. Ну и объяснил, что дальше по течению глубина Тобола в центре русла метра четыре. Значит шесты для отталкивания от дна нужны пятиметровые.
– Вот так всё сделайте и можете плыть спокойно, – уверил нас старшой, пнул плот пару раз, закурил и пошел обратно.
Через день мы все подготовили, сделали руль, как подсказал бич, шесты вырубили из сухостоя березового в чураковском саду. Вечером сложили в рюкзаки стандартные наши наборы еды и питья, да кое-как дождались утра. Часов с восьми до десяти мы перетаскивали тяжеленный плот на тридцать метров от места сборки к воде. А в десять с хвостиком забросили на
