Психология смысла: природа, строение и динамика смысловой реальности - Дмитрий Леонтьев

В качестве примера можно рассмотреть, как переходят друг в друга значение и смысл научных терминов при коммуникации внутри одной научной школы и между представителями разных школ и разных научных дисциплин. Возьмем в качестве объекта само понятие «смысл». Психолог, определяя значение этого понятия, будет говорить о смысле для субъекта всевозможных объектов и явлений действительности. С этим согласятся другие психологи, но не лингвисты или логики, для которых значение понятия «смысл» эже и ограничивается лишь семантической структурой; все несводимое к этому будет, с их точки зрения, сугубо личностным смыслом, который психолог вкладывает в это понятие. Однако согласия нет и между психологами. Для психологов, стоящих на позициях деятельностного подхода, конституирующим моментом значения понятия «смысл» является его деятельностная природа; смысл – это «след деятельности». В то же время для психологов, стоящих на других теоретических позициях, этот момент не входит в определение значения понятия «смысл», которое ограничивается подчеркиванием феноменов значимости и индивидуальной специфичности смысла. Можно пойти еще дальше: разные авторы выделяют наряду с общими и разные характеристики понятия «смысл», не входящие даже в групповое значение этого понятия для научного направления, к которому авторы себя причисляют. Будучи дериватом их индивидуальной деятельности, эти характеристики относятся к личностному смыслу понятия «смысл» для того или иного автора. Специфика научной деятельности, однако, состоит в том, что индивидуальное знание стремится стать социальным, врасти в систему уже функционирующего знания. Для этого новое знание, которое может иметь и чисто интуитивное происхождение, должно быть описано посредством уже функционирующих социально принятых значений и правил логического вывода. От успешности этого описания зависит, будет ли это знание интегрировано в систему групповых, «школьных», дисциплинарных или даже междисциплинарных значений или же, в случае неудачи, останется не более чем личным достоянием автора.

Предложенная нами функциональная трактовка значения и смысла является, по сути, системной. Из нее можно вывести определение значения (под психологическим углом зрения) как системного качества, приобретаемого смыслом слова или высказывания (или компонентом этого смысла) в условиях единства смыслообразующего контекста. Ни значение, ни смысл не являются, таким образом, жестко фиксированными в своих границах. Вопрос о разведении значения и смысла слова или высказывания можно ставить лишь применительно к конкретной ситуации коммуникации. Системообразующим фактором будет при этом выступать деятельность социальной общности как совокупного субъекта. Контекст, задаваемый этой деятельностью, определяет смысл любого высказывания, однако в ситуации внутригрупповой коммуникации этот смысл приобретает статус значения. Оговоримся, что речь идет, естественно, не о целостном смысле высказывания, а об одной смысловой составляющей, обусловленной принадлежностью коммуникатора именно к данной социальной группе; как мы уже отмечали выше, каждое высказывание содержит много таких составляющих.

Предложенная трактовка значения и смысла позволяет по-новому взглянуть на проблему понимания в межличностном общении. Говоря о природе процесса понимания, отмечают две основные его особенности: чтобы понять некоторое содержание, во-первых, мы должны включить его в некоторый более широкий контекст, а во-вторых, соотнести с нашими ценностно-нормативными представлениями, представлениями о должном ( Знаков , 1998). Понимание В.В.Знаков определяет как «процесс и результат порождения смысла понимаемого» (там же, с. 166), и не случайно, что эти две его особенности перекликаются с наиболее общими характеристиками смысла, выделенными нами в разделе 1.1. Смысл для В.В.Знакова шире, чем познавательная характеристика содержания; он выражается прежде всего в его интерпретации, в выводах, которые субъект делает на основе этого содержания. Различие между познавательным содержанием и смыслом проявляется, например, в различии между безличной гносеологической истиной и насыщенной психологическими составляющими и вписанной в личностный контекст правдой (Знаков, 1999). Близкие по своей сути положения мы находим в приписываемой М.М.Бахтину статье В.Н.Волошинова: «Жизненный смысл и значение высказывания (каковы бы они ни были) не совпадают с чисто словесным составом высказывания. Сказанные слова пропитаны подразумеваемым и несказанным. То, что называется “пониманием” и “оценкой” высказывания (согласие или несогласие) всегда захватывает вместе со словом и внесловесную жизненную ситуацию» ( Волошинов, 1926/1996, с.74). Оторвав высказывание от этой реальной питающей его почвы, отмечает автор, мы теряем ключ к его смыслу (там же). Мы видим, таким образом, что в ситуации коммуникации смысл сообщения задается теми же инвариантными характеристиками, которые мы выделили в разделе 1.1: контекстом и интенциональной направленностью.

Смысл любого сообщения складывается из целого спектра составляющих: значения, инвариантного для данной культуры, личностного смысла в узком его понимании, обусловленного сугубо индивидуальным опытом субъекта, и смысловых напластований, обусловленных национальной, половозрастной, классовой, государственной принадлежностью коммуникатора, включенностью его в другие общности, каждая из которых задает сообщению свой контекст. Как следует из предыдущего раздела, в условиях хотя бы частичного единства группового контекста коммуникации соответствующие групповые контекстуальные смыслы функционируют как значения, что обеспечивает относительную полноту и адекватность понимания. То же происходит и в ситуации текстовой коммуникации: для адекватного понимания текста необходим «смысловой контакт», условием которого является совпадение «смысловых фокусов» коммуникатора и реципиента (Дридзе, 1984, с. 42–43); при несовпадении же «смысловых фокусов» наблюдаются различные «эффекты смысловых ножниц» (там же, с. 209–212, 260–261), обусловливающие неадекватное понимание текста.

Очень близкие по своей сути идеи, связанные с взаимодействием индивидуальных смысловых контекстов, развиваются, в частности, в семантической концепции понимания A.Л.Никифорова (1991). Согласно этой концепции, интерпретация текстов, предметов, явлений действительности, иными словами, наделение их смыслом, осуществляется посредством их включения в индивидуальный контекст. Этот контекст представляет собой отражение реального мира, который один для всех; поэтому индивидуальные контексты разных людей сходны. Наряду со сходством очевидны и различия, связанные с различиями жизненного опыта, воспитания, образования, жизненных целей и отношений различных людей. Взаимопонимание между людьми как раз и обеспечивается сходством индивидуальных смысловых контекстов: «Чем более похожи смысловые контексты двух индивидов, тем легче и лучше они понимают друг друга, ибо придают словам и вещам близкий смысл» (там же, с. 92). A.Л.Никифоров рассматривает далее четыре логически возможных варианта: полное непересечение индивидуальных контекстов, их частичное пересечение, полное включение одного из них в другой и полное совпадение. В реальных ситуациях коммуникации встречается только второй вариант (частичное пересечение), однако, по мнению A.Л.Никифорова, при переходе на уровень анализа отдельных смысловых единиц остальные три варианта также наполняются конкретным содержанием. Можно усмотреть также аналогию (или нечто большее) между представлением об индивидуальных смысловых контекстах, детерминирующих понимание действительности, и известной концепцией В.В.Налимова (1989 а, б), характеризующего личность как генератор и преобразователь смыслов, смысловой фильтр, детерминирующий проявление лишь части из бесконечного множества смыслов, потенциально присутствующих в мире в непроявленном виде.

Размеры социальных общностей, контекст деятельности которых способен порождать значения как системные свойства объектов, включенных во внутригрупповую коммуникацию, могут колебаться в очень широком диапазоне. Видимо, минимальной подобной группой будет диада. Красивой иллюстрацией порождения значений контекстом совместной жизнедеятельности диады является эпизод из «Анны Карениной», в котором Китти и Левин объясняются в любви посредством начальных букв слова.

«Постойте, – сказал он, садясь к столу. – Я давно хотел спросить у вас одну вещь.

Он глядел ей прямо в ласковые, хотя и испуганные глаза.

– Пожалуйста, спросите.

– Вот, – сказал он и написал начальные буквы: к, в, м, о: э, н, м, б, з, л, э, н, и, т? Буквы эти значили "когда вы мне ответили: этого не может быть, значило ли это, что никогда, или тогда?” Не было никакой вероятности, что она могла понять эту сложную фразу…