Дорога висельников - Наталья Резанова

Оказалось, что не все еще потрясения были пережиты.

Их сторона ущелья пострадала, сползла вниз. Но противоположной стороны ущелья просто не было. Не в том смысле, что она разрушилась. Она исчезла – по крайней мере там, куда упал взгляд Кружевницы. А что ее заменило – Сайль не могла бы объяснить.

Радужная завеса вздымалась до края небес, трепеща и колыхаясь, не принимая определенных очертаний. Иногда казалось, что в ней сплетаются языки белого и синего огня, но жара от этого пламени не исходило. А потом синева словно омывалась кровью, и по алому бежали золотые отблески.

И перед этой завесой стоял Перегрин.

Невозможно понять, как спустился он с вершины скалы на дно ущелья. В этот миг допустимо было все. Да и было ли оно, это ущелье? Перегрин находился у границы чего-то, не имевшего к этим камням и скальным уступам никакого отношения.

Он мог торжествовать. Мог бы кричать о триумфе магии над техникой. Но не это было его целью. Кружевница, даже в том ошеломлении, в каком она сейчас пребывала, способна была осознать – да, Перегрин находился у границы, но он желал эту границу переступить.

Он что-то выкрикнул, но Кружевница не поняла ни слова. Читая книги по механике, она выучила несколько языков, но этот был ей незнаком. Должно быть, смутно сообразила она, это был тот язык, на котором Перегрин вел свои записи.

Повинуясь его голосу или по какой-то другой причине, завеса дрогнула, и в ней образовался проход – черная прореха в радужной ткани. И эта прореха становилась все шире, образуя некую арку. За аркой виднелся туннель.

Кружевница не знала почему, но ей показалось, что туннель этот имеет бесчисленное множество ответвлений. Однако Перегрин не боялся заблудиться. Он ступил под арку и уверенно двинулся вглубь.

Но прошел он немного.

Золото и синь исчезли из завесы, прахом и пеплом подернулась она. А тьма, окружавшая Перегрина, начала сгущаться – не в переносном, в исконном смысле слова. Он остановился, словно налетев на преграду. Нет – преграда его отшвырнула. И тьма облекла его, словно путы, развернула и принялась мять и душить. Кружевница отчетливо различала его побелевшее лицо, отверстый в безмолвном крике рот. И пока оковы тьмы медленно сдавливали Перегрина, завеса стала истаивать, как туман, обнажая вновь угрюмую стену ущелья.

Сигвард, успевший спуститься по склону, бежал к проходу ловушки.

«Стой!» – попыталась крикнуть Сайль, но не смогла выдавить ни слова – не было голоса. Шатаясь, она поднялась, чтобы догнать его, хотя понимала: не успеет.

Сигвард ворвался в проход, схватил Перегрина и поволок его за собой назад. Это заняло лишь несколько мгновений, но Сайль они показались часами, и каждая минута в этих часах была исполнена ужаса.

Потом два человека вывалились наружу, и проход сомкнулся за ними. И больше не было следов каких-либо чудесных явлений. Изуродованное ущелье и валяющиеся на дне его груды черных камней, недавно бывших мостом.

У Сайль болела каждая мышца, каждый сустав ныл, но она добрела до упавших. Прежде чем она успела склониться к Сигварду, он приподнялся сам. Вгляделся в лицо, перемазанное глиной и копотью.

– Глаза целы? – голос его звучал совершенно как обычно.

– Да, – прохрипела она. – А вот насчет зубов я не уверена… Ты сам как?

– Поживу еще…

Перегрин застонал.

Небо по-прежнему было черным. Вдали громыхало. Вероятно, собирался дождь.

Вдвоем они кое-как выволокли Перегрина. Он не приходил в себя, хотя видимых увечий на его теле не было. Дождь собирался-собирался, да не собрался, и они, выбравшись наверх, свалились, чтобы отдышаться и отдохнуть. И только после этого занялись насущными делами.

Взрыв и землетрясение отнюдь не способствовали красоте окрестностей – но все безобразия, представшие глазу, были безобразиями естественными.

Перепуганные лошади нашлись, но не все. Одна из рудничных убежала, другую убило упавшим деревом. Повозка где-то сгинула безвозвратно – к счастью, все существенно нужное было в седельных сумках.

И еще одна удача – ручей не ушел в землю. Сигвард и Сайль смогли умыться и напоить лошадей.

Громыхание вокруг утихло, небо прояснилось. Но с места они пока не трогались. Внушало опасение состояние Перегрина, да и сил, по правде говоря, не было.

Кружевница, несмотря на все пережитые страхи, ко всему произошедшему отнеслась на удивление спокойно. Дело было сделано, мост взорван. Ну, тряхнуло. Ну, заряд оказался мощнее, чем она рассчитала. Все живы. А что попутно примерещилось – не суть важно.

Иное дело Сигвард. При всей его склонности воспринимать события как есть (что со стороны могло казаться полным безразличием) увиденное – и испытанное – слишком уж выбивалось из общего ряда.

– Про луну багровую – это я вспомнил, – сказал он, когда они сидели у огня – обычного огня, ничем не угрожающего. – На Юге мне говорили – такое бывает перед землетрясением. Забыл вот, а теперь – вспомнил. Но все остальное… Он, выходит, знал, что так будет. Знал – и все равно шел.

– И нас тащил.

– Нам он не позволил перейти мост. Говорил – это будет опасно. Выходит, не взрыв он имел в виду.

– Я не знал… про вас… не был уверен… – послышался надтреснутый голос Перегрина. – Вы оба не прошли испытания… не смогли бы… но, значит, я ошибся?

– Бредит, – констатировала Сайль. – Вот, выпейте воды. – В лекарствах она не разбиралась и других снадобий, кроме воды наружно (при ранениях и ожогах) и внутренне (при лихорадке), не применяла. Обычно это помогало. Помогло, кажется, и на сей раз.

Перегрин жадно припал к фляге. Когда отвалился, дыхание его несколько выровнялось и стало не таким сиплым. Впрочем, он все равно выглядел тяжело больным. И его пристрастие поминать свой преклонный возраст не казалось сейчас причудой. Он и впрямь был стариком.

Кружевница потрогала его лоб – он горел.

– Пойду-ка я тряпку намочу, лицо вам оботру, – сообщила она. Встала и направилась к ручью.

Перегрин не стал ее останавливать. Перевернулся на бок, обратился к Сигварду:

– Что… там?

– Мост рухнул.

– Я не про то… проход исчез?

Сигвард кивнул.

Перегрин закрыл глаза. Несколько мгновений лежал, собираясь с силами. Потом вдруг резко приподнялся, опираясь на локоть. Уставился на Сигварда.

– Но вы… ты сумел войти! И остался жив! Как это может быть? Ты все-таки один из нас? Но я ведь встречал твоего отца, он был здешний. Разве что мать… но это противоречит…

Вернулась Кружевница. Поскольку вся холстина сгинула вместе с повозкой, ради компресса для Перегрина она пожертвовала собственной косынкой.

– Вот что, – сказал Сигвард, пока Сайль пристраивала мокрую косынку на лбу мага, – вы долго морочили нам голову. Может, хватит уже?