Славянская мифология - Николай Иванович Костомаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ой, чого ти, мий коню, нудиш?
Чи я тоби, мий коню, важок.
Ой, чи моя козацькая зброя?» —
«Ни ти мини, мий нане, не важок,
А ни твоя козацькая зброя,
А тим я смутненький, що ти молоденький:
Куди погадает, туди й погасает,
Нигде того шинка не минаеш,
До пивночи в шинкарки гуляет,
А я сирой земли по колина вибью,
Поки свого пана из шинка не визву».
Конь остерегает козака от порока. Хозяин сообщает коню свое намерение бежать с чужою женою, а конь представляет ему безнравственность этого поступка,
«Ой, коню мий, коню, порадь же ти мене,
Хочу иихати тобою прич и з чужою женою». —
«Ой, пане, мий пане, молодий розум маеш,
Що свою жону покидает, из чужою прич гадает».
В другой песне молодец, огорченный изменою женщины, в досаде проклинает коней своих за то, что, когда он ездил к неверной, они не заржали, не дали ему знать о ее неверности. «Ты сам негодный, – отвечают ему кони, – зачем не женишься, беды не знаешь, молодым хочешь казаться».
«Ой, кони ж мои, вороненькии, бодай ж ви поздихали.
Ой, як я ииздив до невирници, чому ж ви не заржали?» —
«Ти сам негидник, ти сам обридник, що жинки не маеш,
Жинки не маеш, били не знает, молодим ся тримаеш».
Едучи на свидание к девице, козак просит коня заржать, чтоб его возлюбленная услышала, и конь разделяет радость своего хозяина; козак делает оклик, а конь ржет – девица услыхала.
«Ой, заржи, вороний коню, на круту гору идучи;
Нехай зачуе моя мила, снидати готуючи».
Коничок заржав, козак засвистав, дивчина почула.
Конь – товарищ козака в битвах. «Нас, – говорит конь козаку, – стерегут с боков, встречают спереди, а сзади погоня бежит». – «Не смущайся, мой вороной конь, – отвечает ему козак, – мы сторожу обминем, от погони уйдем, со встречными побьемся». – «Закидана дорога валежником», – говорит конь козаку. Козак ему отвечает: «А ты у меня, конь вороной, перескочишь этот мелкий валежник».
«Из бокив та сторожають,
А з переду зъустричають,
А сзаду погоня бижить». —
«Не журися, коню вороненький,
Ми вид погони втечемо,
А сторожу та обминемо,
А з устричею та побьемося,
Ой, низом, кониченьку, низом!» —
«Закидана дороженька хмизом». —
«А ти в мене, кинь вороненький,
Перескочит той хмиз та дрибненький!»
Конь оказывает козаку услуги. Вот козак соблазняется деньгами, хочет продать коня и говорит ему об этом. «Не продавай меня, – говорит конь, – помнишь ли, как мы убегали от турок и татар, как за нами пули орали землю, а стрелы летали, как снег».
«Коню мий коню, я тебе продам,
Я ж тебе продам за сто червоних!» —
«Пане мий, пане, не продавай мене:
Не продавай мене, спогадай мене:
Як ми з тобою з виська втикали,
За нами гнались турки, татари,
За нами пули землю зъорали,
За нами стрили, як сниг, литали».
Конь чует и удачу, и несчастия хозяина. Прощаясь с родными, козак говорит им, что грустить нечего: он воротится, потому что конь его заиграл под ним.
Ой, не плачте, не журитесь, в тугу не вдавайтесь:
Заграв мий кинь вороненький, назад сподивайтесь.
Козаку весело на душе, когда конь его играет, потому что козак, по этой примете, надеется себе благополучия; козак просит своего коня заиграть под ним – разбить его тоску:
Заграй, коню, заграй пидо мною.
Розбий тугу по темному лугу.
Конь спотыкается, останавливается, когда предчувствует горе. В песне о Берестечской битве у коня Хмельницкого, когда джура (оруженосец) стал седлать этого коня, задрожали ноги.
Як став джура, як став малий коника сидлати,
Стали пид тим кониченьком ниженьки дрижати.
В песне о сотнике Харьке козаки говорят своему атаману, чтоб он не печалился, а Харько отвечает: «Как же мне, молодцы, не печалиться, когда мой буланый конь подо мною и ржет, и останавливается».
Иихав сотник через Уланик, на сидельце схилився;
За ним, за ним сим сот козакив: «Стии, батько, не журися!» —
«Ой, як мини, пани молодци, ой, як не журиться,
Коли пидо мною буланий кинь и рже и становиться».
Это послужило предзнаменованием погибели Харька:
Ой, заржав же вороний коник в стани, на помости;
Та вже вбито Харька сотника
В Морозовци на мости.
И другой его конь, вороной, ржет в конюшне, чувствуя, что господина его нет на свете. Но более всего проявляется сердечная связь между козаком и его конем там, где конь – свидетель смерти своего хозяина. Козак поит своего коня, а конь не пьет и ржет, чует несчастье: ржание, большею частью, дурное предзнаменование… И этот козак умер, а умирая, завещал, чтобы конь его шел за его телом; конь заржет над ним, и услышат родители, скажут: «Верно, нашего сына Ивана нет на свете, когда вороной конь подает голос».
Ой, у поли криниченька, там водиця прибувае,
Ой, там молодий козак кониченька наповае.
Ой, кинь и рже, води не пье – пригодоньку чуе…
Отамане, товарищу, чини мою волю,
Виведь коня, винесь зброю за тилом за мною.
Ой, нехай зарже кинь вороний, стоячи надо мною,
Ой, щоб зачули отец-мати, сидючи в кимнати.
«Ой, десь нашего сина Ивана на свити не мае,
Що коничок вороненький голосок подавае!»
В одном из вариантов песни о Харьке, когда этого сотника стали умерщвлять, его конь закричал жалобно.
Ой, як стали Харька, як стали сотника из свита згубляти,
