Меховой интернат - Эдуард Успенский

— Да я уборщицей работаю! В Большом театре полдня пыль вытираю, полдня в Торговой Палате. И еще успеваю вечернюю смену в Госплане прихватить. Там знаете как мусорят? У меня заработок небольшой.

— А почему девочка так одета?

— Она говорит: "Не купишь шубу, в школу ходить не стану. У нас все в шубах ходят. А туфли на высоком каблуке просто заставляют носить. Если каблук меньше трех сантиметров, его отламывают. Я, — говорит, — в нашей школе, как золушка. Самая неприхотливая". Поэтому я и стараюсь для внучки. И еще она говорит, что их школа показательная. Их иностранцам все время показывают. И приезжающим из других городов.

Родители остальных учеников задумались. Много неожиданного и полезного узнали они из сообщения Карининой бабушки.

Встал папа ученицы Катялушиной… То есть Кати Лушиной:

— Вам хорошо, — замахал он руками точь-в-точь как это делала его дочка, — вы на трех работах работаете. Да в таких учреждениях. А я всего лишь кандидат наук. В авиационном институте. Я за вашей Кариной не угонюсь. Где я ей, своей дочке, французские сапоги куплю? Если я их жене купить не могу.

— Недавно в ГУМе были! — раздался чей-то жаркий шепот с задней парты. — Любые размеры.

— Не подсказывайте! — сурово остановила чью-то маму Ирина Вадимовна. И продолжала собрание: — Вы просто губите вашу внучку, бабушка Мариношвили. Не надо подметать так много учреждений ради одной, даже самой лучшей ученицы. А ваша Карина к тому же и учится ужасно. Вы ее избалуете, а как она всю остальную жизнь будет жить? Без вас? Без вашей метелки?

— А меня другое волнует! — встал дедушка Киры Тарасовой. — Я чего у своей не спрошу, она мне в ответ: "Ты, дедушка, этого не поймешь". Я ее в поход зову по военным местам, она говорит: "Я люблю военные места, но только вместе со всем классом". А когда они всем классом собираются, она говорит: "А зачем, дедушка, ты нам нужен? Нам и без тебя хорошо". В общем, не наше поколение растет, чужое. Мы с таким поколением ничего не построим. Не любят они нас, не уважают и не ценят.

Потом пришла завуч Эмилия Игнатьевна. Она поставила перед родителями много задач. Родители должны были убедить детей учиться.

Должны были рассказать им, что без дисциплины и арифметики сейчас в нашей стране ничего не достигнешь. И главное, она просила приучить детей к труду.

Она очень убедительно и правильно говорила:

— Сейчас даже подсобный рабочий в овощном магазине обязан в науке разбираться, в разных микробах и бациллах.

Тут встал папа Спальникова:

— Это правильно. Вот у нас в овощном магазине недавно такая бацилла пробежала с картошкой в зубах — до сих пор разобраться не можем: то ли это картофельная крыса, то ли кто-то свою собачонку картошку воровать научил.

— Может, это кошка была с мышонком? — оторопела Эмилия Игнатьевна.

— Какое там кошка с мышонком! Другие люди эту чучелу еще раз видели. Она с соленым огурцом бегала. И уже зеленая была, как скамейка, и с рожками. В краску, наверное, вляпалась.

— Вы эту проблему с учителем зоологии обсудите! — сказала Эмилия Игнатьевна. — Только я думаю, у вас в магазине производственная дисциплина хромает. Если у вас в рабочее время всякая живность с огурцами в зубах носится.

В общем, все твердо решили, что дети воспитываются еще недостаточно хорошо. Не очень внимательно слушают учителей и родителей. Только не выяснили, кто же в этом виноват — школа или дом.

Что касается меня, я считаю, что родители больше отвечают за детей. Они ведь целых пять лет ребенка воспитывают до школы.

Глава пятая. МЕХОВАЯ ОЛИМПИАДА И МЕХОВОЙ МУЗЫКАЛЬНЫЙ ФЕСТИВАЛЬ

Наконец-то воскресенье, утро.

Учительница-девочка Люся собиралась в свой интернат.

Она еще раз проверила сумку: не взяла ли она с собой какую-нибудь школьную тетрадку или, что еще хуже, дневник. Мало ли что. А вдруг там двойка есть. А интернатники случайно заметят. Нет, она не должна подрывать свой авторитет случайной неуспеваемостью. "Пусть они думают, что она круглая пятерочница.

— Мама, я пошла!

Мама оторвалась от… Если сказать: "От телевизора" — это будет одна мама. "От книг и тетрадей" — другая. Ведь сегодня воскресенье. И от чего человек отрывается, такой он и есть.

Мама оторвалась от… От чего же она оторвалась?

От коллекции марок? От микроскопа? А может, мама собирала настольную яхту?

Да нет. Она просто читала журнал. Она подняла голову и спросила:

— И надолго? И куда?

— На занятия в школу.

— Что за странная у тебя школа? — воскликнула мама. — В понедельник тебя туда не отправишь. А в воскресенье тебя как магнитом затягивает.

— Чем ты там занимаешься? — спросил отец, оторвавшись… от швейной машинки.

— Поведением и русским языком, — ответила Люся.

— Хорошо. Только приходи не поздно. В прошлый раз мы с мамой испереживались.

— Хорошо, папа.

— Или хотя бы звони! — И снова наклонил голову к столу. А потом он крикнул маме: — Все. Готова твоя машинка. Можешь шить сколько хочешь.

И машинка застрекотала на целый день: ж-ж-ж-ж-ж! тр-тр-тр!

По дороге от станции к поселку интернатники в этот раз не встречались. Встречались какие-то потрепанные взрослые. Какие-то неприкаянные типы. Наверно, друзья Темнотюра.

"Может, тут пивную палатку открыли? — подумала Люся. — Может, пивные ларьки стали выносить за черту города? Как вредное производство?"

Хорошо еще, что эти были в благодушном настроении. Нюхали цветы и улыбались.

И вот любимый поселок.

За воротами меховая мелкота неторопливо кипела. Самые активные даже прыгали на бетонный решетчатый забор навстречу Люсе и пробегали по нему несколько шагов.

Люся вошла в калитку, и на ней сразу повисли Сева Бобров, Иглосски, Бурундуковый Боря и Цоки-Цоки.

Устин Летящий в Облаках и Биби-Моки старательно улыбались в стороне, как Люся их учила. Они так сверкали зубами, будто к ним пришла врачебная зубосмотрительная комиссия. Все вместе пошли к интернату.

Дир встретил Люсю на пороге школы. Он вручил ей Главный Бумажный Получальнвк.

— Учительница Люся, зайдите ко мне после занятий. Я дам вам хендрики. В прошлый раз мы забыли в суматохе.

На его шляпе с украшениями были явные изменения. Там появились ягоды. То ли шляпная клумба постепенно давала урожай. То ли Меховой Механик украшал ее в соответствии с сезоном.

Так или иначе, Люся была рада ему, его шляпе и всем, всем, всем ученикам. Как ей хотелось, чтобы ее школьные друзья, ее бестолковый раздрызганный класс побывал здесь. Поучился бы у этих зверюшек дружелюбию и старательности.

"Обязательно приглашу сюда Киру Тарасову, — решила Люся. — Пусть свой "правдизм" преподает. Из ее правдизма такой сочинизм получится - лучше не надо".

— Хорошо, дир, я зайду. — Она обернулась к ученикам: — Прошу всех в класс.

Раздался рев начинальника.

Интернатники бросились в класс. И даже застряли в дверях.

Некоторое время они колыхались такой живой шторой, а потом провалились внутрь.

И ни стука не было, ни грохота. Если бы Люсин класс так вот вывалился из дверей, одних ботинок бы разлетелось штук двадцать. А шум был бы такой, как будто экскаватор буксует.

Ученики стояли на своих партах на передних лапах, стараясь повернуть голову в сторону Люси.

— Блюм! — сказала Люся.

Они блюмкнулись и засветились от радости. Люся осмотрела класс:

- А где Мохнурка Великолепный?

— Я здесь! — послышался голос сверху. Из Плюмбум-Чокиной дыры высунулась усатая мордочка.

— Почему ты там?

— Меня сюда Мехмех посадил. Он сказал, что от меня внизу слишком много шума.

Чем-то Мохнурка напоминал страдательного Киселева. Тот тоже вечно шумел во всех местах, и его всегда куда-то запихивали. В угол, в пустой класс, во двор подметать.

— К доске пойдет Цоки-Цоки, — сказала Люся. — Она еще ни разу не отвечала.

Цоки-Цоки вышла, глядя в пол, и тихо сказала:

— А у нас вчера комиссия была!

— Комиссия? — удивилась Люся.

— Да! Да! Да! Комиссия! — закричали интернатники. — Большая.

— Они на машине приехали. Две строгих тети и один добрый дядя.

— И что они делали? — спросила Люся.

— Можно я скажу? Можно я скажу? — закричал сверху Мохнурка. Он настолько высунулся, что висел уже только на задних лапах.

— Нет, нет! Пусть скажет Фьюалка.

Ласка поднялась из-за стола и, как всегда, коротко и толково ответила:

— Они все осмотрели. А потом ушли к Мехмеху. И там разговаривали с ним и с дядей Костей. Мы не знаем, о чем они разговаривали.

— А я знаю! — кричал Мохнурка. — Я под домик подкопался и все слышал.

— Подслушивать нельзя! — строго сказала Люся. — Это плохо и неудобно.

— Очень плохо, очень неудобно! — согласился Мохнурка. — Потому что там земля мокрая. Но все-таки можно,