Дом, в котором... - Мариам Петросян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мальчик посмотрел и увидел, что там, рядом с человеком в черной футболке и в черных брюках, стоит Лось. Он обрадовался и улыбнулся девушке.
— Спасибо, — сказал он. — Вы угадали, я именно его искал.
Она пожала плечами:
— Нетрудно догадаться. Все мальки его ищут. А ты еще совсем свежий малек. Не забудь свою кличку и свою «крестную». Я Ведьма.
Она поднялась на крыльцо и вошла в Дом. Кузнечик смотрел ей вслед очень внимательно, но не увидел склеенных кусочков.
«Теперь у меня есть кличка!» — подумал он и побежал к Лосю.
Ласковая рука опустилась ему на плечо, он прижался к Лосю и замурлыкал от удовольствия. Человек в черном насмешливо смотрел на них из-под густых бровей.
— Еще одно преданное сердце, Лось? Когда ты только успеваешь?
Лось нахмурился, но промолчал.
— Шутка, — сказал черный человек. — Просто шутка, старина, не сердись, — и отошел от них.
— Кто это? — тихо спросил Кузнечик.
— Один из воспитателей. Ездил с ребятами в санаторий, — рассеяно ответил Лось. — Черный Ральф. Или Р Первый.
— А что, есть другие, такие же, как он? Вторые, третьи и четвертые?
— Нет. Других таких нет. Просто его почему-то так прозвали.
— Дурацкое лицо, — сказал Кузнечик. — Я бы на его месте отрастил бороду, чтобы его не было видно.
Лось засмеялся.
— А знаешь, — мальчик потерся щекой о его ладонь, — у меня теперь тоже есть кличка. Угадай, какая? Ни за что не угадаешь.
— Не стану и пытаться. Наверное, что-то летучее.
— Почти так. Кузнечик, — он вскинул голову, внимательно вглядываясь в лицо Лося. Понравилось ли ему? — Это хорошо?
— Да, — Лось взъерошил ему волосы. — Считай, тебе повезло.
Кузнечик сморщил облупленный нос. — Я тоже так подумал.
Он посмотрел на склеенных. Их стало меньше. Многие ушли в Дом.
— Ты рад, что ребята вернулись? Теперь тебе будет веселее.
В голосе Лося не было уверенности, и он это расслышал.
— Они мне не нравятся, — признался он. — Они старые, переломанные и некрасивые. Сверху все было по-другому, а отсюда все плохо.
— Никому из них нет и восемнадцати, — обиделся Лось. — И с чего ты взял, что они некрасивые? Ты несправедлив.
— Нет. Они уроды. Особенно вот этот, — мальчик кивнул на фиолетового. — Он как будто давным-давно утонул. Разве нет?
— Это Мавр. Запомни его кличку.
Лось выбрал один чемодан из чемоданной кучи и пошел к Дому. Кузнечик шагал рядом, бесшумный, как тень, и такой же липучий. Они прошли мимо фиолетового, в мягком, оплывшем лице которого тонули недобрые глаза. Кузнечик спиной ощутил на себе их взгляд и зашагал быстрее, вдруг испугавшись чего-то.
«Неужели услышал, что я сказал про него? Как глупо! Теперь он запомнит меня и мои слова».
У входа курили трое ходячих. Один, высокий, хищнолицый, с короткой стрижкой кивнул Лосю. Лось остановился. Кузнечик тоже.
На шее хищнолицего, перекрученный на цепочке, висел обезьяний черепок. Хрупкий, пожелтевший, с остро торчавшими клыками. Мальчик заворожено смотрел на взрослую игрушку. Какой-то в ней был секрет. Что-то было в нее вделано такое, что придавало пустым глазницам таинственный влажный блеск. Черепок казался живым. Чтобы разгадать секрет, надо взять его в руки, рассмотреть, поковырять пальцем в дырках — но смотреть, ничего не понимая, даже интереснее. Он пропустил, что сказали друг другу Лось и хозяин игрушки, но, входя в Дом, услышал от Лося:
— Это Череп. Запомни и его тоже.
«Мавр, Череп и Ведьма — моя крестная» — думал Кузнечик, взбегая по ступенькам. — «Надо запомнить этих троих, и еще неприятного воспитателя, которому не хватает бороды, и белого в коляске, про которого никто ничего не сказал, и этот день, когда я получил кличку».
Комнаты менялись на глазах. Бежевые стены оклеились плакатами, полосатые матрасы исчезли под ворохом одежды. Каждая кровать стала чьей-то и почти каждая превратилась в свалку. Шишки с шершавыми боками, разноцветные плавки, ракушки и коралловые ветки, чашки, носки, амулеты, яблоки и огрызки яблок… Каждая комната стала неповторимой, не похожей на другие. Он ходил, принюхиваясь, спотыкаясь о выпотрошенные сумки и рюкзаки, сидел по углам, жадно впитывал перемены. Никто не обращал на него внимания. Все были заняты своими взрослыми делами.
В одной из спален из тонких, сухих деревяшек складывали что-то похожее на шалаш. Он просидел там долго, дожидаясь результатов, потом ему надоело, и он перешел в другую комнату, где тоже что-то сооружали и устанавливали. Чтобы не путаться под ногами, Кузнечик сел на низкую скамейку возле двери. Старшеклассники смеялись, переругивались, бросали друг другу сумки и пакеты, пили из бумажных стаканчиков, комкали их и бросали на пол. Весь пол был усеян картонными гармошками. Они сплющивались под ногами и пахли лимонадом. Кузнечик незаметно загонял их ногами под свою скамейку. Потом в спальне появился тощий, патлатый воспитатель в очках без оправы, похожий на Джона Леннона, и вытащил его из укрытия.
— Ты новенький, — произнес он невнятно, пережевывая зубочистку. — Почему не в своей спальне?
Близорукие глаза за толстыми стеклами бегали, как черные букашки.
— У меня еще нет своей спальни, — сказал Кузнечик и попробовал вывернуться из-под костлявых пальцев, сжавших его плечо.
Пальцы сжались сильнее.
— В таком случае, следовало бы для начала узнать, где тебе нужно находиться, — сказал очкастый и выплюнул зубочистку. — Я думаю, твоя спальня будет шестая. Там есть свободное место. Пойдем.
Воспитатель вытащил его в коридор. Кузнечик почти бежал, стараясь попасть в такт его размашистому шагу. Воспитатель нетерпеливо подергивал его за ворот.
Шестая спальня оказалась в самом конце коридора. Она была меньше, чем комнаты старшеклассников и темнее из-за матерчатых козырьков над окнами. Здесь тоже шла распаковка. Но здесь были его ровесники. Может, чуть постарше или помладше. Они сидели на кроватях, сосредоточенно ковыряясь в сумках. Как только вошел воспитатель, все оставили сумки и встали.
— Новенький, — сказал воспитатель. — В вашу комнату. Покажите ему все и объясните.
Он достал свежую зубочистку и сунул ее в рот.
— Все понятно?
Мальчишки закивали.
Воспитатель тоже кивнул и ушел, даже не оглянувшись.
Они молча обступили его и уставились на болтавшиеся рукава жакетки. Кузнечик понял, что они уже все знают. Смотрели они странно. Равнодушно и насмешливо. Как будто его увечье их забавляло.
— Ты новичок, — сообщил один — тощий, с выпученными голубыми глазами. — Сейчас мы тебя поколотим. Ты захнычешь и станешь звать свою мамочку. Так всегда бывает.
Он попятился.
Они засмеялись. Он прижался спиной к двери. Они подошли ближе, улыбаясь и перемигиваясь. Они тоже были склеенные.
В ДОМЕ
Бандерлог Лэри, стуча подкованынми сапогами, поднимался на второй этаж. Следом, отставая на две ступеньки, шел Конь. Цокот его каблуков сливался с цокотом каблуков Лэри, и этот привычный звук — Лэри любил его в грохочуще-наступательной версии: десять пар копыт, скрип кожи и позвякивание пряжек — сегодня раздражал, вызывая головную боль. Потому что это не было правдой. Звон, стук и напор, но помимо этого ничего, чем можно защититься от настоящей беды. Таковы Логи. Картонные Ангелы Ада. Без мотоциклов, без мускулов, без подлинного запаха самцов. Не вселяющие страх ни в кого, кроме жалких Фазанов. Берущие количеством и шумом. Разверни черную кожу широкоплечей куртки, и найдешь хилое, прыщавое тело. Заверни обратно, спрячь торчащие ребра и тонкую шею, завесь испуганные глаза волосами — получишь Бандерлога. Собери десять штук таких же — получишь грозную стаю. Лавину стучащих сапог и запах спиртового лосьона. Может, испугаешь пару Фазанов.
Лэри понял, что говорит вслух, только когда Конь сзади уважительно охнул: «Ну и мощный депрессняк тебя пробил, старина!» — понял и расстроился еще сильнее.
— Эй, ты не прав, — Конь нагнал его и пошел рядом. — Не такая уж мы мелкая шушера. Нет здоровенных кулаков, зато мы все про всех знаем. «Владей информацией» — помнишь?
Лэри, конечно, помнил. Этими самыми словами он — вожак Логов — утешал своих соратников во все времена. До того, как все начало разваливаться. До того, как ему самому понадобились утешения. Сейчас выяснилось, что они вовсе не настолько утешительны, как ему казалось. Конь старался изо всех сил. Но в затертых словах больше не было силы.
Лэри пнул урну, попавшуюся на пути, и с ее крышки со звоном слетела кем-то оставленная пепельница — банка из-под сардин. Он наступил в кучку окурков и побрел дальше, чиркая каблуком о паркет, чтобы избавиться от налипшей жвачки.
— Не стоило вот так уходить, — бормотал Конь. — Теперь все разбегутся по спальням. Надо будет чего узнать — замучаемся их выковыривать.