Мышонок и его отец - Рассел Хобан

– Опять территория, – вздохнул отец. – Ну зачем, спрашивается, напоминать мне на каждом шагу о нашей бездомности?!

– Если бы мы нашли тот кукольный дом, он мог бы стать нашей территорией, – сказал мышонок. – А, папа? – Только сейчас малыш ощутил на шее новую тяжесть и вспомнил про монету. – Может, у нас и правда всё получится? – добавил он. – Может, придёт наш счастливый день?

А Эвтерпа между тем продолжала нахваливать «Месть сурка».

– Банкир Лисоплут! – декламировала она. – Он, кто в безмерном коварстве своём беспощадней ловца, острозубою сталью тропу заградившего зверю! Что за новые беды готовит он нам, вероломный?! Аншлаг обеспечен! – добавила она убеждённо.

– Послушай, Эвтерпа, – перебил её Ворон, – как Директор «Последнего карка моды» я просто обязан проводить в жизнь самые современные веяния. Сегодня мы ставим «Пса». Итак – акт первый, сцена первая. Поехали.

– Дно пруда, – проскрипела Эвтерпа. – Тина, ил, грязь, отбросы и водоросли. В центре сцены стоят две консервные банки, полу занесённые илом. Налево от них – камень. Из одной банки показывается голова. Это голова Фурцы. Из другой банки показывается голова Вурцы Справа на сцену выходит Греч и направляется к камню.

– Ну и пьеса, – проворчал кролик, игравший Греча. – У меня до третьего акта ни одной реплики! Стою себе на камне – и все дела.

Утихомирив кролика взглядом, Ворон обернулся к супруге:

– Первая реплика – у Фурцы. Это ты.

– Какие последние? – произнесла Ворона за Фурцу.

– Последние что? – уточнил Ворон за Вурцу.

– Болотные новости, – сказала Фурца.

– Псы, – сказала Вурца. – Многочисленность псов. Многомножественность псов. Умногочисленномногость псов. А также кручение и виляние.

– Но что же виляет и крутит?

– Ничто.

– О! Но где же оно, о, ответь мне скорей!

– Вне среди вне среди вне среди вне среди точек.

Тут Ворон вышел из роли и воскликнул:

– Чувствуешь, как оно нарастает?

– Нет, – сказала Ворона. – Буду с тобой откровенна: не чувствую.

– Ладно, неважно, – махнул крылом Ворон. – Пускай всё идёт как идёт. Твоя реплика.

– Где среди точек? – произнесла Ворона.

– Вне среди точек, за…

– Да-да, продолжай! За?…

– За…

– Ну же, не медли! За чем?

– ЗА ПОСЛЕДНИМ ВИДИМЫМ ПСОМ! – выпалил Ворон. – Вот! – добавил он торжествующе. – Видишь, какая отдача! Всё выше, выше, выше, и вдруг – бац! ЗА ПОСЛЕДНИМ ВИДИМЫМ ПСОМ!

– Ara, теперь и меня зацепило, – кивнула Ворона. – Но что это всё означает?

Ворон взметнул крылья, точно широкие полы плаща.

– Ты лучше спроси, чего это не означает! – воскликнул он. – Этому нет конца! Оно нарастает и ширится, пока до тебя вдруг не доходит, что это – вообще всё на свете. Всё что угодно. Зависит от того, кто ты и каков твой последний видимый пёс.

– «За последним видимым псом»? – переспросил у отца мышонок. – Интересно, а где это?

– Не знаю, – сказал отец, – но эти слова что-то во мне затрагивают. То ли я что-то припоминаю, то ли, наоборот, вспомнить никак не могу. Кажется, вот-вот уже пойму – а тут-то оно и ускользает.

– Может, там и разъезжает тот кролик с блохами, как ты думаешь? – спросил мышонок. – Вне, среди точек… Может, там мы и найдём тюлениху со слонихой и кукольный дом?

– Никого мы не найдём, пока не двинемся дальше, – сказал отец. – А для этого придётся ждать конца представления.

Репетиция продолжалась весь день, а скворцы тем временем устанавливали декорации на дне природного амфитеатра – чашевидной ложбины на открытой поляне за лесом. Под вечер примчалась сойка.

– «ПОСЛЕДНИЙ КАРК МОДЫ» ПРЕДСТАВЛЯЕТ… Что вы представляете? – прокричала она, пролетая над опушкой.

– Объявим перед самым началом, – ответил Ворон. – Не хочу, чтобы у публики сложилось предубеждение.

– …ПРЕДСТАВЛЯЕТ НОВУЮ ЗАХВАТЫВАЮЩУЮ ДРАМУ! – проверещала сойка. – ВПЕРВЫЕ НА СЦЕНЕ – ЗАВОДЯШКИ-ГРАБИТЕЛИ! – И упорхнула прежде, чем Ворон успел её поправить.

– Вот так рекомендация… – удивился Ворон. – Как-то странно это – отдать первую строку в афише никому не известным дебютантам…

Но, будучи птицей светской, расспрашивать новичков о прошлом не стал.

– Отчего же, поклонники у нас есть, – пробормотал отец, и Крысий Хват снова встал перед его мысленным взором как живой.

Сгустились сумерки, и круглая медовая луна, выглянув из-за сосен, осветила пёструю толпу в заснеженной ложбине. Вручая скворцам за вход что у кого было припасено на такой случай – желуди и буковые орешки, семечки и корешки, червяков и дохлых жуков, – звери и птицы рассаживались по местам и с ворчаньем и фырканьем, подвываньем и щебетом вливались в общий гомон публики, намеревающейся развлечься за свою скромную лепту по полной программе.

Наконец все зрители расположились полукругом, в несколько ярусов, на склоне перед сценой – ровной площадкой в центре ложбины. С трёх сторон сцену окаймляли сосны, а занавесом служило рваное полотнище тёмно-красного парчового бархата, подвешенное к двум деревьям. Мышонок с отцом и вся маленькая труппа выглядывали из-за него, рассматривая зал.

– Аншлаг, – с удовольствием отметил Ворон. – Значит, всё же есть место Искусству в наших лугах! Неподдельная потребность налицо.

– Вопрос только, в чём она – эта потребность, – вздохнула Ворона. – Будем надеяться, что в «Последнем видимом псе».

Скворцы, препроводив по местам последних посетителей, выпорхнули на сцену исполнить увертюру, и весёлая музыка полилась над лугом в свете луны. Зрители завздыхали, усаживаясь поудобнее, а Ворон выступил на авансцену и отвел крылья за спину, готовясь принять аплодисменты.

– Благодарю, – промолвил Ворон. – Благодарю. Как вам известно, «Последний карк моды» зарекомендовал себя на благодатной ниве искусства с самой лучшей стороны и с честью удерживает эту высокую репутацию дольше, чем большинство из нас пожелает дать себе труд припомнить. Мы представляли вам всё – от классических драм до хористок; мы всегда стремились идти в ногу со временем и нести в массы искусство высшей пробы, свежее и оригинальное. – Он выдержал паузу и самым торжественным тоном продолжил: – Сегодня мы намерены поддержать эту добрую традицию. Предлагаем вашему вниманию последнее достижение одного из самых серьёзных и основательных мыслителей нашего времени. Экспериментальный театр «Последний карк моды» с гордостью представляет пьесу глубокоуважаемой Серпентины – трагикомедию в трёх актах «Последний видимый пёс».

Сквозь шум аплодисментов послышались стоны разочарования. Опоссум беспокойно заёрзал и шепнул жене:

– Боюсь, на этот раз он не шутит.

– Главное – не захрапи, – отозвалась его супруга, а скворцы между тем подняли занавес, явив публике две большие ржавые банки из-под грейпфрутового сока, в которых сидели Ворон и Ворона, прикрыв головы чёрными крыльями.

Скрипучий голос Эвтерпы зазвучал за сценой:

– Тина, ил, грязь, отбросы и водоросли. В центре сцены стоят две консервные банки, полузанесённые илом.

Возмущённый зритель-хорёк вскочил с места и, сверкнув белозубым оскалом, взвизгнул:

– Сами смотрите свою чушь! Нам тут не надо этой вашей новомодной похабщины!

– Покажи им, Альф! – крикнул кто-то из его дружков, и низкий глухой ропот прокатился в толпе.

Ворон и Ворона, как полагалось по роли, высунули головы из банок. Кролик-Греч вышел на сцену, встал на камень, прикрыл лапой глаза и, надеясь вложить в своё молчание глубокий смысл, застыл в неподвижности.

– Долой этого дутого кролика! – раздражённо крикнул из толпы дикобраз. – Синичек дав-а-а-ай! – Его соседи разразились свистом и хохотом, и какое-то время актёров не было слышно, пока Вурца не дошла до реплики: «Многочисленность псов. Многомножественность псов. Умногочисленномногость псов».

– Вот вам и пьеса! – фыркнула из зала куница. – Не многовато ли псов будет?

– Луг ещё к этому не готов, – заметил местный критик-полёвка своей супруге.

– А также кручение и виляние, – продолжала Вурца, нервно поглядывая в зал.

– Но что же виляет и крутит? – произнесла Фурца.

– Ничто.

– Они меня достали! – взревел Альф. – Вперед, ребята!

– Берегитесь! – пискнула супруга критика, но слишком поздно. Только скворцы вовремя вспорхнули из-за кулис, но Ворон и Ворона не успели оторваться от земли и исчезли из виду под лавиной хорьков, хлынувшей на сцену, а кролик упал замертво, заливая кровью сверкающий под луной снег.

– От этих бродячих трупп редко дождёшься чего-нибудь завершенного, – вздохнул критик.

– Хулиганы! – кричала Ворона, отбиваясь крыльями от наседающих хорьков. – Вы недостойны Искусства!

Ворон как бывалый актёр защищался молча и успевал даже отталкивать обидчиков от жены, но взлететь им никак не удавалось.