Кот, который там не был - Лилиан Браун

– Она могла бы купить пятидесятифутовую яхту на те украшения, которые носит на шее, – проворчала Аманда. – но запаздывает с уплатой счетов за оформление интерьера… Да! – добавила она, передразнивая Грейс.

Во время десерта, на который им подали халву, бывшую, по уверению Аманды, не чем иным, как морковным пудингом, разговор перешёл на Чарльза Ренни Макинтоша.

– Он носил шейный шёлковый платок, и у него были пышные усы, – сообщил Квиллер, гордившийся своими собственными усами, – и он любил кошек.

– Откуда ты знаешь?

– На эту мысль наводит одна маленькая деталь в доме Макинтоша, восстановленном университетом. Дизайнер и его жена жили в нем в начале века, и у него хватило смелости превратить викторианский особняк в жилище, полное света и воздуха! В гостиной всё белого цвета: стены, ковер, камин, мебель – одним словом, всё, кроме двух серых подушек на коврике перед камином для двух сиамских кошек.

– Какая прелесть! – воскликнула Полли. – Ирма, кстати, училась в той самой художественной школе, где Макинтош оформлял интерьер.

– Я считаю, что его самым смелым новаторством был узкий стул с очень высокой спинкой. Он любил использовать клетку в рисунке обоев и в тканях для обивки мебели, а также маленькие овалы, которые, как говорят, изображают павлиньи глаза.

– Перья павлина приносят несчастье, – заявила Аманда. – Я бы не хотела иметь их в своём доме!

«Какая жалость!» – подумал Квиллер. Он уже купил несколько серебряных брошек, основанных на «павлиньем глазе» Макинтоша, чтобы привезти домой и раздарить.

Они рано разошлись, ведь первый день их экскурсии начинался в половине шестого утра.

Когда в половине шестого в нескольких номерах отеля раздались резкие телефонные звонки, путешественники из Мускаунти без особого энтузиазма покинули свои постели и заковыляли по комнатам, чтобы приготовить чай. Они оделись, сложили вещи, вынесли чемоданы в коридор и в семь часов дисциплинированно явились на завтрак. Никто не был по-настоящему голоден и огромное количество тарелок с овсяной кашей, яйцами, мясом, рыбой, фруктами, оладьями, сдобными булочками с изюмом, всевозможными лепешками, джемами, мармеладом и множеством другой снеди повергло их в смятение.

Было слышно, как Аманда сетовала на отсутствие вафель.

Ирма уверила, что их всегда будет ждать полноценный шотландский завтрак перед отъездом из каждой гостиницы, в которой они заночуют.

– Так воздайте ему должное, – посоветовала она. – На ланч нам достанется только тарелка супа в какой-нибудь закусочной.

Хмурое лицо Аманды просветлело.

В восемь часов микроавтобус ждал их перед входом в отель, и часть багажа тотчас была помещена в багажный отсек. Рыжеволосый мужчина в форменной фуражке шофера что-то сердито говорил Ирме на языке, производящем впечатление гэльского. Речь шла о том, что багажный отсек не резиновый. Осмотр последнего выявил, что Грейс Атли, игнорируя существующие ограничения, путешествует с тремя чемоданами и сумкой из крокодиловой кожи. В довершение всего, к негодованию остальных пассажиров, бывших на ногах с половины шестого, она ещё и опоздала на полчаса.

– В любой туристской группе обязательно найдётся такой человек, – философски заметила Кэрол Ланспик.

Место для избыточного багажа отыскали в пассажирском салоне, ухудшив этим условия поездки. Наконец появилась и виновница всех неприятностей, безмятежно приветствуя остальных путешественников. Надев широкие брюки и свитер, она навесила на себя несколько витых золотых цепочек, на которых болталась бахрома побрякушек из золота и эмали.

Угрюмый водитель лет сорока был представлен как Брюс, и автобус с сидящей впереди на узком откидном сиденье Ирмой отъехал от гостиницы. Городской пейзаж сменился сельским, Ирма с помощью микрофона рассказывала о достопримечательностях, и экскурсанты послушно смотрели направо и налево, пока у них не заболели шеи.

– Вон там, вдалеке, видна Бек Невие, самая высокая гора Великобритании, – говорила она, а с противоположного конца автобуса ей вторил голос Большого Мака:

– Четыре тысячи четыреста шесть футов над уровнем моря.

Когда пришло время съесть свою тарелку супа, путешественники сделали это в молчании, ошеломлённые обилием увиденного и услышанного.

После ланча предводительница хлопнула в ладоши, прося внимания.

– Скоро мы окажемся в стране Красавца принца Чарли, – сообщила она. – Целые полгода после поражения за принцем гонялись, как гончие за лисой. Он скрывался, не раз испытывая предательство вероломных друзей, но и находя приют у неожиданных сторонников, которые шли за ним, чтя его королевский ореол.

– Ореол? Вздор! – буркнул Лайл Комптон. – У них были чисто политические соображения.

– За голову принца была обещана награда, – продолжала Ирма, – и он делал всё возможное, чтобы добраться до Франции. Днем он спал в зарослях папоротника, а ночью шёл через болота и горные долины. Измученный, одетый в лохмотья, потерпевший полный разгром, он сохранил присутствие духа. В конце концов, он был принцем, и прелестная Флора Макдональд влюбилась в него и, рискуя собственной жизнью, тайно вывела его с территории, занятой врагом.

На этот раз Лайл заговорил громко и отчетливо звенящим от негодования голосом:

– Ирма, ты начиталась романов и насмотрелась старых фильмов! Принц Чарли был лжецом, пьяницей и дураком! Он совершил все тактические ошибки, какие только мог, и обладал поразительным талантом доверять тем, кому не надо, и слушать советы идиотов! Флора не выносила его, но была втянута в заговор, имевший целью его спасение… – Внезапно он умолк и бросил внимательный взгляд на свою жену. Оставалось предположить, что она пнула его под столом ногой.

Лицо Ирмы пылало, глаза горели, и Полли поторопилась заполнить неловкую паузу:

– Когда произошло сражение под Каллоденом?

– Шестнадцатого апреля тысяча семьсот сорок шестого года, – сказала Ирма, а Большой Мак прогремел какие-то статистические данные.

Позднее Аманда шепнула Квиллеру:

– Лайлу надо быть поосторожнее. Одного она уже застрелила.

Весь этот и следующие дни Ирма, подобно пастуху, водила свое стадо по рыбачьим поселкам и старинным развалинам, по скалистым островам, куда они добирались на паромах, и по заболоченным низинам, поросшим лиловым вереском, и торфяным болотам, мимо каменоломен, где добывали гранит.

– Где же люди? Где фермы? – жаловалась Кэрол. – Мы видим только овец!

Отары овец паслись по склонам холмов или переходили дорогу перед автобусом.

Комптон фыркнул и сказал Квиллеру:

– Я мог бы объяснить, что случилось с людьми, но Ирме это не понравится, да и моя жена снова устроит мне головомойку.

При каждой остановке для отдыха водитель, храня мрачное молчание, помогал женской части пассажиров выйти из автобуса, а сам отходил выкурить сигарету, пока экскурсанты приводили себя в порядок и исследовали сувенирные магазины. Квиллер купил галстук из столь любимой Макинтошем клетчатой материи, Ларри приобрёл трость из оленьего рога, которая, по его словам, могла пригодиться в спектакле, а Двайт Сомерс – свистульку.

Принцип одной дружной семьи при занимании мест в автобусе и за обеденными столами, предложенный Ирмой, приобрёл характер несуразной игры в «музыкальные стулья».

Квиллер делал всё, чтобы не сесть рядом с Мелиндой. Никто не желал оказаться рядом с Грейс Атли или Глендой Мак-Вэннел. Арчи Райкер неизменно оказывался рядом с Зеллой Чизем. А Двайт и Буши стремились сесть с Мелиндой. Мелинда норовила присоседиться к Квиллеру. А для Аманды частенько всё кончалось обществом Большого Мака.

Дороги, по которым ехал автобус были на удивление узкими, и пассажиры постоянно страшились столкновения с какой-нибудь встречной машиной. Однако Брюс вёл автобус, поднимаясь на холмы, спускаясь с них, одолевая бесконечные повороты, с дерзкой беспечностью, заставлявшей Гленду Мак-Вэннел вскрикивать, как на американских горках, а Зеллу Чизем жаловаться, что её укачивает.

Шли часы, Ирма всё говорила в микрофон, и её монотонный голос убаюкивал пассажиров, особенно после ланча. В полдень они просыпались, чтобы выпить чаю с песочным печеньем в каком-нибудь невзрачном домике с надписью «Чай» на скромной вывеске. Затем в конце дня все, спотыкаясь, выходили из автобуса, раздражённые, с затёкшими руками и ногами, чтобы зарегистрироваться в прячущейся в горной долине причудливой гостинице или посмотреть сверху на озеро. Таким образом первый, второй и третий день путешествия, по существу, слились в один.

– Не могу вспомнить, что мы вчера видели или что вчера вечером было на обед, – сказал Квиллер Райкеру. – Если бы я не записывал кое-что на магнитофон, я бы вернулся домой, не ведая, где побывал.

– А я и теперь с уверенностью не скажу, где мы находимся, – заметил его сосед по комнате.