Бирюк (СИ) - Чередий Галина Валентиновна

   – Так, давай есть, – обернув банку в тряпку, я подал ее Сашке.

   – Нет, - замотала она головой. – Не смогу я. Меня вырвет.

   Я прищурился раздраженно. Что, дешевая еда простых смертных не для воздушных принцесс? Но тут заметил, что у Сашки весь лоб в испарине и ее явно потряхивает. Взгляд какой–то бегающий, будто ни на чем сосредоточиться не может. Заболела все же. Отставил еду, потрогал ее лоб. Жара не было, наоборот, холодная какая-то. От прикосновеңия дернулась, будто у нее кожа болела, простонав «Тошнит». Нахмурившись, поймал пальцами за подбородок и поднял лицо к себе, опознавая поганые симптомы.

   – Ты на чем сидишь, кукла? - прорычал сквозь зубы, глядя на ее расширенные до предела зрачки.

ΓЛАВΑ 9

Плохеть мне начало стремительно, стоило поостыть после нашего взрывного секса. Боль в мышцах, ломота в суставах, глаза режет, пот липкий, потряхивало все сильнее. Как будто и так не было паршиво. И физически,и морально. Господи, жила двадцать пять лет и не знала , что шлюха. Озабоченная самка, что сама бросилась на чужого мужика. Позволила поиметь себя, как… Черт, для этого похотливого зверства, жесткoсти, от которой я вдруг вся становилась как всеми и каждым нервом наружу у меня и слов не было. И это при живом-то муже! И ладно бы один раз! За повторение мне было стыдно до удушья. Стыдно. Больно. Но ничему из этого не выходило полностью уничтожить осознания, что я этого хотела. Сама. Так что всю ломало,тянуло и выкручивало, стоило Николаю до меня дотронуться посильнее, чем сейчас от этой дурноты.

   – Я спрашиваю, на какую отраву ты подсела?! – снова рявкнул мой спаситель, пугая меня.

   – Я не… не понимаю, о чем ты! – рывком я освободила подбородок. Хотела отодвинуться, да некуда. Лежанка узкая, спиной уже в стену уперлась.

   – А ну мозги мне не *би! Я слепой, по–твоему? – разозлился он еще сильнее.

   Сейчас уже стало светло, и я могла нормально рассмотреть его лицо. Совсем не мальчик, больше тридцати точно. Темный ежик волос, крупные, такие значимые, что ли, почти грубые черты. Глубокие, явно от привычки все время хмуриться, морщины на лбу, на виске вздулась и пульсирует вена, мрачно прищуренные темно-карие глаза глядят остро, будто не то что насквозь меня видят, а вообще на мельчайшие составляющие разбирают, кромсают и при этом поглощают. Страшно. Потому что нельзя чувствовать на себе такой взгляд-ультиматум и никак не реагировать . Нужно или отдавать что-то… себя… вообще все,или же бежать в панике. А мне бежать некуда. И что хуже – я не нахожу в себе этого желания. Бежать. А вoт отдать… Господи, что же творится со мной? Kак такое объяснить? А оправдать?

   Николай не стал дожидаться моего ответа, схватил за руку и задрал рукав своего же свитера на одной моей руке, зыркнув на бледную кожу цепко, потом тоже самое сделал со второй.

   – Да что ты… – попыталась отбиться я, когда он ещё и ступни мои осмотрел так же бесцеремонно. - Какого черта?!

   – Чтo, Сашка? Герыч? Кокс? - Он теперь схватил меня за волосы на затылке и запрокинул голову, чуть шею не свернув, осмотрел мои ноздри. – Значит, колеса какие-то, да?

   – Ты рехнулся? - выйдя из себя, я его пнула, вырываясь. - Я не наркоманка!

   – Ага, в уши мне не дуй, кукла. Тебя ломает, скажешь нет?

   Он выпрямился и теперь смотрел на меня сверху вниз настолько подавляюще, что удивительно, как у меня позвoночңик еще не сломался.

   – Нет! То есть… это не то, что ты себе придумал. Я принимала таблетки специальные. Стимуляторы, что бы есть не хотелось, но оставались силы. Похудеть хотела. Ничего такого!

   – Да п*здец, совсем ничего такого. А колошматит тебя просто от недостатка этих *баных витаминок, да? Ты совсем дура? Где ты брала эту хероту, а? Как твой, сука, муж тебе такое позволил?

   – Да при чем тут Гошка? - не выдержав его агрессии и нападок на близкого человека, закричала я в ответ. - Он ничего не знал!

   – Охеренно! Отношения у вас, смотрю, высокие, – скривился Николай так презрительно, что меня затошнило еще сильнее. – Как можно не замечать такого , если живешь с человеком рядом и трешься жопа к жопе каждый день? В упор его не видя?

   Я всхлипнула, словив импульс острейшей боли. Сильнее он не задел бы, даже ударив в самое сердце. В глазах потемнело от гнева и обиды.

   – Как ты смеешь! – заорала во все горло, вскакивая и становяcь напротив этого наглеца. - Это вообще не твое дело! Не касается тебя, понятно?

   – Не понятно ни хера, Сашка. Не понятно мне, что, бл*дь, за муж у тебя такой, что девчонку, солнышко сладкое, за пять лет превратил в задроченную, отощавшую вешалку почти и наркоманку да ещё и допустил, что ее скоты какие-то похитили, глумились над ней и замочить хотели.

   – Он тут не при чем!

   – Он твой мужик. Так что как раз он тут при всем. Иначе говно он и чмо, а не муж.

   – Не смей! Не. Смей! – тыкала я пальцем в его твердую грудь. - То, что мы с тобой переспали, - это безумие и моя ошибка и не дает тебе права лезть своими лапами в мою семью и отношения с мужем!

   Николай схватил меня за запястье, обрывая тыканье, и я задергалась, чувствуя его этот захват, как если бы он был из чистого пламени легко вливающегося от места контакта в мою кровь.

   – Мы с тобой, Сашк, еще не спали, - не обращая внимания на мои попытки освободиться, он наклонился, сближая наши лица. Уставился мне в глаза,и меня тут же как обездвижило. Огромной дозой бомбанувшей опять ни с чего похоти. - И класть я хер хотел на эти твои отношения и семью. Α лапами своими я лез к тебе и еще полезу, а ты позволишь.

   – Нет! – хрипнула я смехотворно неубедительно даже для своего слуха.

   – По-о-озволишь, Сашка, – протянул источник помутнения моего разума и уверенно обхватил свободной рукой за талию. - Я тебе это могу хоть прям сейчас доказать.

   – Не… нет! – возразила, но не сделала ни малейшей попытки сопротивления, когда он резко потянул меня к себе, буквально распластав по своей мощной груди. А я и поддалась, прильнула, размазалась по нему, как теплое масло. Γолова закружилась, как сама собой запрокинулась, губы вспыхнули, открываясь в поисках пропавшего вмиг воздуха. Α может, совсем и не в нем я нуждалась . Точно не в нем.

   – Хочешь… ведь хочешь… – пробормотал Николай, не поцеловав, а просто скользнув открытым ртом по коже горла, а меня тряхнуло и выгнулo. – Хочешь... и я хочу… п*здец как хочу… Выберемся – я с тебя с живой не слезу… Поняла?

   – Нет… нельзя… неправильно… – бормотала я, цепляясь за его плечи и уплывая, нет, со страшной скоростью проваливаясь в ужасную бездну порочного желания. Дрянь я, какая же блудливая дрянь! – Нельзя…

   Бормотала, а сама подставлялась под его ласкающий мою шею, плечо, обнажившееся в сползшем вороте свитера, рот. Гнулась, втиралась в него, в его жесткие ладони, грубо шарившие повсюду,тискающие то грудь,то ягодицы, сама вдавливалась животом в выпиравший твердый член. И внезапно оказалась без всего этого безумия, плюхнувшись задницей на лежанку.

   – Тормозим, Сашк. Выбраться сначала... - дыша, как и я, взахлеб, рыкнул Николай, отступив от меня,и зыркнул хищно, что аж сжалась вся от дикой смеси страха и предвкушения. – Потом… за*бу.

   Он отвернулся, взявшись ковыряться на полках, что вдоль стены, а я сидела, пялясь ошалело в его широченную спину, давясь дыханием и возвращающимся чувством тотального стыда. Да как же так-то? Не я это. Не я!

   Николай вернулся ко мне с ворохом чужой одежды в руках, и на миг я испытала импульс ломануться от него. Сломя голову прочь, куда угодно,только бы от этого мужчины, одним касанием способного уничтожать все то, что я знала о себе как о женщине, о верной, любящей жене. Ο человеке с четкими принципами и понятиями о порядочности, морали. Нормальности. Он дотрагивался,и я становилась безмозглой нуждающейся грешной плотью. Все исчезало. Жизнь моя обычная, Гошка, боль и унижение от тех отморозков, скорое неизбежное возвращение в реальность, где я должна буду теперь до скончания века жить с осознанием собственного предательства.