Как пережить экономический кризис. Уроки Великой депрессии. - Анатолий Уткин

Рузвельт только лишь начал формировать свой стиль, свое видение и подход к проблеме борьбы с кризисом Демократическая партия еще не консолидировала свои силы. Именно в это время «мобилизованный» губернатором профессор политических наук Колумбийского университета Реймонд Моли пишет о Рузвельте: «Когда он стремится к чему-либо, он проявляет очевидную жесткость, упрямство, настойчивость, энергию… Я был изумлен его интересом ко всему происходящему… Я не уверен, что он прочел много книг об экономических проблемах. Более всего сведений он получает из бесед, и когда он прекращает эти беседы, ты не знаешь, что он извлек для себя».

Республиканцы организуются

Едва ли нужно напоминать, что Уолл-стрит традиционно ориентировался на республиканскую партию, партию северо-восточного капитализма. И примирительные жесты имели определенный успех. Денежная элита, собственно, пока не видела альтернативы. Гувер считал причиной кризиса международный хаос, особенно состояние дел в Европе, когда немцы не платили репарации, французы и англичане не платили долги. Президент Гувер верил только в частную помощь и категорически отвергал государственную поддержку беднякам. Рузвельт верил в себя, и он верил в прямую и непосредственную помощь, в институциональные реформы, в важность морального подъема, в общественную собственность, в продуманные программы.

Более всего Гувер не любил, когда ему напоминали его предвыборное обещание, что в гараже каждого американца будут стоять две автомашины. Он сохранял верность принципу «грубого индивидуализма» и отказывался принимать меры по оказанию помощи бедствующим безработным американцам. Одновременно он инициировал выделение федеральных ассигнований на поддержку банков, железнодорожных и некоторых промышленных компаний.

Тем временем обстановка в стране все более принимала пропорции национального несчастья. Президент Гувер в очередной раз провозгласил, что возврат к процветанию «за углом», и в очередной раз ошибся. Страна стала отворачиваться от него в поисках преемника, который мог бы решить проблему людей, потерявших работу и постепенно терявших смысл жизни; судьбу фермеров, чьи продукты обесценились на 60 процентов; впавших в отчаяние владетельцев акций, стоимость которых на Уолл-Стрите упала с 87 млрд долл. в 1929 году до 19 млрд в 1933-м. Как могли американцы возвратиться к своему исконному оптимизму, если национальный доход страны уменьшился вдвое? Сбережения трудящихся испарились в тысячах исчезнувших банков, трубы заводов не дымили, фермеры уничтожали свою продукцию.

14 июня 1932 года предвыборный республиканский конвент собрался в Чикаго. Политическая платформа республиканской партии защищала президента Гувера, обвиняя во всех невзгодах, выпавших на долю американского народа, экономическую политику европейских правительств. Кандидатом республиканской партии в президенты был снова назван Герберт Гувер, отрекомендованный конвенту как опытный политический деятель, «стоявший у штурвала государственного корабля в самые трудные для страны годы» и «проложивший безопасный курс сквозь туман и ураганы».

Гувер уверовал в то, что его демократического противника не поддержат деловые крути восточных штатов США и это будет практически равносильно поражению на выборах. За три месяца Гувер выступил с девятью программными речами, основной темой которых была защита республиканской администрации от обвинений оппозиции в том, что она содействовала началу экономического кризиса в США. Он сам

когда-то признавал торговлю с Советской Россией невозможной, поскольку ее экономическая система не в состоянии была обеспечить промышленное производство, экспорт и импорт, Гувер теперь называл товары из этой страны демпингом, ставшим одной из причин поразившего Америку экономического кризиса.

Возможно, более всего депрессия оказала влияние на национальный характер американцев. Нация энергичных трудоголиков, всегда готовых откликнуться на шутку, безусловно верящих в свое будущее, стала серой, безликой толпой, потерявшей гордость и самоуважение. Тот, кто сумел бы возвратить эти исконные качества, мог бы рассчитывать на национальную благодарность и безусловное лидерство, подобно экономическому магу.

Новый политический лидер кризисного периода

Именно в этот момент национального кризиса, когда основная когорта политиков опустила руки, Рузвельт решает выйти на национальную арену. Он делает это осторожно, стараясь не оторваться от реальной почвы. Он создает альтернативу политике Гувера: администрация Гувера борется за три святыни — минимальная инфляция, твердый (привязанный к золотому стандарту) доллар и сбалансированный бюджет, а Рузвельт предлагает поставить в центр забот того «простого» американца, который даже не фигурирует в сводках министерства финансов. В марте 1932 года страна начала повторять слова губернатора Нью-Йорка о том, что «никто в стране не может быть ненакормленным, неодетым и лишенным жилья». Рузвельт призвал оставить страхи перед дефицитом бюджета: «В такие необычные времена повышенные финансовые расходы оправданы… Там, где штаты не могут решить задачу, заботу о стране должно взять на себя федеральное правительство». В Белом доме президент Гувер боялся более перипетий кризиса того, что к власти в стране придут безответственные демагоги, ниспровергающие каноны тех экономических воззрений, в которые он свято верил. В стране начали образовываться две полярные точки зрения на способ выхода страны из экономических несчастий. Рузвельт бросил вызов гуверов-ской монетаристской ортодоксии.

К середине ноября замолкли все оптимисты — рынок смел 40 млрд долл. (по пересчету на доллар 2000 г. это было «отнятие» у каждого жителя не менее 25 тыс. долл.). Жизненный уровень населения страны стал резко понижаться — и это не было временным. Гувер постоянно совещался с лидерами промышленного и банковского мира. Генри Форд, Джон Рокфеллер и Чарльз Швоб объявили, что скупают подешевевшие акции. Никаких перемен. Гувер снизил налоги. Был принят тариф Смита — Хоули, закрывший американский рынок от иностранной конкуренции.

Помощница Рузвельта Френсис Перкинс критически выступила против Гувера, отрицавшего резкий рост безработицы. 29 марта 1930 года Рузвельт стал первым губернатором, который указал на угрозу массовой безработицы. 26 апреля 1930 года Франклин Рузвельт сказал, что 80 процентов американской экономики контролируются 50–60 корпорациями, чьи щупальцы проникаюти на финансовый рынок. «Если бы Томас Джефферсон был жив, его обеспокоила бы такая концентрация богатства».

Символами Америки стали очереди за хлебом, продавцы яблок и дома, сколоченные из коробок и кусков железа. Такие дома, которые появились во всех местах Америки, стали называть «гувервилями» — символ непонимания Гувером несчастья, свалившегося на страну, и утверждавшим, что продажа яблок стала более прибыльной. При этом безработица к лету 1930 года достигла четырех миллионов — 9 процентов рабочей силы страны. Рузвельт буквально навязал конференции губернаторов дискуссию о борьбе с безработицей. Теперь Франклин Делано Рузвельт (ФДР) выступал за национальное решение проблемы.

В одном только Нью-Йорке было более миллиона безработных — 24 процента рабочей силы.

Осенью 1931 года размах депрессии расширился.

22 января 1932 года губернатор Нью-Йорка за неделю до своего пятидесятилетия выставил свою кандидатуру на предварительных выборах в Северной Дакоте. В те времена обесценившихся денег и обесценившихся слов далеко не все видели в нем героя.

Прежние претенденты на американский политический Олимп нередко создавали свои «военные советы», но заглавную роль в них всегда играли бизнесмены — промышленники и финансисты. Такова всегда была природа американской социально-политической системы, ориентированной на гениев менеджеризма. Впервые после Джефферсона Рузвельт обратился к иной среде — он поставил на интеллектуалов. Такой подход пришел не сразу, даже выпускник Гарварда с трудом преодолевал малопривлекательный американский скептицизм в отношении «яйцеголовых» представителей профессорской среды. Вначале его отталкивало многословие университетских светил, их педантизм, бесконечное теоретизирование, оторванность от реальной жизни, нередко малообоснованный идеализм. Но со временем он пришел к выводу, что менеджеры компаний, достигшие успеха в цехах и на рынке, попросту игнорируют главное — социальное, человеческое измерение. Рузвельт пришел к выводу, что университетская элита, при всей своей оторванности от многих практических вопросов, несет с собой живительное критическое зерно, которое в союзе с честным политиком неизбежно даст плодотворные всходы. Он довольно рано понял, что только из академического сообщества он может получить стоящие независимые идеи.