После заката - Александр Варго

Пока он шагал, размышляя о делах минувших дней, эхо которых звучит и сегодня, мимо, в том же направлении, прокатила машина. Уже третья. И опять с городским, с питерским номером… И что бы это значило? Наплыв городских родственников в честь пресловутого родительского дня? Или объявились конкуренты в покупке недвижимости?

Последнее предположение не оправдалось — у лихоедовского забора по-прежнему стояла лишь их «пятерка».

Антонина, закончив возню с тестом, занималась на огороде прополкой. На вопрос Кирилла о так и мелькающих мимо городских машинах ответила:

— Так это… как всегда, за мясом приехавши…

— За мясом?! Сюда?! Из Питера?! — изумился Кирилл.

— Так чтоб и не приехать, по тридцать-то целковых… Пудами ж берут.

Цифра изумила Кирилла еще больше.

— Так на рынке ж от нашей, крестьянской цены чуть не вдесятеро накручено, — пояснила Тоня. — Торгаши пить-есть хотят, да прочая братия… А у нас на ферме забой два раз<А> — под родительский день, да под ноябрьские. Щас-то что, а по осени так и катят, прям вереницей… Под завязку грузят, на продажу небось. А летом так, для себя, помаленьку, а то и прям тута, вблизях, шашлыки с водочкой затевают, места-то у нас привольные. Помню, прошлым годом…

Она осеклась, наморщила лоб. Видимо, задумалась: стоит ли рассказывать прошлогоднюю историю, очевидно, не короткую? И решила: не стоит. Закончила совсем по-иному:

— Так и вы ж к ферме скатайтесь, тама и продают… Мясцо свежее, парное — чтоб не попользоваться, коли случ<А>й выдался?

Она объяснила, как добраться до фермы, и вернулась к прерванной прополке.

А Кирилл завел машину и покатил к «их» дому.

Надо понимать, почти уже действительно их, без всяких кавычек.

Марина с трудом удержалась от крика.

Поставила шкатулочку на стол медленно, осторожно, словно была она наполнена самыми зловредными, самыми кусачими насекомыми. Энцефалитными клещами, например.

На деле содержимое бронзовой емкости оказалось куда более безобидным.

Зубы.

Обычные зубы.

Человеческие.

Не вставная пластмассовая челюсть — натуральные резцы, клыки, моляры с длинными почерневшими корнями… Коронковые части тоже выглядели не лучшим образом — изрядно стертые и потемневшие. Наверняка бывший владелец экспонатов этой странной коллекции был далеко не молодым человеком. Да к тому же заядлым курильщиком.

Викентий? Скорее всего — зубы крупные, мужские.

Марина зримо представила сидящего здесь, у окна, старика — неопрятного, грузного, одинокого… Вот он лезет двумя пальцами в рот, достает очередной, давно уже шатавшийся зуб, кладет в шкатулочку, к ранее выпавшим собратьям… Рассматривает, перебирает кусочки себя , ставшие вдруг инородными, чужими… Вспоминает, как когда-то, давным-давно, пленял белозубой улыбкой девушек… Все ушло навсегда, и жить, по большому счету, незачем, и тащиться за тридевять земель, на зубное протезирование, совершенно ни к чему…

Б-р-р-р…

Извращение. Фетишизм дикий какой-то.

Она взяла шкатулочку двумя пальцами, далеко отставив руку. Изящная вещица не виновата, что ей нашли такое отвратное применение — но, прежде чем украсить каминную полку, будет тщательно прокипячена, простерилизована… Где тут у нас мусорное ведро?

Как выяснилось, одно крохотное упущение в своих титанических трудах Антонина все же допустила — два ведра с мусором, оставшимся после генеральной уборки, не были вынесены, стояли в дальнем углу сеней. Марина опрокинула шкатулочку над одним из них, скользнула взглядом по другому… Да что ж такое, скажите на милость! Прямо какой-то день прикладной анатомии выдался! Не зубы, так ребра…

Ребра, по счастью, оказались не настоящие — большой рентгеновский снимок грудной клетки. Присмотревшись в свете тусклой лампочки, Марина увидела некую странность, нагнулась… Вот оно что. Это не рентгеноснимок, вернее, лишь был таковым в первоначальной своей ипостаси. А потом стал патефонной пластинкой…

Марина их не застала, знала лишь по рассказам старшего поколения — когда-то, до широкого распространения бытовых магнитофонов, кое-где стояли павильоны и ларьки грамзаписи. Можно было записать понравившуюся мелодию, надиктовать звуковое письмо… А в качестве носителя чаще всего использовали старые рентгеновские снимки.

Точно, вспомнила она, Владик как-то хвастался парой раритетных записей битлов «на ребрах».

Удачно… Марина взяла диковинную пластинку. Можно теперь проверить радиолу. Личное послание, если что, она слушать не будет. Лишь убедится — звук есть — и тут же выключит.

Звука не было.

Ребра и хребет вращались, впустую наматывая оборот за оборотом. Игла пересекала их раз за разом, но радиола выдавала лишь легкое шипение.

Разочарованная Марина потянулась к выключателю, и тут раздался звук . Не голос, и не музыка, — по крайней мере, инструмент, породивший этакие акустические колебания, музыкальным можно было назвать с огромной натяжкой.

Протяжный, пронзительный скрип, меняющийся по тону, под конец уходящий вовсе уж в ультразвуковую область… Как будто ржавым гвоздем провели по оконному стеклу, а заодно — и по хребту Марины.

Скрип завершился, и вновь тишина, лишь прежнее шипение иглы, бороздящей чьи-то ребра. Оборот, оборот, оборот… Ничего. Какая-то помеха при звукозаписи, решила Марина. Но где то, что собирались записать?

Скрип прозвучал снова. Тот же самый. Теперь на него наложился иной звук, вызвавший неприятные ассоциации со стоматологическим кабинетом: словно бешено вращающийся бор врез<А>лся в зуб — не постоянно, а периодически, следуя определенному ритму…

Вторая пауза закончилась значительно быстрее. И после нее к двум первым присоединился третий «инструмент» — не иначе как плеть, раз за разом рассекающая со свистом воздух…

Все-таки ЭТО было мелодией… Пауз не стало, вступали все новые инструменты, Марина уже не пыталась представить, на что же они могут походить… И первоначальная какофония начала складываться в некий мотив — дикий, нелюдской, но определенно обладающий внутренним ритмом. Даже гармонией, если здесь применимо такое слово…

Да уж… Сплошной сумбур вместо музыки. Не диво, что под такие увертюры одинокий старик начал коллекционировать свои выпавшие зубы. Может, это так называемые «народные инструменты»? Ну, всякие там рожки-гудки-сопелки-дуделки… Да нет, ерунда. Народные оркестры из крепостных были у русских вельмож, вроде Потемкина, — не стали бы те слушать подобную ахинею… Больше похоже на проделки придурков-авангардистов, пытающихся извлекать «музыку» для услаждения слуха особо продвинутых граждан, — из громко скрипящей двери, из шумно спускающего воду унитаза и тому подобных устройств… Но откуда ЭТО здесь? И зачем?