Мастера детектива. Выпуск 9 - Барнеби Росс

Я поднялся на ее этаж. Она действительно ждала. Увидев тень волнения на ее лице, я невольно усмехнулся. И вдруг она бросилась ко мне в объятия и неистово стала целовать меня, прижимаясь ко мне всем телом, в котором, казалось, только сейчас проснулась дремавшая дотоле жизнь. Слезы текли ручьями по ее щекам, и когда она отняла свои тубы от моих, то продолжала с полуоткрытым ртом всхлипывать у меня на плече.

— Тише, крошка, — сказал я, немного отстраняя ее, чтобы заглянуть ей в лицо, но она тут же снова повисла на мне.

— Сумасшедший гангстер, совершенно сумасшедший гангстер, — тихо повторяла она снова и снова.

Я вытер слезы с ее щек, легко поцеловал, взял за руку и повел в квартиру. Она все еще тихо всхлипывала и не могла спокойно разговаривать.

— Я что-то не привык к таким теплым встречам, — заметил я.

Она выдавила из себя улыбку, но через минуту уже улыбалась по-настоящему.

— Сумасшедший Ирландец. Ведь ты в каждой газете, в каждой передаче радио и телевидения. Райен... но ты сам... ты не мог... я не знаю, как сказать...

— Плохо дело, да?

— Но почему, Райен? Почему именно ты?

— А почему тебя это так волнует, крошка?

Сначала она ничего не сказала. Она нахмурила брови, забрала у меня свою руку.

— Вообще-то обычно я ничего подобного не делаю. Я ведь знаю. Мне приходилось и жизни сталкиваться... с разными ситуациями. Но такого не было ни разу. И теперь я впервые узнала, как это бывает, когда волнуешься за того, кто... относится к тебе совсем не так. С другими это случалось. Никогда не думала, что это случится со мной. — Тут она подняла голову, улыбнулась и уже спокойно добавила: — Да к тому же еще и гангстер. Никогда не была влюблена в гангстера.

— Ты с ума сошла.

— Знаю, — сказала она.

— Ты классная девочка. Со мной ведь не соскучишься. Много острых ощущений, не меньше, чем в карточной игре. Но, киска... я ведь совсем не похож на тех, в кого влюбляются такие, как ты. Ты же умница.

— Послушай, Ирландец... ты ведь, наверное, всегда мог иметь любую женщину, какую захочешь, правда?

Я искоса бросил на нее взгляд:

— Если она шалава, то конечно.

— Тогда представь себе, что я шалава. Или я должна сказать “пожалуйста”?

— Крошка, ты совсем с ума сошла.

— Знаю, Ирландец. И все же.

— Но ты же понимаешь, что меня в любой момент могут пришить. А ты понимаешь, что это значит? Если ты со мной свяжешься, то и тебе несдобровать. Это точно. Ты ведь сама сказала, что ни разу не была влюблена в гангстера. Представь себе, что ты меняешь три карты, и у тебя — флеш-рояль. Это просто потрясающе, если ставки высоки, а если у других — лишь пары и тризы, то все твои волнения — зря. Это лишь видимость удачи. А толку никакого... Черт возьми, да ты совершенно сошла с ума.

Этот монолог мне нелегко дался, и я снова почувствовал шрам на спине. Но я должен был ей это сказать. Она должна знать, на что идет.

Но в ее глазах я прочел решимость. Пока я говорил, она все обдумала.

— Так можно я буду сумасшедшей шалавой, Ирландец? — спросила она.

— Киска...

— И ты совершенно не обязан любить меня в ответ, — сказала она.

Я не мог больше сопротивляться. Я долго боролся, но сил моих больше не было.

— Плохо твое дело, крошка. Понимаешь, я ведь тоже...

И снова она у меня в объятиях, сначала мягкая, но вот уже жадная и требовательная. И пальцы ее, как мягкие кошачьи лапки, искали, искали и наконец нашли. Когда я тронул ее, казалось, она тает от желания, и я чувствовал лишь теплоту и легкое головокружение от неизбежного. Я лег, и время остановилось, была лишь она, она и какие-то пустяки, которые она шептала мне в ухо.

Утром нас обоих разбудил мягкий свет, мы встали и почти не разговаривали между собой, только улыбались. Слова были не нужны. Я смотрел, как она принимала душ и одевалась. И вся ее — и нагая, и прикрытая одеждой — красота принадлежала мне, и никто этого не отнимет.

Когда прошла сонливая нега утра, я снова вспомнил, насколько это все безрассудно, и снова ощутил отвратительный привкус от всего, что со мной произошло.

Я быстро оделся и пошел за ней в кухню. Кармен уже сварила кофе и, протягивая мне чашку, поняла, что что-то случилось. Она не стала спрашивать, ждала, пока я сам заговорю.

— У меня был друг, и его вчера убили. Я знаю как, почему и кто это сделал. Но не знаю лица убийцы.

— А могу ли я помочь?

— Можешь, но мне бы этого не хотелось. Слишком велик риск.

— Ирландец, ты забыл?

— О чем?

— О том, что я игрок.

— Это убийство свалят на меня, и тогда мне уж из этого никогда не выкарабкаться.

— А полиция?

— Какое-то время их можно водить за нос. Но недолго. Если они соберут все свои силы, то будет горячо.

— Думаешь, они на это способны?

— Другого выхода у них нет, крошка. На этот раз убили репортера, и это так просто с рук не сойдет. Им придется взяться за дело и найти меня.

— Но все же сперва мы с ними потягаемся.

Я внимательно посмотрел на нее. Она не дурачилась.

— Хорошо, крошка, — сказал я. — Мы будем вместе. Попробуем, что можем. Вдруг что-нибудь получится.

— Так что мы будем делать?

— Сегодня будет субботний вечер, крошка. И мы пойдем танцевать. — Она удивленно нахмурилась. — И тебе, моя радость, понадобится вечерний туалет. Ты должна быть похожа на вестсайдскую шлюху. Справишься?

Она кивнула, но еще больше нахмурилась.

— Вчера убили еще и человека, который был очень важен в цепочке, — пояснил я. — В кармане у него был билет на танцы. Возможно, такой же билет был у его партнера. И если он узнает о смерти партнера, вероятно, ему захочется побыть в толпе. В одиночестве легче погибнуть.

— А этот... он сможет снять с тебя обвинения?

Я усмехнулся, услышав этот вопрос:

— Этот — нет. Но эта птичка может ответить на многие вопросы.

— А какова моя роль?

— Во-первых, ты отправляешься в магазин покупать себе туалет. Дешево и броско. И чтобы духи, цацки и все прочее подходило. Лучше попытаться купить ношеные вещи... В таких местах трудно свободно передвигаться, когда ты один. Вдвоем — намного легче, и вдвоем нам легче будет найти одного и задать ему пару вопросов. — Я взял ее за плечи и посмотрел ей в глаза. — Ну что, все еще не отказалась от своей затеи?

Она с озорным видом улыбнулась, сделала вид, будто собирается слегка меня поцеловать, и жадно впилась мне в рот.

Но прежде чем я успел ее обхватить, она отпрянула и направилась к двери:

— А ты останешься здесь?

— Не знаю.

Она открыла сумочку, достала ключ и протянула его мне:

— Если выйдешь с черного хода, этот тип тебя не заметит.

Послала мне воздушный поцелуй и вышла.

Я встал, накинул пиджак и сунул за пояс пистолет. Я вышел с черного хода. Когда я добрался до Шестой улицы, солнце скрылось за тучами и подул холодный, пронзительный ветер. Я зашел в кондитерскую и выпил подряд два стакана кока-колы, все время прокручивая в мозгу свой сюжет.

Сюжет был, это ясно. Грубый, но очевидный. Снаружи начался дождь. Проходивший мимо полицейский взглянул в мою сторону, но я стоял в тени, и мое лицо не бросилось ему в глаза. Когда он ушел, я взял сдачу и вышел на улицу, высоко подняв воротник и надвинув шляпу так, чтобы тень падала на лицо.

Мне удалось дойти почти до Лексингтон, когда они меня настигли. Все очень просто: обернутое в бумагу дуло пистолета, приставленное к моей спине.

Я обернулся и увидел улыбающееся лицо Стэна Этчинга; шрам на подбородке изменил изгиб его рта.

— Мне говорили, что ты, Райен, крутой парень, — сказал он, обошел меня сбоку, вытащил мой пистолет и сунул в карман.

Улыбался он как-то нервно, и я знал, о чем он в эту минуту думал. Догадаться было нетрудно.

— Так что? — спросил я.

— Увидишь. Братан мой, Стэш, видел, как я за тобой пошел. Через минуту он будет здесь на машине. Может, захочешь убежать или что-нибудь в этом роде.

Я усмехнулся: уже по глазам его было заметно, как он нервничает.

— Я подожду, — сказал я.

Подъехал трехлетней давности “кадиллак" — седан с джерсийским номером. Он подплыл совершенно бесшумно, и Стэн открыл заднюю дверь. Я забрался внутрь, он сел справа от меня, дуло его пистолета упиралось мне в живот. Когда мы отъехали от тротуара, Стэш включил радио и спросил брата:

— Ну, как он тебя встретил?

— Радостно. А как же еще? — Он ткнул меня пистолетом и усмехнулся. — Ты, Райен, чурбан. Надо было смываться. Но я ведь знал, что ты мне подвернешься рано или поздно. Мы вшестером твое дерьмо вынюхиваем, но я-то знал, что ты здесь пойдешь.