Цена сокровищ: Опасные тайны Китеж-града - Елена Езерская

Впервые за это время я занялся в Интернете поиском одноклассницы. Я прочитал все, что можно было найти о Стелле и ее муже, я внимательно слушал Олега, я выискивал смысл между строк, между слов. И что же? Я слишком близко подошел к краю бездны, и она ответила мне холодным и пустым взглядом постороннего.

Теперь я знаю – Стелла Климова и прежде не была наивной влюбленной. Ее поступками всегда руководил расчет. Оставив роман со мной без продолжения, она закончила иняз и благополучно вышла замуж за подающего надежды дипломата, вместе с которым уехала сначала в одну из стран Северной Африки, а потом в Европу. Она не скучала обо мне, она с легкостью забыла меня. Ее брак с миллионером Черновым, эффектный и громко обставленный, принес молодой вдове дипломата, скончавшегося в самолете от внезапного сердечного приступа в неполные тридцать семь лет, известность и внимание «глянца». В одном из интервью она сказала, что дети портят фигуру, но потом отказалась от своих слов и утверждала, что вообще ничего подобного не говорила, но даже единственный сын у нее не задался, из мальчика вышло что-то другое, прямо противоположное жизненным установкам и пожеланиям его отца. Она не думала о любви, она ею не заболела, она вообще не знала ее. Муж выговорил у нее свободу выбора подруг в обмен на солидное содержание и наследство. Она ни дня в своей жизни не работала и не собиралась – она была привязана к тому образу жизни, к которому привыкла с детства, и не изменяла ему.

Эта долгая ночь перед компьютером и разговор с Олегом заставили меня по-новому взглянуть на свое прошлое и на Стеллу. И я не вдруг понял, что, в сущности, всегда был ей безразличен. Она знала силу своей красоты, она играла мной, потому что ей было интересно – я был любимой игрушкой, послушной и податливой, покорной и готовой на все ради нее. Она не играла моими чувствами, она просто не принимала их всерьез. Как это у классика? Виктор Гюго, «Король развлекается». Стелла позволяла быть рядом с собой, пока эфемерность не превратилась в реальность, пока не изменились правила игры: игра в любовь – это любопытно, борьба за любовь – уже не игра. И поэтому она отступила – убежала, спряталась, нашла себе новую игрушку. Жизнь продолжается!

Я, конечно, тоже далеко не страдалец. И возможно, я злюсь на нее лишь из-за того, что Стелла ни разу за это время не вспомнила обо мне, не позвала, не попросила о помощи. Она жила сама по себе – то есть независимо от меня и в свое удовольствие. Так кто я – собственник или жалкий раб своей привязанности к той, что не пожелала сделать меня своей собственностью?

Один наш известный поэт как-то не без рисовки, подразумевая свою прошлую популярность у представительниц противоположного пола, процитировал слова какой-то старушки из сибирской глубинки – страшен не грех, а недогрех. То, чего хотелось, но чего не случилось. То, к чему был готов, но не совершил. Не важно – почему, важно – никогда. Наверное, Стелла была тем самым моим прекрасным недогрехом, который беспокоил и мучил меня всю жизнь. И дело, по-видимому, не столько в ней самой, сколько в том чувстве, что осталось невоплощенным между нами. И оттого таким тревожным и желанным.

Стоило ли из-за этого подвергать себя ненужному и неоправданному риску?

Чего я боялся? Не криминала – самообмана.

Назавтра на перемене после второй пары я увидел в коридоре Татьяну, она стояла у окна поодаль от аудитории и намеренно не смотрела в мою сторону, хотя и непосвященному было очевидно, что девушка кого-то ждет и очень напряжена. Ну конечно, я опять забыл поздравить ее с днем рождения, и так – третий год. Татьяна была соискателем на кафедре философии, а к нам приходила получить консультацию по нескольким смежным теориям. В тот день я оказался на месте и по жизни свободен. Это ее дыхание в трубке беспокоило мою совесть. Или просто мешало мне? Да нет, она не была чрезмерно навязчивой, довольно было иногда говорить с ней – не отмахиваться, а проявлять внимание или сочувствие, и любая вспышка тоски в ее душе проходила с той же стремительностью, с какой налетала и грозила слезами. Татьяна любила поплакать, в ней было много сентиментального, но еще больше совершенно не женского ума, который мешал ей так же, как и мне. Наверное, именно поэтому я не стремился сократить периодичность наших встреч – мне было достаточно себя самого. Время от времени Татьяна грозила, что выйдет замуж, и я возносил молитву к небесам – скорей бы! Но потом мы снова встречались после долгого перерыва, и она казалась мне такой милой и ненавязчивой, что все повторялось.

Я не люблю, когда женщина выбирает меня, но ту, которую выбрал, не прогоняю. Просто однажды перестаю удерживать и не жалею, когда она уходит.

– Поедем обедать в «Пушкин», – сказал я, – надо отметить твой день рождения, а то все суета и разъезды. Пока подожди меня в библиотеке, у меня еще есть кое-какие дела на кафедре, а потом я полностью твой.

Татьяна кивнула и разулыбалась. Чем особенно была хороша – она умела радоваться, и радость затмевала в ней все обиды – предыдущие и новые. У нее было острое чувство мгновения, которое стоит продлить и которым следует пользоваться. Иногда мне все это казалось знакомым – то ли прошлая жизнь, то ли просто модель моей жизни.

У Татьяны был отменный аппетит, и ела она заразительно, как и смеялась. А поев, расслаблялась и забывала обо всем, кроме собственных удовольствий. Дома она еще раз примерила пару тряпочек и бижутерию, которую я купил для нее по дороге в ресторан. То есть я оплатил, вещи Татьяна всегда выбирала сама. При всей внешней простоте она была наделена абсолютным чувством вкуса и меры. Я всегда удивлялся – она замечала вещь издалека, просто находила ее в ряду других – то, на что иные не обращали внимания, а потом замечали на ней и подходили с вопросом – где вы это купили?

Я разбудил Татьяну и попросил закрыть за мной дверь. Я никогда не брал ключей от квартир своих подруг и никогда не оставался у них на всю ночь.

Татьяна сонно закивала, натянула на себе шелковый халатик и всунула ноги в мягкие тапочки с плюшевыми мордами далматинцев. Потом она послушно побрела за мной в прихожую и закрыла дверь. Я ушел не сразу – прислушался: цепочка, замки, все как надо. В сущности, Татьяна была очень милой, и я испытывал к ней нечто вроде привязанности.

В такси я всегда садился на заднее сиденье – мне не нравится пустота за спиной. Пока ехали, включил мобильный и проверил сообщения. Одно пришло от Олега: «Завтра, в 16, заеду за тобой, скажи куда».

Он забрал меня у подъезда. Я заметил, что Олег удивился, когда я открыл заднюю дверцу салона, но ничего не спросил. Он вообще был какой-то сумрачный, сосредоточенный, и я тоже не спешил его развлекать. В комнате для свиданий он отошел к окну и словно закрылся энергетическим щитом – я видел, что Олег стоит у стены, но совершенно не чувствовал его присутствия.