Против света - Кеннет Грант

В эту секунду глаза открылись, и зеленоватое пламя ненависти осветило комнату. Взгляд был обращен к Маргарет, два фонаря на плоту, охваченном штормом. Чайки вились в волосах дяди Фина, точно среди папоротников на застывших под лиловым небом утесах Огмора.

— Время, — откликнулось на слова Маргарет эхо. Я узнал интонацию дяди. Голова исчезла, но, прежде чем сжаться в точку непроницаемого мрака, развалилась. Клочья съежившейся плоти разлетелись по комнате.

Маргарет вцепилась в камень, но я убедил ее отложить его. Серый туман плавал в его глубинах. Туман таял; казалось, невидимая рука, отдернув занавес, открыла лучики света, сложившиеся в сияющие магические печати. Почти все были знакомы мне по Гримуару: одна пылала ярче других — ключ к внешним вратам. Несмотря на ракурс, типичный для снов, я узнал комнату, в которой дядя Фин разговаривал с незнакомцем, утащившим хрустальный флакон. Темная тень, которая могла быть полями конической шляпы, скрывала его черты, но я заметил три яркие точки, — две из них, зеленоватые, были глазами. Они часто мигали, в то время как третья оставалась неподвижной, — прозрачная, с лиловым отливом. Дядя Фин выглядел оживленным, бурно жестикулировал в предвкушении.

— Нас зовут! Идем же! — воскликнул незнакомец.

Тут он провел в комнату нечто, оставшееся невидимым для нас с Маргарет, — лишь сильный световой поток пронесся по шару. За ним последовал каскад символов, напоминавших кружева тропических лиан, отягощенных цветами. Их изгибы говорили на цветочном языке, знакомом ведьмам. Я надеялся, что Маргарет сможет перевести их безмолвную речь.

Она оторвалась от шара, издававшего звук, похожий на шум крыльев, и принялась переводить язык лиан. Я погрузился в транс, чтобы понять ее слова, но не смог сохранить ощущение яви. Это печалило и раздражало меня.

Сплетения света в шаре растаяли, шифры померкли, и вновь возникла прежняя комната с двумя собеседниками. Дядя Фин стоял, голова в тени, возле каминной полки, над которой висела картина, которую я только что оставил на чердаке! Тело незнакомца отбрасывало тень, закрывавшую нижнюю часть рисунка, но выпуклые бедра и пышные груди Клэнды я видел ясно. Магические печати, еще секунду назад окружавшие девушку, не поддавались интерпретации. Конус пылал или, быть может, это огонь в массивном камине омывал его оранжевым светом? Поток разноцветного пара вырвался из основания конуса, источая зловоние. Но люди, находившиеся в комнате, никак не реагировали. Может, все это видели только мы? Меня поразило, что картина очутилась здесь, я почувствовал, что внезапно мне открывается тайна, как порой бывает во сне. Сидевший на корточках незнакомец напоминал идола из храма, затерянного в гватемальских джунглях. Его голос, заглушавший звуки, издаваемые камнем, был резким, металлическим, дрожащим:

— Пространственно-временное бытие свернулось в вашем саду; все события, люди, вещи вынуждены повторяться. Циклы бесконечны, но в стороне от них лежит…

Голос угас.

Капельки пота выступили на лбу дяди Фина. Он пытался уловить окончание фразы, но слова ускользали от него, как и от нас. Возможно, незнакомец не мог выразить ее на земном языке. Однако речь переплетенных лучей, запечатленная в изгибах сияющих лиан, была красноречива. Сцена напоминала картину Дали: множество несовместимых элементов сливались в кошмарном видении бытия.

Я понимал, что источник усталости, охватившей меня — изображенная на картине магическая печать, на которую пристально смотрел дядя Фин. Он пытался сопротивляться, чтобы его не засосало в воронку конуса, мускулы на его шее натянулись, точно плеть.

— Силой тут ничего не добьешься. — Голос незнакомца был едва слышен, тихий шепот. Его звуки понесли меня вспять, к пузырящимся водам речки Эвенни и к тому летнему вечеру, когда Маргарет увлекла меня к Кандлстонской руине. Тварь, похожая на летучую мышь, вновь отбросила тень на череп Маргарет и на голову моего дяди, внутренняя сила стремилась высвободиться и воспарить назад, к звездам.

Маргарет спала. Если бы доктор Блэк выпил Вино Шабаша, он бы оказался рядом с Элен Воган и ее компаньонами, но незнакомец унес флакон. Возможно, он передал его Алистеру Кроули.

— Если будешь держать ее против света, — объяснил он, — появится совершенно другая картина.

Я в изумлении оторвал взгляд от того, что лежало передо мной на столе. Там, где прежде висело зеркало, виднелось нечто вроде паука. Гигантская голова на крошечном тельце протискивалась в комнату, лапки молотили по перекрещенным лучам. Я осторожно прикоснулся к тонкой ткани, покрывавшей стол. Ее испещрили странные волнистые линии, окруженные иероглифами, расшифровать которые я не мог. Последовав совету существа, я приложил ткань к оконному стеклу. Когда ее пронзили лучи заходящего солнца, я заметил движение в рисунке, нарастание цвета и, наконец, тонко вычерченный портрет девушки. Ее волосы струились световыми волнами, озарявшими глаза. Еще до того, как ее губы растянулись, обнажая длинные и острые зубы, я узнал Аврид. Позади бился смутный силуэт — такой же неясный, как все формы, прорывающиеся в инородные измерения. Тонкая нить света растянулась и вспыхнула в полумраке комнаты. Она задрожала от энергий существа, перевоплощающегося в ткань, которую я вновь положил на стол. В пустоте слева от пропавшего зеркала возникли колебания, раздробленные световые волны напрягались и вытягивались, словно мучительно пытаясь оживить лицо, на которое я смотрел. Мне довелось стать свидетелем, как через четыре столетия дух возвращался в свою Магическую Печать.

Предложение паукообразной твари все еще звучало у меня в голове, но тут передо мною медленно материализовалось лицо дяди Фина с неописуемо злой улыбкой, растягивающей морщинистую кожу.

— Против света! — повторил он, и слой жира под его подбородком затрясся от радости, раскрошился и заморосил дождем драгоценных камней с картины Дали, превращавшихся в снежинки.

— Вскоре ты добьешься своего, мой мальчик.

Он мурлыкал, точно кот, раздувшимся трупом нависнув над тенью.

— Но прежде чем ты приступишь, позволь, я покажу тебе то, что ты искал.

Я сконцентрировался, готовясь к встрече с неведомой силой. При этом я выпустил ткань из рук, и слишком поздно осознал ошибку. Кошачьи глаза, полускрытые нависшей плотью, вспыхнули над магическими печатями и поглотили их.

Перевести иероглифы я не смог, но узнал, что дядя Фин все же отыскал ключ. Он только ждал нужного часа, чтобы повернуть его в замке — столь древнем, что даже Аврид в сравнении с ним казалась дитем вчерашнего дня. Но я, как обычно, готов был следовать за дядей.

Временные потоки слились. В настоящем были кузина Кэтлин, дядя Генри, наша прародительница Аврид и брат моего деда Финеас — вот уж диковинное семейство! В ткани наших жизней нити переплелись так, что медиуму не удавалось полностью их распутать. Теперь все сошлись в комнате, перенасытив ее атмосферу. На лишенной зеркала стене зияла бездонная дыра — тоннель, визжащий от неистового ветра.

И тут появились пузырьки! Крошечные шарики вылетали из пустоты, точно выброшенные водоворотом. За ними последовали кольца света, рожденные в космических бурях, проносившихся сквозь пролом в стене, прежде скрытый за зеркалом.

Энергия прошлого неизмерима, невозможно выдержать ее удар и остаться на ногах. Я увидел огромную сферу, раздувшуюся от разложения и охваченную роскошным распадом, увидел другие шары, которые подбрасывал Алеф-Шут — они искрились радугами смерти, проливались дождем гротескного дружелюбия, словно маски, нарисованные Энсором или перенесенные из ядерного века Дали в теснины ада, созданные магическими Работами Кроули. Я видел, как Маг слился с Финеасом Блэком, жонглирующим крылатыми и рогатыми дисками, вылетавшими из Бездны.

— Чтобы весело сплясать с кошмарами, — произнес дядя, — нужно выйти за пределы всех снов.

Нелепая фраза повторялось до тех пор, пока ее смысл не вспыхнул за шторой ярко-зеленым светом. Я настолько был занят дядей Фином, что не сразу понял, какую игру тот затеял. Шары, упавшие на пол, образовывали каббалистическое Древо Жизни, но древо изогнутое и скособоченное. Его круглые плоды пылали цветами радуги, а одиннадцатая сфера была лиловой. Когда мельтешение прекратилось, шары сплющились в диски и от их кружения поднялись дымки, застывшие в колонны, увенчанные огненными цветами. Цветы покачивались на стеблях, отягощенных тропическими плодами, — изогнутые и лучащиеся стяги чувственных оттенков, вытянувшиеся над ущельями меж двух обсидиановых башен. В самой верхней точке этой мандалы вознеслась Башня Даат с рептильными лучами сплетенного мрака, пронизанного светом Кетер, — она походила на извивающиеся щупальца кошмарного осьминога.

От игр светотени рябило в глазах, и я не сразу уловил разительную перемену, происшедшую с дисками. Они поднялись в воздух и тут же рухнули в глубины, окутанные ночью. Позади виднелись двойные башни из тоннелей, переплетенных за Древом.