Наследник огня и пепла. Том V - Владислав Добрый

для упокоения беспокойных духов, — говорю я свите. Просто, чтобы что-то сказать. — Для человека безвредно. Один разбили, пока везли, надышались все.

— Это я помню, — хохотнул отвинец. — Беловолосая гадина тогда еще сказала, что у нас больше стоять не будет!

Он осекся, запоздало вспомнив, что Гвена мертва. Кроме, разумеется, Ланса.

— Ну, в этом она ошиблась, этот дымок на меня никак не подействовал, — Ланс указал на Эглантайн — Или эта волшебница только что сняла чары.

Пока они обменивались «остроумными» шутками, я думал. Состав в этих снарядах придумала Эглантайн, она же смогла сделать из зелья газ. А способом доставки озаботился Каас. У него получилось — горшок пролетел метров четыреста. Жаль, что точность оставляет желать лучшего.

Третий горшок падает ближе. Несколько завитков фосфоресцирующего синем тумана касаются края колонны и скелеты в ней замедляются, сбиваются с ритма, налетают друг на друга и падают.

— Прекратить огонь! — кричу я Каасу. Эта штука работает. Но горшков, насколько я знаю, всего штук десять. А точность у горшкопульты Кааса в проекте не предусматривалась.

Отдаленный сухой стук и треск привлек мое внимание. Одна из атакующих «коробочек» нежити резко ускорилась, и врезалась в правый фланг пивоваров. А минуту спустя, в другой фланг врезалась вторая. Мне кажется они пытались вклинится между отрядами. Пивовары состояли из кучи мелких сообществ, и в центре стояли наиболее защищенные. Вот некромантам и показалось, что это стыки между ополчениями гильдий. Я с замиранием сердца следил за тем, как Костяные големы крушат телеги и лезу дальше. А за ними прут мертвецы. К моему удивлению, пивовары пытаются отбиваться. В костяных големов летят стрелы, в него упираются копья, его рубят алебарды но главное, его попеременно то швыряет порывами ветра, то жгёт огонь, то примораживает льдом. Каждый из этих магических ударов слаб. Но их десятки.

— Ланс! Возьми горшок у Кааса. Тот, которым он только что стрелял. Два, один пусть возьмет твой оруженосец. Отправляйся к пивоварам и разбей их там. Желательно, прямо об големов.

Такие же поручения я даю отвинцу и братьям, отправляя их к остальным гильдиям. Одна из осветительных птиц вдруг взрывается и осыпается мелкими искорками. Почти как фейерверк. Жаль только искорки быстро тухнут. За ней, через минуту вторая. Я успеваю заметить, что в эту прилетело что-то темное. Со стороны Древнего Тракта. Там какие-то повозки и пара сотен мертвых пехотинцев. Резерв. И именно там, скорее всего, мой противник. Тот, кто командует армией.

Это понимаю не только я. Слышится рог и я вижу конницу Фредерика. Вернее, только множество огней от факелов и едва угадываю очертания всадников.

Мои посланцы с противозомбяковым дустом не успевают — в одном месте наш строй прорван. Мертвецы втягиваются в брешь и растекаются в стороны, торопясь напасть на людей со спины. И в этот момент в них врезается отряд Белого Рыцаря. Буквально истребляя не успевших среагировать скелеты.

На Древнем Тракте идет рубка. Скелеты успели развернуться в линию и частично сдержать атакующих. Впрочем, лобовой атаки кавалерии и не было — я вижу отблески огня. Всадники стараются выбить пехотинцев арбалетами и и магией, скача рядом. В ответ по ним стреляют спрятанные за повозками скелеты-лучники и бьют черные молнии. Вот только последних было всего пара штук и их не хватило, чтобы отпугнуть почуявших кровь всадников Караэна.

— Без нас всех кончат! — раздается рядом скрежещущий голос с сильным акцентом. — Надо вниз идти!

Я оборачиваюсь на голос и вижу Хогспора. Вилла, стоящий рядом с ним, с сомнением смотрит на битву.

— Нет, — говорю я — Останьтесь тут.

Битвы на удивление непредсказуемая штука. Поэтому я хочу иметь надежный резерв. Вдруг до меня доносится нестройный рев. Это горожане кричат, подхватывая ритм у соседей. Я некоторое время прислушиваюсь, прежде чем могу разобрать слова. «Бойтесь, бойтесь, мертвецы! Живые идут!» — кричат люди из ополчения Караэна. И некоторые пешие отряды и в самом деле покидают свои укреплённые места, и идут вперед. Еще долгое время я не позволяю себе думать, что Хогспор оказался прав. Но проходят минуты за минутами, нежить отбивается уже без прежней целеустремленности, скелеты становятся какими-то вялыми. Часть мертвецов пытается закупорить Древний Тракт но их раскидывает таранный удар тяжелых латников. Скорее всего это отряд Фредерика, который он берег для такого случая. И его всадники отправляются по желтым плитам тракта в погоню за кем-то. Все еще «живые» мертвецы окончательно превращаются в мальчиков для битья — теряют в скорости, силе, осмысленности. Отбиваются, но отбиваются как сонные наркоманы от навязчивой мухи. И битва окончательно превращается в избиение.

И только когда все ещё шевелящейся нежити остается на поле боя не больше пары сотен, я наконец даю себе волю и присоединяюсь к крикам, полным торжества и радости, которые звучат вокруг уже давно.

Это чистая победа.

Глава 5

Будни власти

— Мужчины. Сначала говорите девушке, что она вам безразлична. А потом два дня молча сидите у её погребального костра, — сказала моя жена, со свойственной ей иронией. — Может попробуешь его отвлечь?

Мы стояли в тенистой аллее персиковых деревьев. Было уже начало осени и персиковые деревья уже давно отцвели. Жаль. В конце весны это место было по-настоящему красиво. Розовые лепестки делали мир ярким и радостным.Ветер срывал их по одному, медленно засыпал все вокруг. Будто крася мир в нежнорозовый. Осень в долине Караэна не несет холодов, скорее свежесть, и больше похожа на лето. Только без сиесты. Прошедшие на днях дожди заставили уже слегка пожухлую траву воспрянуть и вокруг все купалось в ярко-изумрудном свете.

Это местечко было расположено в самом углу участка моего покойного дяди. Уголок сохранившегося персикового сада и каменный помост для кремации. Аккуратные серые плиты и возвышение с поддувальцами. Не знаю, откуда этот крематорий здесь, мне не верилось что дядя соорудил его сам. Наверное, остался ещё с того времени, когда эта земля была за Старой Стеной. Гвену сожгли тут, не стали отдавать в один из храмов. Учитывая её, так сказать, происхождение. Я при этом не присутствовал, мне хватило увидеть её тронутое разложением лицо через четыре дня после победы. Я и этого не хотел. Не люблю прощаться. Но пришлось — она лежала в семейном «часовенке» уже слишком долго и Сперат не подпускал к её телу никого, кроме лекарей.

Тогда я думал, что он сошел с ума. Но когда я