Известие о похищении - Габриэль Маркес

Франсиско Сантоса держали недалеко от места заточения пленниц, прямо в черте города, в условиях менее жутких и не таких строгих. Дело в том, что, кроме политической подоплеки, похищение женщин служило своего рода местью. К тому же, Маруху и Пачо охраняли разные команды. В целях конспирации они действовали независимо друг от друга и не имели между собой никакой связи. И все же трудно было объяснить разницу в отношении к пленникам. Охранники Пачо вели себя более просто и независимо, проявляли снисходительность и не слишком тщательно скрывали свои лица. Хуже всего было то, что на ночь Пачо пристегивали к кровати наручниками, обмотанными изолентой, чтобы он не растер запястья. Маруху и Беатрис больше всего угнетало отсутствие кровати, на которой можно вытянуть ноги.

С первых дней Пачо аккуратно получал свежие газеты. То, что печатали о его похищении, выглядело настолько неточным и наивным, что похитители, читая, корчились от смеха. К моменту, когда схватили Маруху и Беатрис, жизнь Пачо в плену уже вошла в определенную колею. Как правило, после бессонной ночи он засыпал около одиннадцати утра. Потом в одиночку или с охранниками смотрел телевизор и обсуждал новости дня, чаще всего футбольные матчи. Читал до изнеможения и, если оставались силы, играл в карты или шахматы. Ему досталась удобная кровать, и первые дни он спал хорошо, но вскоре у него начались зуд и рези в глазах, которые, правда, прекратились сразу после стирки постельного белья и генеральной уборки в комнате. Поскольку окна были забиты досками, лампа горела круглые сутки, но никого не беспокоило, что свет могут заметить с улицы.

В октябре произошло событие, о котором Пачо и не мечтал: родственники потребовали доказательств того, что он жив, и ему приказали подготовить послание. Пачо с трудом заставил себя успокоиться. Попросив принести полный кофейник черного кофе и две пачки сигарет, он на одном дыхании написал текст, не меняя ни единой запятой. По требованию курьеров Пачо записал текст на мини-кассету, которую легче спрятать. Он говорил медленно и четко, стараясь не выдавать всего, что на самом деле происходило в его душе. Чтобы дата записи не вызывала сомнений, в конце Пачо прочитал свежие заголовки "Тьемпо". Своим выступлением он остался доволен, особенно началом: "Все, кто меня знает, поймут, как трудно мне сейчас говорить". Однако прочитав в спокойной обстановке уже опубликованный текст, он понял, что заключительные слова послания могут оказаться петлей, которую он сам накинул себе на шею: после обращения к президенту сделать все возможное для освобождения журналистов, там говорилось: "Разумеется, вы не можете выходить за рамки закона и конституционных норм, на которых держится не только государство, но и похищенная сегодня свобода прессы". Опасения Пачо усилились, когда через несколько дней похитили Маруху и Беатрис; он расценил это как признак того, что процесс освобождения будет долгим и трудным. И тогда у него зародилась мысль о побеге, которая со временем превратилась в наваждение.

Условия жизни Дианы и ее коллег в пятистах километрах севернее Боготы отличались от условий жизни остальных заложников. Уже три месяца похитители испытывали серьезные трудности с размещением целой группы из двух женщин и четырех мужчин и одновременным обеспечением безопасности операции.

Комната-карцер, в которой ютились Марина, Маруха и Беатрис, поражала отсутствием всякого милосердия. В убежище Пачо Сантоса удивляли простота и беспечность его ровесников-охранников. Группу Дианы содержали в атмосфере полной импровизации, которая вызывала тревогу, порождала нервозность и неуверенность, отравляя взаимоотношения между похитителями и их жертвами.

Диана с коллегами жили, как кочевники. За долгие месяцы плена их не менее двадцати раз без всяких объяснений перевозили с места на место в окрестностях Медельина и в самом городе. Пленников скрывали в постройках разных типов и стилей, по-разному приспособленных для жизни. Столь частым переездам, конечно, способствовало то, что похитители действовали не в Боготе, а у себя дома, на подконтрольной им территории, где имели прямую связь с самым высоким начальством.

Всех вместе заложников собирали всего два раза, и то на несколько часов. Вначале их разбили на две группы: Ричард, Орландо и Хэро Бусс в одной, Диана, Асусена и Хуан Витта - в другой, по соседству. Пленников, как правило, переводили с места на место внезапно, в разное время суток, не оставляя им времени на сборы из-за готовой вот-вот нагрянуть полиции; передвигались почти всегда пешком по крутым склонам, шлепая по грязи под проливным дождем. Несмотря на то, что Диана была сильной и решительной женщиной, физические и моральные тяготы плена и эти безжалостные и унизительные переходы далеко выходили за пределы ее возможностей. Несколько раз, к большому удивлению заложников, их провезли прямо по улицам Медельина в обычном такси мимо полицейских кордонов и дорожных патрулей. Первое время пленники тяжело переживали, что об их участи никто не догадывается. Телевидение, радио и газеты молчали об исчезнувших журналистах вплоть до 14 сентября, когда, без ссылки на источник, "Криптон" сообщил, что журналисты не выполняют свою миссию в отрядах повстанцев, а похищены Подлежащими Экстрадиции. Прошли еще две недели, прежде чем сами похитители публично признали этот факт.

Группу Дианы опекал толковый и добродушный колумбиец, которого все называли просто дон Пачо. Ему было лет тридцать, по благодаря солидному виду и поведению он выглядел старше. Одно присутствие дона Пачо способствовало быстрому решению текущих проблем и вселяло в заложников уверенность в завтрашнем дне. Пленницам он привозил подарки, книги, конфеты, музыкальные записи, рассказывал о том, что нового происходит в стране и на переговорах с правительством. К сожалению, опекун появлялся не часто, и его влияние быстро забывалось. Большинство охранников и курьеров не отличалось высокой дисциплиной: они не носили масок, пользовались порой смешными кличками и охотно передавали из дома в дом устные и письменные послания, которыми пленники подбадривали друг друга. В первую же неделю заложникам купили традиционные спортивные костюмы, туалетные принадлежности, проигрыватель, начали снабжать местными газетами. Диана и Асусена часто играли с охранниками в шашки и помогали им составлять списки необходимых покупок. Однажды кто-то из охранников произнес фразу, которая удивила Асусену, и она записала ее в свой дневник: "О деньгах не беспокойтесь: этого добра у нас навалом". Первое время охранники вели себя вольно: включали музыку на полную громкость, ели когда вздумается и ходили по дому в одних подштанниках. Но очень скоро Диана, проявив настойчивость, добилась от них порядка: заставила одеваться прилично, убавлять громкость музыки, мешавшей спать, а надзирателя, пытавшегося на ночь примоститься со своим матрасом у ее кровати, выдворила из комнаты.

Тихой и романтичной Асусене было двадцать четыре года. Четыре года назад она вышла замуж и так привыкла к мужу, что не могла прожить без него и дня. В приступах беспочвенной ревности она писала ему любовные письма, заведомо зная, что они никогда не дойдут до адресата. С первых дней плена Асусена вела дневник, в который записывала все, что могло пригодиться для ее будущей книги. В программе новостей Дианы она работала уже несколько лет, но до этой трагедии их отношения ограничивались сугубо служебными рамками. Теперь женщины вместе читали газеты и болтали с ночи до утра, чтобы потом проспать до полудня. Прекрасный собеседник, Диана поведала Асусене о жизни много такого, чему не учат в школе. Друзья до сих пор вспоминают Диану как умного, веселого, жизнерадостного товарища и проницательного политического аналитика. Они помнят, как она тяжело переживала и винила себя за то, что втянула коллег в эту опасную авантюру. "Мне все равно, что будет со мной, но если что-то случится с вами, я не прощу себе до конца дней". Диану очень беспокоило здоровье ее давнего друга Хуана Витты. Он был среди тех, кто наиболее активно и убедительно отговаривал ее от этой поездки, но все же отправился вместе с ней, едва выйдя из больницы после сердечного приступа. Диана помнила об этом. В первое же воскресенье, проведенное в плену, она заплаканная пришла в комнату Хуана, чтобы спросить, ненавидит ли он ее за упрямство. Хуан Витта ответил предельно откровенно: да, поняв, что группа захвачена Подлежащими Экстрадиции, он возненавидел ее всей душой, но теперь относится к плену как к неизбежному повороту судьбы. Ненависть первых дней превратилась в ощущение собственной вины: ведь он сам не сумел отговорить Диану от авантюры.

Хэро Бусс, Ричард Бесерра и Орландо Асеведо, запертые в соседнем доме, чувствовали себя более спокойно. В платяных шкафах своей комнаты они обнаружили невероятное количество мужской одежды, причем многие вещи были еще в фабричной упаковке с этикетками известных европейских фирм. Как объяснили охранники, подобные запасы одежды Пабло Эскобар держал в нескольких местах на всякий случай. "Пользуйтесь моментом, ребята, просите, что хотите, - шутили сторожа. - Конечно, бывают задержки из-за транспорта, но за двенадцать часов мы можем выполнить любой ваш заказ". Количество еды и напитков, которые в первые дни доставлялись на муле, не укладывалось в сознании нормального человека. А когда Хэро Бусс намекнул, что ни один немец не может прожить без пива, ему следующим же рейсом привезли три ящика. "Вот было раздолье!" - часто вспоминал Бусс на своем безупречном испанском. Как-то ему даже удалось упросить охранника сфотографировать троих пленников за чисткой картошки к обеду. Когда позднее, уже в другом месте, фотографировать запретили, он сумел спрятать фотокамеру на шкафу и запечатлеть в целой серии цветных слайдов Хуана Витту и себя самого.