Медальон с пламенем Прометея - Юлия Владимировна Алейникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так, и где же мне узнать, кто был особенно зол на покойного?
– А вот у нас в парадной живет Ираида Викторовна, она секретарем в Союзе работает, так она все про всех знает. Уж такой это человек. Вы к ней обратитесь, – посоветовала Анфиса Тихоновна. – А про то, кто в дом входил вчера и особо выходил, вы все же построже жильцов опросите. А мне бы вот Зинаиде посылочку передать, тут белье и поесть кое-что, разрешите, а?
Глава 3
Апрель 1958 г. Ленинград
– Горе! Горе-то какое! Доченька! – уткнувшись в искореженные артритом ладони, плакала Мария Даниловна. – Как же так? За что? Да не могла она! Господи, как же нам теперь жить? Помрем же без Зины, помрем с голоду.
Анфиса Тихоновна с сочувствием поглядывала на женщину, а сама с любопытством осматривала комнату. У Зинаидиных родных она была впервые.
Жили Туровы бедно. Ни слоников, ни кружевных салфеточек, чашки все вон с отбитыми краями, а на железной кровати сидели две девочки-подростки и мальчик лет восьми. Все худенькие, кареглазые, как Зинаида, с тревожными испуганными лицами. О них Анфиса раньше слыхала. Да только видела впервые, на свадьбе у Зинаиды только мать была, да и в гости к ним никто из Зинкиных родных не ходил.
Анфиса всегда думала, что Зинаида их не любит и стыдится и с семьей знаться не желает. Но, видно, ошибалась.
– Я инвалид, трое детей на шее, как жить? Как жить?
– Мамочка, не плачь! – кинулась к ней со слезами старшая девочка. – С Зиной все хорошо будет, и я работать пойду, полы буду в школе мыть или еще где-нибудь.
– Мамочка, я тоже. Тоже буду помогать!
– И я! – бросился вслед за сестрами к матери мальчик.
– Мамочка, мы не пропадем! Главное, чтобы с Зиночкой все хорошо было, – обнимая мать за плечи, приговаривала старшая девочка.
– Это все из-за нас. Все я виновата, – отрывая ладони от лица, проговорила Мария Даниловна. – Я еще с войны инвалидность имею, но муж с фронта пришел хоть и раненый, а все ж живой, – глядя на висящую на стене фотографию усатого мужчины, обрамленную в простую деревянную рамку, рассказывала женщина. – На завод пошел работать, зажили как люди, Оленька с Галинкой родились, а потом и Витенька. Тяжело жили, как все. Но справлялись. А потом мужа машина задавила насмерть! Осиротели мы, – целуя макушку сына, рассказывала, всхлипывая, Мария Даниловна. – Я с каждым годом все хуже себя чувствовала, работать почти не могла, все Зиночка на себе тянула, как старшая, все хозяйство на себя взяла. И школу окончила хорошо, и в институт поступила, золотая девочка. А тут у нее любовь случилась, с соседом нашим Сашей Хлебниковым, он в соседнем подъезде живет. Со школы еще дружили, а тут любовь. Он-то в военное училище пошел, подводником стать хотел. Все у них хорошо было, только он старше Зиночки был. Она еще на втором курсе училась да подрабатывала, чтобы нам помогать, а он уже оканчивал учебу. Стал говорить, что им расписаться надо, чтобы она с ним к месту назначения поехала, а она нас бросить не может. Ты, говорит, подожди немного, я институт окончу, Оля с Галей подрастут, матери помогать будут, вот тогда и поженимся. А он так рассердился, или сейчас, говорит, или никогда. Поссорились, в общем. А я ее уж и упрашивала. Брось ты нас, устраивай свою жизнь, а Зина ни в какую, если любит – дождется. А он взял да и на другой женился, вот подлец какой! И с ней на Север укатил.
– От подлец! – от души поддержала Анфиса. А у Зинки-то тоже жизнь, оказывается, не сахар.
– Зиночка, конечно, пережила. Только вот больше не влюблялась ни в кого. Стали у нее кавалеры богатые появляться, даже на машинах приезжали, она же у меня красавица. Платья ей стали дарить, духи и прочее. Мне это все страшно не нравилось, а только кто меня слушать будет? А потом она и вовсе за Афанасия Петровича замуж собралась. Я, как узнала, всю ночь проплакала. Зачем, говорю, ты жизнь свою губишь? Ты же его не любишь совсем, он же старый, противный, не ходи, дочка. А она мне и говорит: «Любовь – это подлость, и больше ничего, а за Афанасием я всегда сытой буду, да и вы тоже». Уж как я на свадьбе плакала… – Мария Даниловна высморкалась в старенький фартук и тихо плаксиво продолжила: – Когда Зиночка замуж вышла, чуть не каждый день к нам прибегала, плохо ей, видно, было дома. Уроки с Витенькой делала, ужинала с нами. Денег, правда, давала много, я даже отложила чуть-чуть. Да разве деньгами счастье заменишь?
От Туровых Анфиса уходила в глубокой задумчивости. Вот, оказывается, какой Зинаида была, а она ее стервой капризной считала. Жалко девку.
Хоть бы милиция настоящего убийцу нашла.
– Здравствуйте, вы будете Ираида Викторовна? – заходя в небольшой, пропахший табаком, заставленный полными бумаг шкафами и креслами кабинет, спросил майор Долгушин.
– А что вам, товарищ? – деловито поинтересовалась, отрываясь от бумаг, средних лет женщина с мужскими чертами лица, в строгом синем костюме и с большой красивой брошкой у воротника.
– Майор Долгушин, Ленинградский уголовный розыск, – отрывисто представился майор, проходя в кабинет, не дожидаясь приглашения.
– Слушаю, – чуть робея, сказала Ираида Викторовна.
– Я расследую убийство Афанасия Зыкова. Что вы можете сообщить в этой связи? – строго глядя на секретаря Союза писателей, спросил майор.
– А что я могу знать? Его же жена зарезала, а я о личной жизни наших членов ничего не знаю, – категорически заявила Ираида Викторовна.
– Во‐первых, обстоятельства убийства все еще расследуются и Зинаида Зыкова задержана только по подозрению. А во‐вторых, с кем из коллег у покойного были плохие отношения? Возможно, он был с кем-то в ссоре, может, кого-то обидел? Припомните, пожалуйста, этим вы окажете неоценимую услугу следствию.
– Понимаю, – недобрым огоньком сверкнули глаза секретаря. – Ну что ж. Недоброжелатели у Зыкова, конечно, были, у успешных людей всегда они есть, а Афанасий Петрович, как бы это сказать? В общем, есть у нас писатели и талантливее, и умнее, но вот такого успеха, как Зыков, добиться не могут, а
