Остров и окрестные рассказы - Горан Петрович

— Вовсе нет! Эта женщина поет! — проговорил он наконец очень громко и решительно, но по его глазам было видно, что он со страхом ждет возражений молодых супругов.

Мужчина и женщина обменялись взглядами. К счастью, они ничего ему не ответили.

Словно из далекого путешествия, устало вернулся господин Павле в свое кресло. Снова взял в руки удилище. Хотя у него не было обыкновения рыбачить по ночам, он решил забросить еще раз. От ловкого движения поплавок подпрыгнул. Перелетная птица вспорхнула в темноту. Грузило снова ушло под воду. Леска натянулась. С огромного небесного свода на лицо одиноко сидящего на балконе рыболова брызнула пара капель. И пока вокруг поплавка сгущался венчик из лунной пены, господин Павле обнаружил, что эти капли стекают по его щекам, как пара слезинок.

ПАМЯТНИК

В соответствии с официальными архивными документами, подтвержденными семейными реликвиями, открытками, фотографиями, а также завернутыми в вощеную бумагу или поставленными в закатанных банках на подоконник преданиями, первый памятник в городе установили в конце прошлого века. Это был бронзовый бюст родоначальника династии, испытанный способ увековечить заслуги правящей семьи по образцу современного мира. Памятник был скромных размеров, чуть больше натуральной величины модели. Однако вовсе не его размеры неизменно привлекали к себе внимание прохожих.

Бесспорно, бюст был изваян рукой талантливого художника. Он выделил на лице правителя решительность и заботу и вместе с тем умело затенил черты, выдававшие нехватку совести. Отливка была выполнена с завидной точностью в мельчайших деталях, а заключительная обработка — с несомненным терпением и старательностью. Постамент был сложен из слишком молодого песчаника, но облицован перламутрово-серым мрамором. Солнечные лучи особенно шли памятнику. И полная луна любила облокачиваться на него. В осеннюю грязь и летнюю пыль он словно парил над мощеной мостовой. И если рассматривать все в целом, то памятник стал доминантой центральной части города.

Несомненно, особое, продуманное расположение памятника проявлялось и в том, что в ясный день его тень распространялась на целых двадцать шагов вокруг. Так что отражение памятника было гораздо большим, чем можно было бы ожидать. К тому же его очертания были непривычно резкими, в отличие от словно размытых силуэтов других городских строений, возведенных в основном самоучками, из непрочных материалов, без чувства пропорции. Только стройная церковь могла соперничать в размерах и красоте с отражением бюста правителя.

Горожане, конечно же, относились ко всему этому с величайшим уважением. Мимо памятника они проходили как-то скромнее, склонив голову, с определенным страхом, а если и разговаривали, то всегда на полтона тише. И среди подмастерьев, и среди школьников были такие, кто заработал оплеуху за то, «что непристойно ревел как осел прямо в уши нашего князя». А как-то раз одного унтер-офицера даже оправили на гауптвахту за то, что он прошел, не отдав чести памятнику, да к тому же еще и в не по уставу застегнутом мундире. Кроме того, властями был назначен специальный человек, который отвечал за голубей, то есть изгонял их из центра города, чтобы они отправляли свои естественные нужды где-нибудь в другом месте. Порядок следовало соблюдать. От порядка зависит и будущее государства.

Питая уважение к бюсту, горожане с почтением относились и к его отражению. Все прохожие кругом обходили тень правителя. Со временем городские власти уравняли отношение к тени с отношением к династии и порядку. Кроме всего прочего, речь шла и о постоянном источнике дохода, убедительном оправдании взимания многочисленных штрафов. Случалось, что кто-нибудь, задумавшись, случайно наступал на тень, отбрасываемую бюстом. Это влекло за собой арест, привод в участок, допрос, но если нарушитель мог внести соответствующую компенсацию, все заканчивалось к обоюдному удовольствию сторон.

Однажды, правда, все сложилось не столь удачно. Я имею в виду то утро, через два дня после Успения Богородицы, когда самый старший дядя моего деда отправился в город. Он собирался купить соль и для этого нес на продажу мешок зерна. Судьбе было угодно, чтобы мешок развязался как раз возле памятника. На горсть рассыпавшегося зерна тут же слетелись десятки голубей.

— Умышленно или нет, но он подманил птиц, чтобы они нагадили рядом с князем, — утверждал позже свидетель.

— Ага! — вскричал следователь, искренне обрадованный тем, что ему представился случай снова послужить государству. — Записывай, вина доказана.

Так как возместить причиненный ущерб прадеду было нечем, он провел несколько ночей в тюрьме. А так как там ему было очень тесно, он постоянно вздыхал. Видимо, во время этих глубоких вздохов он вдохнул и чахотку. Во всяком случае, домой он вернулся совсем зачахшим. Страдал недолго, но мрачное отношение к памятнику еще долго плутало по нашему дому и после его смерти.

Для новой династии одним из первоочередных дел стало пожиже разбавить воспоминания о династии прежней. По этой причине были демонтированы многие памятники, а однажды ночью исчез и бюст в центре города. Позже рассказывали, что десять крепких мужчин едва подняли столб лунного света, прочно опиравшийся о лоб бюста. Тем не менее уже утром стало ясно, что работы увенчались успехом лишь отчасти. Хотя памятника больше не было, по площади, кругами, по ходу солнца, продолжала скользить четкая тень родоначальника предыдущей династии, лишь чуть-чуть побледневшая.

Чего только не пытались делать. Был начисто вымыт весь центр города. Напрасно. Каждый камень обкопали, уничтожив все травинки и тени, которые пробились через трещины. Никакого успеха. Тогда выкопали все булыжники и выложили центр каменной плиткой. Но каждый день силуэт старого памятника по-прежнему неукоснительно и медленно проделывал свой обычный путь.

Тогда созрело решение поставить новый памятник. Предложения были самые разные, но все сходились в том, что из-за нежелательной старой тени он должен быть, по крайней мере по размеру, более значительным. После длительных заседаний, где-то в столице, все мнения вылились в решение, что следовало бы поставить памятник герою недавнего прошлого, а конкретнее герою того восстания, которое поднял родоначальник династии, правящей ныне. А чтобы где-нибудь не протиснулся упорный силуэт старого бюста, было решено, что новый памятник должен быть конным. Размеры и жеребца, и всадника будут значительно превосходить натуральную величину образцов, причем скульптору настоятельно рекомендовалось обратить особое внимание на площадь их тени.

Однако когда бронзовый всадник занял место на предназначенном для него постаменте, напоминавшем огромный каменный утес, центр города оказался недостаточно просторен для его столь большой тени. Лишь незначительная часть темного отражения памятника накрыла землю. Окрестные дома, магазины, корчма и три сосны были расположены совсем близко, и, невзирая на очевидный для них ущерб, силуэт разгуливал или отдыхал именно здесь.

Чтобы сделать приятное новой власти, город принял решение полностью подчинить свое существование новому памятнику. Правда, это бы все равно произошло, если не сразу, так чуть позже. Бронзовый жеребец был полон сил, ежедневно он в бешенстве устремлялся на ближайшие крыши, где за первые же два дня оказалась поломанной вся черепица; корчму пришлось закрыть, некоторые ветхие здания стали разрушаться, а ветки сосен были обломаны, словно их срубило отражение воинственно поднятой сабли огромного силуэта. И город отступил от памятника — вокруг него образовалась площадь, соответствовавшая размерам гигантской тени. Кроме того, в ответ на последовавший из столицы намек улицам придали новое направление, теперь все они вливались в центральную площадь. Так что, куда ни пойдешь, не минуешь символа, который недвусмысленно связывал настоящее со славой нашего новейшего прошлого.

Граждане (теперь употреблялось это слово, так как «горожанин» в присутствии нового монумента звучало не так весомо) монумент почитали, сохранив такую привычку из прошлого. Опять же и городские власти могли соответственно этому определять степень преданности любого из них. Один специально назначенный чиновник с утра до вечера сидел на террасе отеля, недавно выстроенного напротив памятника, и внимательно следил и фиксировал, кто недостаточно почтительно приподнял шляпу, проходя мимо монумента, кто косо глянул на всадника, кто не уступил дорогу его тени, а кто, делая вид, что просто прогуливается по площади, на самом деле пытался отыскать следы устраненного бюста. Первый, кто слишком громко обозвал этого чиновника «конюхом», тут же оказался в тюрьме, но прозвище осталось на свободе.