Сладкий вкус огня - Пол Андреотта

- Марк, - сказал я, - ради Бога, заткнись и иди спать.

- Но это еще не все! Эти люди там в долине - все совершенно ненормальные. Здесь как раз вплетается история садовника. Имею честь сообщить тебе, что садовник мертв. По непроверенным данным. Стал призраком в тысяча девятьсот сорок третьем, когда был совершен обряд освящения. Ты не хочешь послушать историю о святилище? Одна из величайших страниц в истории Сопротивления. Ты знаешь, что такое святилище? Я не знал. Один старик объяснил мне за стаканом вина. Святилище - это святые места. Посвящаются обычно Богу. Любому богу. Но могут быть посвящены и дьяволу!

- Продолжим завтра утром, - объявил я, выключая свет.

Я слышал, как он раздевается в темноте и невнятно бормочет:

- Это очень удобно: посвящаешь святилище дьяволу, и когда кто-то другой входит туда без твоего разрешения, он падает замертво. Так и пропали три немца, лейтенант и двое рядовых. Значит, ты приехал за легендами, Серджио? Отлично, мы попали как раз туда, куда надо. Это точно.

На следующий день жара стала невыносимой. В три часа разразилась гроза, и мы укрылись в хижине. На этот раз Тереза не стала зажигать огонь. Она только молча прижалась ко мне, и ее кристально-ясные глаза стали темно-зелеными. До этого были всякие расспросы: ее жизнь, детство, планы на будущее, взгляды. Рассказал о себе (служил в армии, в том числе восемь месяцев в Алжире, женился и так далее). Мы говорили обо всем, что когда-то чувствовали, любили, ненавидели, желали - или только думали, будто говорим, потому что на самом деле не придавали значения словам - они лишь отвлекали наши мысли от того, что неизбежно должно было произойти. И оно произошло. Именно там, в хижине, когда первые капли дождя упали не крышу и листья деревьев, мы поцеловались во второй раз. Первым был тот едва ощутимый трепет ее губ. Потом моя рука осторожно скользнула за ворот ее зеленой блузки - в то время, как она гладила мое лицо: два легких нежных пальца коснулись моего лба, потом носа и губ. С усердием слепого я в мельчайших подробностях изучил ее груди, прежде чем увидел их - жемчуг, сияющий в раковине - после того, как внезапным движением она отвела назад плечи и, изогнув спину, помогла мне сбросить ее блузку. Когда она разделась до пояса, я взял обе ее руки и поднял над головой. Мои губы зарылись в волнующий клочок волос под мышкой, затем, поднимаясь к шее, подобрали по пути каплю пота, пока вновь не слились с ее губами. В эту минуту я понял - я почувствовал это впервые в жизни, - что каждая частица наших тел предназначена и уже давно подготовилась к этой церемонии.

Все время во Вселенной принадлежало нам. Бесконечное время простиралось вокруг и струилось внутри нас. Внезапно резкий запах поднялся от ее лобка, тотчас смешавшись с запахом гниющего сена. И когда моя рука быстро опустилась к ее бедрам, я был приятно удивлен, обнаружив, что она уже расстегнула юбку. Я спустил ее юбку вместе с трусиками. Это движение, которое часто представляло для меня большие затруднения и неудобства, стало andante amoroso [медленно и нежно (ит.)] второй части симфонии. Оставалось одно препятствие - как избавиться от моей одежды? Но охвативший меня жар расплавил их, и они слетели сами, словно пыль. Когда наши обнаженные тела соприкоснулись и пришел конец нашей невыносимой разделенности, я спросил ее глаза в последний раз, и они ответили мне спокойно, прежде чем закрыться. Потом ее губы шевельнулись:

- Уже так поздно, - произнесла она, и эти три слова превратились в едва заметную зыбь в застывшем воздухе.

В тот вечер, укладывая в чемодан пижаму и туалетные принадлежности, я сказал Марку:

- Помоги мне, придумай что-нибудь.

- Не беспокойся, Серджио. Можешь на меня положиться.

Марк также был удовлетворен проведенным днем. Он подружился с Бонафу, который почему-то хотел сфотографироваться во всех мыслимых ракурсах.

- Он такой же комедиант, как и все остальные, - сказал Марк, - я даже видел, как он пытался загипнотизировать паралитика. Но самое удивительное вот - смотри! - Он вытянул свою левую руку. - Она у меня никогда полностью не распрямлялась - что-то там в суставе, какое-то затвердение связок. Он сразу заметил и предложил выправить. Взял мою руку, тряхнул ее несколько раз и поставил какую-то припарку на локоть. Потом положил обе руки мне на крестец... Крестец и локоть - вроде никакой связи, но я сразу почувствовал во всем теле чудеснее тепло. Как будто кровь закипает. Очень приятно.

Марк упаковал свой небольшой чемоданчик и легко поднял его левой рукой.

- Видишь, раньше я так не мог. - Потом он осторожно уложил в черную сумку свои фотопринадлежности. - Переезжаешь к ней?

- Да.

- Надолго собираешься остаться?

- На несколько дней. До конца недели.

- Но теоретически ты еще в отеле? Я имею в виду, если они захотят тебе позвонить.

- "Они" - мне понравилось множественное число. "Ими" могли быть только Берни и Ким.

- Скажи "им", что они могут позвонить мне во время ленча. Я здесь буду питаться, по крайней мере, днем.

- Почему бы тебе не позвонить самому? Это гораздо проще.

- Не хватает смелости, Марк.

- И ты действительно считаешь, что получишь таким образом суперисторию?

- Это весьма обширная тема, - уклончиво ответил я. Ощущение радостной легкости и свободы от какой-либо ответственности не покидало меня с тех пор, как я решил остаться (с тех пор, как она решила за меня).

- Но завтра - последний срок, Серджио. У меня как раз осталось время проявить пленку.

- У них есть моя первая статья. Другая пойдет в следующий номер.

- Значит, это - история в несколько серий?

- Кто знает? Мы заключили кровавый договор.

- Что?

- Мы смешали нашу кровь. Это значит, что теперь ничто не сможет нас разлучить.

- Ты шутишь?

- Нет. Посмотри.

Я показал ему след от укола, который был виден на кончике моего мизинца, и рассказал, как Тереза взяла булавку, проколола сначала мой, а потом свой палец, затем, бормоча какое-то заклинание, приложила их друг к другу и немного повращала, чтобы кровь смешалась. Похоже, Марку не очень понравилась эта затея, но он постарался не подать вида.

- Попрощайся за меня. Мне уже некогда ее навестить.

Он закинул на плечо свою сумку и взял чемоданчик.

- Чао, Серджио. Ты все-таки остерегайся.

- Остерегаться чего?

Он не ответил и стал спускаться по лестнице. Мы оплатили счет в холле. Я сообщил Лорагэ, что мой друг уезжает, а я нашел комнату в городе. Если на мое имя придут какие-то письма, пусть он оставит их для меня, и если кто-нибудь позвонит, пусть скажет, чтобы перезвонили в любой день во время ленча. Это было в пятницу.

- Я буду в Париже в понедельник рано утром, - сказал я Марку, когда, выйдя из гостиницы, мы пожали друг другу руки.