Culture. The story of us - Martin Puchner
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Торговцы из Финикии (современный Ливан) привезли в Грецию новую систему письма, основанную на звуках. В течение следующих нескольких сотен лет этот алфавит, гораздо более простой в использовании, чем другие системы письма, оказался революционным. Если прежние системы письма были прерогативой специализированных писцов, то новый алфавит значительно ускорил процесс обучения чтению и письму, положив начало эпохе повсеместной грамотности.
Так что, в некотором смысле, египетские жрецы были правы: Греция не имела непрерывной традиции грамотности и, казалось, забыла или отказалась от своих прежних систем письма только для того, чтобы принять новую, импортную. Возможно, жрецы также смотрели свысока на простоту нового алфавитного письма, столь отличного от их собственного сложного и древнего письма.
Человеком, который сообщил - или, скорее, выдумал - разговор между Солоном и египетскими жрецами, был философ Платон. Пересказывая эту историю в своем диалоге "Тимей", Платон явно отождествляет египетских жрецов и их смех над юношеской забывчивостью Греции. Но Платон не оставил все как есть. Он заставил своего египетского жреца открыть изумленному Солону, что Греция на самом деле такая же древняя, как и Египет. У Греции тоже была глубокая история, но она была забыта. Греция пребывала в состоянии вечной молодости, не зная о своем великом прошлом, потому что у нее не было институтов и культурных технологий, способных хранить и передавать ее прошлое в настоящее. К счастью, Египет записал древнюю историю Афин, и жрецы Исиды теперь были готовы открыть ее Солону. Платон совершил дерзкий поступок: он придумал славную историю Греции и вложил ее в уста египетских жрецов.
Афины, согласно этой истории, когда-то были могущественным и хорошо организованным государством. Самый героический момент наступил, когда они вместе с Египтом и другими странами приняли ведущее участие в войне против военной агрессии Атлантиды, ныне исчезнувшего острова у берегов Африки. Афины доблестно сражались с Атлантидой и ценой огромных потерь победили общего врага. После этого землетрясения и потоп потопили Атлантиду, как и уничтожили все афинские записи об этих великих деяниях. Только благодаря неизменной памяти Египта, его древней письменности и жрецам знания об Атлантиде сохранились и теперь могли быть переданы Солону. Платон столкнулся с дилеммой, которая была противоположна дилемме Нефертити. В то время как Нефертити чувствовала бремя древнего прошлого Египта, Платон жаждал именно такого прошлого. Поскольку такого прошлого не было, он просто выдумал его, утверждая, что его записи можно найти в архивах Саиса.
Но что плохого в культуре, которая наслаждалась вечной молодостью? Это можно рассматривать как большое преимущество, позволяющее культуре изобретать новые виды искусства и новые формы самовыражения, свободные от бремени прошлого. В каком-то смысле именно это и произошло за двести лет между Солоном и Платоном, когда Греция пережила потрясающий всплеск творчества, породив, помимо прочих инноваций, новую форму театра. 2 Но Платону это было не по душе. Он почитал античность и придумал историю о войне Афин с Атлантидой специально для того, чтобы принизить своих современников, включая многое из того, что мы сегодня отмечаем как греческие достижения, такие как гомеровские эпосы, греческая трагедия и демократия. Платона часто рассматривают как представителя классической Греции. На самом деле Платон был аномалией, он был поклонником Египта, жаждал его древней письменности, храмов и жрецов. Он использовал свое восхищение Египтом для нападок на собственную культуру.
ПЛАТОН НЕ ВСЕГДА ВРАЖДОВАЛ С ГРЕЦИЕЙ И ЕЕ ИСКУССТВОМ.
В молодости он полностью погрузился в культурную деятельность, которую впоследствии презирал, прежде всего в афинский театр. По словам его биографа, он стал руководителем хора, состоявшего примерно из двух десятков граждан, которые выступали и танцевали вместе как единая группа и представляли большую общину. Быть руководителем хора означало, что он отвечал за обеспечение костюмами, масками и жильем при поддержке богатого покровителя, который мог позволить себе эти экстравагантные расходы. Поскольку театр был в высшей степени публичным искусством, исполняемым вживую перед большой аудиторией, руководитель хора пользовался всеобщим восхищением. В юном возрасте Платон сумел утвердиться в центре искусства, которое ценило непосредственность, - искусства настоящего времени. 3.
Греческий театр был представлен в рамках самого зрелищного фестиваля города. Фестиваль Дионисии проводился весной, когда море снова становилось судоходным после зимнего сезона штормов, и был посвящен богу Дионису, покровителю веселья и театра. Фестиваль привлекал толпы гостей: одни шли пешком из окрестных деревень, другие ехали на ослах или мулах, третьи приплывали на лодках с близлежащих островов или из более отдаленных поселений и торговых постов. Независимо от того, откуда они приезжали, гости надевали свои лучшие одежды, иногда даже театральные маски, а те, кто мог себе это позволить, ехали на колесницах.
Праздник способствовал широкому участию всего афинского общества, включая не только граждан (исключительно мужчин), но, скорее всего, и женщин, metikoi (иностранцев, которые выполняли большую часть ручного и квалифицированного труда) и douloi (порабощенных людей, которые в основном работали в сельском хозяйстве). 4.
Как руководитель хора, Платон играл важную роль в организации фестиваля, который открывался шествием статуи Диониса по улицам города. Толпы людей стояли по обе стороны, чтобы увидеть жертвоприношение коз и овец, а затем следовали за статуей вверх по холму к большому театру Диониса - открытой арене, вырезанной в склоне горы в окружении благоухающих кипарисов и оливковых деревьев. Оттуда зрители могли видеть вплоть до гавани, источника силы этой морской империи. Над ними возвышалась древняя цитадель, или Акрополь.
Но Платон не довольствовался ролью руководителя хора; он также написал трагедию и надеялся, что она будет исполнена в рамках фестиваля. 5 Платон жил в конце золотого века греческой драматургии. В предыдущих поколениях три великих трагика, Эсхил, Софокл и Еврипид, создали новую мощную формулу трагедии. Главных героев, часто царей или других высокопоставленных особ, играли актеры-мужчины в масках, которые утрировали их мимику и усиливали их голоса. На сцене почти не было декораций и реквизита, но сарай в задней части сцены постепенно переоборудовали под декорации. 6 Поскольку в спектакле могли участвовать только два или три актера, сарай (называвшийся skene, от которого произошло слово "сцена") позволял им менять характер. Жестокие сцены никогда не разыгрывались на сцене, а происходили вне сцены, например, в
